— Извини его. Я понимаю, мы не такие утонченные, как твои друзья из университетской среды.
— Надеюсь, у тебя не будет неприятностей?
— Нет. Капитан Эмери относится ко мне как к сыну. Пойдем, я провожу тебя до двери.
Сантомассимо вылез из машины, обошел ее и открыл ей дверь. Мимо проехал еще один скейтбордист, подпрыгнул и приземлился на лужайке, а его доска, изменив направление, прокатилась через дорогу. Сантомассимо подал Кей руку. Его смущение прошло. Подростки возвращались, держа скейтборды в руках. Они посмотрели в сторону Сантомассимо и Кей, стоявших возле «датсуна» и державшихся за руки. Он слегка отстранился и взглянул ей в глаза, впервые за все это время увидев в них веселые искорки. Однако в следующее мгновение она вновь стала серьезной.
Было очень тихо. Дом купался в оранжевых лучах заходящего солнца, чуть заметно покачивались длинные перистые листья пальм. Со стороны вымощенного плиткой двора доносилось слабое журчание фонтана.
Снова зашипела рация.
— Лейтенант, — послышался голос Джима Бишопа. — Бронте нашел на пляже чемодан со шприцами. Вы можете сюда приехать как можно быстрее?
— Надо ехать, — с явной неохотой сказал Сантомассимо.
Кей кивнула и отперла калитку. Плитка вокруг фонтана была украшена изображениями ив и павлинов. На поверхности воды плавали кувшинки, над ними возвышались коричневые головки камышей. По дну лениво перемещался черный сомик, между стеблями растений сновали юркие золотые рыбки. На воду то и дело падали тени качавшихся в вышине пальмовых ветвей.
— Красиво? — спросила Кей.
— Красиво. Напоминает мою кровать.
— Я тоже именно об этом подумала.
Было прохладно. Со стороны дома не доносилось ни звука.
— Что за люди живут здесь?
— Разные люди. Адвокаты, один студент-медик, сотрудник фирмы, занимающейся импортом, одинокий профессор — очень милый человек. Мы довольны, что никто не устраивает здесь безумных вечеринок.
— Ты давно тут живешь?
— Три года. По меркам Лос-Анджелеса — давно. Я переехала сюда, когда начала преподавать в университете. А до этого годами снимала квартиры в менее живописных местах.
— Этот дом похож на виллу моего дяди Паоло.
— Да, выдержан в средиземноморском стиле. Псевдосредиземноморском, — уточнила Кей. — Зайдешь выпить кофе?
— Я бы с удовольствием, но не могу.
— У меня хороший кофе.
— Дело не в кофе.
— Тебе действительно нужно ехать?
— Боюсь, что так.
Они поднялись на лифте на верхний этаж, и, когда подошли к двери ее квартиры, Сантомассимо положил на плечо Кей руку. Она замерла.
— Кей… ты знаешь… ты очень много для меня значишь.
Он коснулся ее щеки, она поцеловала его руку.
— Ты смущаешь меня, Великий Святой, — чуть слышно произнесла она. — Все сейчас как-то по-другому. Мне не хочется, чтобы ты уходил.
Он прижал ее к себе, такую мягкую, нежную. Ни одна женщина не вызывала в нем столь сильного желания.
Кей отперла оба замка и приоткрыла дверь. Тусклый свет выхватил из темноты часть ее лица. Казалось, она явилась ему в сладостном сне и была воплощением самого заветного, что есть в жизни. Стоило только протянуть руку…
— Фред… зайди. Пожалуйста.
— Не могу, Кей. Я хочу этого больше всего на свете. Но я должен ехать.
Она поцеловала его в щеку и улыбнулась на прощание:
— Я вернусь из Нью-Йорка, и мы наверстаем упущенное время.
Она коснулась его губ своими губами, затем прижалась к нему всем телом. Сантомассимо пьянел, ощущая ее так близко, словно оказывался под действием сладкого яда.
— Когда ты вернешься? — спросил он.
— В понедельник вечером. Довольно скоро, не так ли?
— Я буду скучать.
Они целовались долго и страстно.
— В котором часу твой самолет? — спросил Сантомассимо.
— Вечерний рейс двадцать два сорок пять. Дешевый билет. Дешевая еда. Дешевый отель…
— А какой отель?
Кей сделала кислую мину.
— «Дарби», Западная Пятьдесят пятая стрит. — Внезапно ее лицо просветлело. — Ты хочешь приехать?
— Хотел бы, но, боюсь, не смогу. Но в аэропорт тебя отвезу.
— Договорились, Амадео.
— Ты единственная женщина, кроме моей мамы, которой я позволяю так себя называть.
Кей тихо засмеялась и переступила порог квартиры. Сантомассимо увидел уютный интерьер со множеством книг в сделанных на заказ шкафах и красочными живописными работами на стене. Кей смотрела на него с какой-то отчаянной страстью, словно пыталась удержать ускользавшую мечту. Казалось, она хочет сказать нечто, предназначенное только ему. И вдруг она смутилась и закрыла дверь. Сантомассимо подождал, пока не защелкнутся оба замка, затем направился вниз.
Выйдя из дому, он огляделся. Во дворе никого не было. Но в воздухе витало нечто необъяснимо страшное, пахнувшее смертью. Казалось, все живое вокруг — пальмы, лилии, камыши, золотые рыбки — съежилось от страха в сгущавшихся сумерках. Было удивительно тихо. Сантомассимо представил, как Кей раздевается у себя в спальне, готовясь ко сну.
Оказавшись в машине, он тут же включил рацию. Сквозь шипение и треск до него донеслись команды, которые Джим Бишоп раздавал патрульным машинам.
— Джим, — сказал он, — это Сантомассимо.
— Да, сэр.
— Джим, необходимо обеспечить профессору Куинн полицейскую охрану.
— Сэр, у нас нет на это полномочий. Капитан Эмери никогда бы не дал…
— Позвони капитану Перри из Управления по особо важным делам, скажи, что это по делу Хичкока. Скажи, что наш эксперт нуждается в охране. Роузмонт-Драйв, 1266. Все понял?
— Капитана Эмери удар хватит.
— Шевелись, Джим!
Кей включила свет. Закрыв дверь, она оказалась одна в оглушительной тишине квартиры и бессильно оперлась спиной о стену. Она размышляла о неожиданном событии, случившемся в ее жизни. Этим событием был полицейский. Да еще с таким именем. Фред Сантомассимо. Амадео Сантомассимо. Он носил в своем сердце раздражение и обиду. Боялся собственных чувств. Но в то же время был способен проявить теплоту и нежность.
Мужчины, с которыми она встречалась до Сантомассимо, были слишком сложными. Жившие напряженной внутренней жизнью, стремившиеся достичь предельных высот в интеллектуальной сфере, они доверялись только наблюдениям и логическим выкладкам, подвергаясь нападкам со стороны столь же блестящих и агрессивных умов в печатных изданиях и конференц-залах.
Они были уязвимы, нервны, часто впадали в депрессии или прикладывались к бутылке. Жестокость нередко сочеталась в них с ранимостью.
А Сантомассимо был жестким. Жестким и простым в своих внешних проявлениях. Этого от него требовала профессия. И эта жесткость была ей нужна так же, как и его нежность.
Кей включила лампу, стоявшую возле софы. У нее было несколько керамических вещиц, но они не шли ни в какое сравнение с обстановкой в квартире Сантомассимо. Даже в художественной галерее она не испытывала такого трепета, какой ощущала, находясь в его спальне, пока там не появился призрак Маргарет. Мебель в его квартире была массивной и почти до нелепости изысканной. Кей подозревала, что и любовью он занимается в таком же стиле.
Ее квартира была своего рода убежищем от повседневной суеты и необходимости постоянно быть на виду. На стенах висели фотографии старой студии «Илинг»138 и редкое изображение молодого Альфреда Хичкока, сына зеленщика, гениального уроженца лондонского Ист-Энда.
На полу лежал желтый, вздувшийся попкорн.
— Боже…
Кей замерла в оцепенении, ее взгляд остановился на попкорне. Она прислушалась. В квартире царила тишина. Кей обвела взглядом гостиную: ковер на полу, письменный стол, дверь спальни… приоткрыта.
Она попятилась к окну и сквозь жалюзи посмотрела на улицу. Сантомассимо разворачивал свой голубой «датсун». Она подергала ручку окна, но та не поддалась. Кей обернулась. Дверь спальни чуть заметно качнулась. Она отчаянно забарабанила по стеклу. Рванула задвижку, и окно наконец открылось.
Безумная тень выпорхнула из спальни, с криком пронеслась над письменным столом и, ударив Кей, отбросила ее к книжному шкафу.
— О боже!..
Сокол почуял добычу и впился кривыми когтями ей в лицо.
— Фред! — вскрикнула она.
На нее посыпались книги с полок. Она закрыла лицо, но огромная птица стала рвать ей руки. Отбиваясь вслепую, она ударила сокола по крылу. Раздался пронзительный крик, и клюв вонзился ей в шею.
— Фред!
Поток воздуха, поднятый взмахами крыльев, донес до нее теплое зловоние, которое исходило от перьев птицы. Сокол целил ей в глаза, но промахнулся и слегка расцарапал лоб.
— Фред!
Сантомассимо резко остановился, выглянул в окно и посмотрел наверх. Он увидел Кей и падавший книжный шкаф, затем через гостиную перелетела лампа. Он заглушил мотор, выскочил из машины и понесся к калитке.
— Кей!..
Он слышал ее крики. С грохотом упала и разбилась еще одна лампа. До его слуха донесся еще какой-то звук, похожий на колыхание простыней на ветру или на хлопание крыльев хищной птицы, готовой ринуться на добычу.
— Кей! — закричал он. — Кей!
Он колотил кулаками в дверь, изо всей силы навалился на нее плечом. Она даже не дрогнула.
— Кей!
На четвереньках Кей ползла к двери гостиной. Ее юбка была разорвана, на желтой блузке проступили кровавые полосы. Сокол, распластав крылья, вновь набросился на нее, он бил ее клювом, рвал когтями, подбираясь к глазам.
Боковым зрением она увидела изогнутый клюв с застрявшим в нем пучком волос — ее волос — и жуткий, зловещий блеск в крошечных глазках с горящими черными точками зрачков.
Птица издала дикий победный крик. Кей кубарем перелетела через край софы и упала на пол. Птица с лету ударилась ей в грудь, разрывая блузку, пытаясь дотянуться когтями до вены на шее.
— Фред! Господи! Фред!
Сантомассимо вновь навалился на дверь. Но она была сделана из крепкого ясеня и дополнительно усилена стальными пластинами. Он развернулся, бросился к панели звонков и принялся нажимать на все кнопки, звоня во все квартиры.