— А она… Она возвращалась сюда? Вы ее видели?
— Жаль, я не могу сказать тебе, что видел ее. Но она с тобой. Ее любовь тоже с тобой, прямо здесь, — доктор погладил Джаспера по щеке и похлопал по пальцам, сжимающим медальон. А потом встал и направился к двери.
— Подождите! — Просьба Джаспера настигла его уже на пороге. — Вы не закончили свою сказку. Она потом вернулась?
Доктор обернул удивленное лицо к мальчику на больничной кушетке.
— После того как мать убежала прочь, уводя за собой волка. Она вернулась?
Выражая сожаление, губы доктора сжались в тонкую линию.
— Нет. Волк миновал дерево, на котором сидело дитя, направляясь назад, в свое логово. Он уже не был голоден.
— Что тогда стало с ребенком? — вздрогнул Джаспер. — Он выжил?
— Три дня и три ночи он плакал, призывая мать. И тогда ее голос вернулся к нему трелями лесных птиц. Мать поведала ему, что бояться нечего. Рассказала, что отдала свою жизнь, спасая его, и что всегда будет поблизости — в птичьих голосах, в шуме ветра, в синеве неба. И знаешь, что сделал тогда ребенок?
Когда Джаспер мотнул головой, с его щеки сорвалась слеза.
— Он слез с дерева, Огичидаа. Сам, без всякой помощи.
Сказав это, доктор вышел и прикрыл за собою дверь.
Глава 37
Когда доктор ушел, Джаспер уселся на постели, жалея, что нельзя просто выдернуть из руки трубку. Ему не хотелось прятаться на дереве. Он хотел к маме.
Она могла быть неподалеку. Ее машину нашли всего в нескольких милях отсюда. Она даже могла прятаться где-то рядом, в резервации. Прозрачная жидкость в склянке тихо и ритмично отсчитывала капли. Джаспер опустил голову на подушку и вздохнул.
Делать было нечего, и вскоре он совсем извелся от скуки в своей маленькой палате. Подхватил с пола книгу про индейцев и прочел ее. Потом прочел ее еще раз. Там много чего говорилось о бизонах, вигвамах и сражениях, но о волках — ни слова.
Джаспер вытянул ожерелье из-под одеяла и еще раз внимательно его изучил. Доктор Уайтберд был знаком с мамой. Хмурясь, он набросил нитку на шею и спрятал медальон под рубашкой. Пообещал себе обязательно расспросить о нем маму, когда та вернется. Уже складываясь в слова, мысли туманились сомнением.
В сказке мама так и не вернулась.
Наконец дверь его комнаты открылась, впуская медсестру с новым подносом.
— Сегодня ты сияешь пуще прежнего, маленькая рыбка, — сказала она, выставляя поднос на край кушетки. — Рад, что вернешься домой?
— Да, спасибо вам, — ответил Джаспер, разглядывая угощение. Вновь кукуруза с олениной. Он покосился на склянку, подколотую к его руке: заполнена еще на четверть.
— Ты измаялся на своем крючке, — сказала женщина, заметив его гримасу. — Не тревожься. По-моему, уже почти готово. Когда покушаешь, я приду и выну иголку.
Услышав эту весть, он заулыбался и с жадностью накинулся на еду. Медсестра вышла, посмеиваясь; Джаспер же вычистил тарелку до последней крошки, мечтая, чтобы его поскорее объявили здоровым. Честно говоря, он еще чувствовал слабость, а в ноге зудело так, словно ее кусал целый блошиный выводок. Джаспер уже сообразил, что ему придется изо всех сил постараться не расчесать ногу прямо сквозь бинты, но решил про это не думать. Ему хотелось вырваться из этой комнаты, лишенной окон.
Медсестра не спешила вернуться. В склянке наверху осталось всего с полдюйма жидкости, когда она явилась выполнить обещание и вытащила иглу из руки Джаспера. Он повернулся было встать, но она мягко толкнула его назад, на подушку.
— Не спеши, маленькая рыбка. Дай мне еще разок сменить эти повязки.
Она размотала бинты. Джаспер почти ожидал увидеть гнездо вертких личинок. Но нет — ранки начали подживать, стягивая кожу по краям.
— Они чешутся!
— Это хорошо. Это значит, порезы уже затягиваются. — Голос медсестры сделался строгим: — Всю будущую неделю тебе придется менять бинты по два раза на дню. А до той поры — никакой беготни и катания в грязи, ладно?
— Ладно.
— Твои родные еще не приехали. Придется подождать.
— Не возражаете, если я прогуляюсь снаружи? — спросил Джаспер, стараясь не выдать голосом напряжение. — Я соскучился по солнышку.
Она замерла и немного подумала.
— Я не могу терять тебя из виду, маленькая рыбка. Ты здесь впервые. И не знаешь нашей деревни.
Единственная возможность отправиться на поиски мамы оказалась упущена, и лицо у Джаспера вытянулось.
— Нет, только не теряй свое сияние. Подожди-ка тут.
Оставшись один, Джаспер боролся с искушением улизнуть без спроса.
Медсестра вернулась прежде, чем он успел сделать выбор, и была уже не одна. Рядом с ней стоял смуглый мальчик не особенно выше его самого.
— Это мой сын, Пати. Он погуляет с тобой немного.
Пати рассматривал Джаспера, словно необычного жука.
— Привет, — помахал ладонью Джаспер.
Смуглый мальчик не шевельнулся.
— Ну вот. Теперь отправляйтесь, походите снаружи. — Медсестра повернулась к сыну и сказала ему еще несколько слов на незнакомом Джасперу языке.
Тот кивнул и, подойдя к Джасперу, взял его за руку.
Плечом к плечу мальчики прошли по коридору до скудно обставленной приемной. Джаспер едва помнил, что уже бывал здесь, хотя прошло не больше двух дней. Оттуда Пати вывел Джаспера прямо на слепящее солнце. Не по сезону теплый день был в самом разгаре. От узкой проселочной дороги, бегущей круто вниз с холма к 25 шоссе, клинику отделял рядок деревьев. Как сказано в мамином дневнике, холм носил когда-то гордое название «Врата веры», но указателя нигде не было видно.
Едва они вышли из поля зрения медсестры, Пати поспешил выпустить руку Джаспера.
— Ну, и куда ты хочешь пойти? — спросил он безо всякого акцента.
— Сам не знаю, — признал Джаспер, который сомневался, стоит ли доверять этому странному сверстнику. — Я вроде ищу кое-кого.
— Здесь, в Черной Реке? — мальчик криво усмехнулся, оглядывая Джаспера с головы до ног. — Индеец или белый?
— Э… белый.
— Тут у нас есть только одно место, куда ходят бледнолицые. Я покажу, но ты не расскажешь об этом моей матери. Уговор?
— Уговор, — кивнул Джаспер и протянул ладонь, чтобы скрепить его.
Мальчик лишь странно посмотрел на него и отправился дальше по грунтовой дороге. Джаспер уронил свою руку и последовал за ним. Костюм Пати сильно напоминал его собственный. Ни мокасинов, ни кожаной куртки с кистями; просто ботинки и джинсы. Впрочем, волосы у Пати были черные и длинные, собранные в падавший на спину хвост. В остальном он был обычным мальчишкой, каких полно в любой школе.
Оставив клинику позади, двое ребят забрались еще выше по склону, следуя все той же проселочной дорогой. По пути они миновали площадку с трейлерами, где группками сидели взрослые, наслаждаясь солнечным теплом. Тлело несколько костров, и в воздухе висел дымок от горелой листвы. Один мужчина, жаривший на вертеле здоровую рыбину, помахал Пати рукой и сказал что-то непонятное. Пати ответил ему на том же языке, показав на Джаспера. Мужчина рассмеялся и жестом отправил их дальше.
— Что он говорил? — поинтересовался Джаспер сразу, как они вышли за пределы слышимости.
— Спрашивал, что ты здесь делаешь. Я сказал ему, что ты ищешь пьяного отца.
Джаспер даже запнулся, услыхав такое.
— Не бойся. Большинство бледнолицых приезжают сюда напиваться. Так он тебя даже не запомнит.
Джаспер хотел было возмутиться, но Пати уже повернулся к нему спиной; оставалось только следовать за ним, проглотив оскорбление. Если он не хотел потерять крошечный шанс отыскать маму, выбора не было.
Джаспер одолел больше мили на своих изувеченных ногах, когда из-за деревьев навстречу ему вдруг выплыло большое, похожее на склад здание. В просветах между соснами стояло несколько грузовиков-пикапов.
— Игорный дом, — пояснил Пати, указывая на здание. — Бледнолицые приезжают сюда играть, вопреки запрету.
Джасперу сразу вспомнились слова доктора Уайтберда.
— На деньги?
— Да. — Пати провел Джаспера под деревьями к боковой стене здания. — Внутрь нам не зайти, но отсюда все видно. — Он указал на щель между досками.
Джаспер приник к ней лицом и, зажмурив один глаз, оглядел зал за стеной. Там было темно и сильно накурено. Глухое бормотание голосов и звон стаканов тонули в шипящей и щелкающей музыке проигрывателя. Прямо напротив щели за столом сидели четверо мужчин с картами в руках. Рядом с каждым — стопки красных и синих жетонов. У стола по соседству стояла женщина, которая сдавала карты другим игрокам. Когда Джаспер увидел длинные темные волосы, у него екнуло сердце, но уже через миг он понял, что женщина не была его мамой.
По залу за стеной были расставлены и другие игорные столы, наполовину заполненные людьми. В дальнем углу за пустым столом примостился одинокий мужчина с низко опущенной головой. По залу ходили еще две женщины: одна обносила столы сигаретами, вторая — напитками. Обе не были той, кого искал Джаспер. За накрытым столом в дальнем углу сидел старик, который шептал что-то на ухо девушке, устроившейся у него на коленях. Та смеялась. Обвислое, бледное лицо Артура Хойта не перепутаешь; ухмыляясь, он водил губами по шее девушки. Увидев это, Джаспер инстинктивно отшатнулся от стены.
Где-то наверху, на втором уровне зала, громко хлопнула дверь. Джаспер не мог разглядеть в темноте, что там такое, но сеновалом здесь и не пахло. Только дымом и потом.
— А зачем… ну, почему они приходят сюда играть? — прошептал Джаспер, не сводя взгляда с Хойта и девушки. Дядя Лео и тетя Вельма время от времени собирались перекинуться в карты с соседями, не устраивая по этому поводу большой переполох.
— Законы бледнолицых запрещают им это, — шепнул в ответ Пати. — Но сюда полиция не приезжает.
— Но почему?
В дальнем конце зала что-то разбилось с оглушительным треском. Один из игроков швырнул свой стакан об пол и вскочил с места, что-то крича оставшемуся сидеть мужчине с картами в руках. Джаспер вздрогнул от неожиданности: это кричал Большой Билл.