Он стоял и смотрел, как догорает его дом. В искрах пламени и дыму он заметил несколько духов, уносимых потоками раскалённого воздуха. В одном, тёмном и бесформенном он опознал отца, а в другом, светлее, мать. Другие были его братьями и сёстрами, но яркое пламя не дало различить их по именам. Вокруг суетились соседи, которые сначала пытались тушить раздувшееся пламя, а потом просто стояли и смотрели, как догорает дом, как проваливаются внутрь стропила и от жара лопаются стёкла.
К утру он остался в одиночестве на пепелище. Потом появились какие-то люди и забрали его с собой, в город.
Так он оказался в приюте для сирот, большом сером неуютном доме, больше похожем на тюремный каземат. Ему отвели койку, застеленную серым одеялом, и тумбочку, куда ему было нечего класть. С пепелища он мог захватить с собой разве что уголёк. Северин стал коротать свои дни в окружении таких же недокормленных, больше похожих на лемуров, детей. Лет пятьдесят назад им просто пришлось бы скитаться и умереть на улице, а теперь такие дети дожидались шестнадцатилетия, поддерживаемые трёхразовой приютской кормёжкой, чтобы попасть в чернорабочие, на фабрику, или в прислуги.
В приюте Северин стал посещать занятия в школе, которые вели приглашённые учителя, которые по каким-либо причинам не смогли устроиться в обычные школы. Северин быстро научился читать и писать, пристрастился к чтению, математика давалась ещё легче, только с Законом Божьим выходил нелады, и законоучитель наказывал Северина чаще других неуспевающих.
В приюте Северин часто сталкивался с духами, но чаще всего это были бесплотные, лёгкие духи скончавшихся здесь сирот, незаметные, как воздух. Часто Северин видел мать, или кто-нибудь из братьев или сестёр навещал его, но общения не получалось. Кажется, они считали, что он немного виновен в случившемся. Северин пожимал плечами и опускал взгляд. Отец не приходил никогда, Северину казалось, что его душа попала в такое место, откуда невозможно вырваться.
Был призрачный шанс покинуть приют и раньше шестнадцати лет. Время от времени приют посещали какие-то женщины и мужчины, беседовали с питомцами, дарили книжки и угощали конфетами. Иногда после таких посещений они приезжали опять и забирали с собой приглянувшегося мальчика или девочку. Воспитатели при этом делали благостные лица, осеняли себя крестом, а потом рассказывали, что тех детей усыновили, и нет для сироты судьбы более завидной, и что не перевелись ещё на свете милосердые люди. Северин больше этих детей не видел, и думал, что с ними могло произойти что-то нехорошее, раз они больше не навещают своих товарищей. Впрочем, ему такая судьба не грозила, он был необщителен и замкнут, дичился незнакомых и смотрел исподлобья.
По достижении двенадцати лет вместе со всеми мальчиками он начал работать в мастерской. Работа опять была связана с деревообработкой – он сколачивал деревянные ящики для бутылок, плёл корзины, делал табуретки и лавки. Умение обращаться с инструментом очень ему пригодилось.
Он ни с кем не общался, пристрастившись к чтению, и больше времени проводя с книгами, чем с товарищами. Особенно ему нравились книги по географии, а большой атлас он мог рассматривать часами, переворачивая холодные страницы с незнакомыми названиями. Иногда у него появлялись мысли сбежать отсюда в любое из мест, обозначенных на карте, а ещё лучше, в такое место, которое нигде не обозначено, но он не представлял, как жить за пределами приюта, к которому он уже привык за несколько лет. Призраки почти перестали его тревожить, видимо, уверившись в полной его бесполезности и потеряв к нему всякий интерес.
В один из пасмурных октябрьских дней, когда приют решила посетить очередная порция взрослых в сопровождении попечительского комитета, Северин сидел в своём углу с книжкой Дюма на коленях. В дни посещений занятий не было, и работа в мастерской отменялась. Воспитатель позвал Северина на построение, тот нехотя отложил приключения мушкетёров, заложив закладку.
Северин занял своё место в середине строя, по возрасту он должен был бы стоять в начале, но из-за невысокого роста его обогнали многие ребята помладше. Он не смотрел на взрослых, мужчин в костюмах и женщин в красивых платьях, которые подходили к мальчикам, разговаривали с ними под чутким оком попечителей. Это должно было продолжаться не больше пятнадцати минут, поскольку нужно было зайти ещё и в отделение для девочек. Северин смотрел в окно, гадая, пойдёт дождь или нет, когда вся толпа взрослых проследовала мимо него, не удостоив даже взглядом, и заняла беседой мальчиков в самом конце. Но среди мужчин и женщин Северин заметил маленькую девочку, лет пяти-шести, в слишком лёгком для осенней погоды платьице. Она беспечно скакала среди не обращающих на неё внимания людей. «Странной место для ребёнка», – подумал Северин, не заметив в своих мыслях маленькой ошибки, потому что сиротский приют вряд ли мог показаться необычным местом для этой девочки, будь она сиротой. Девочка подбежала к нему и остановилась у ног, подняв вверх маленькое светящееся личико. Это был призрак, довольно сильный, хорошо видимый и неопасный. Северин подмигнул девочке, гадая, откуда она появилась. Девочка показала рукой на группу взрослых, среди которых выделялась высокая женщина в шляпе с вуалью. «Это твоя мама?», – спросил Северин, не разжимая губ. «Да». Девочка засмеялась и закивала головой. Северин не ощущал головной боли, и руки не похолодели. Интересно, думал он, откуда она берёт столько энергии. Девочка повернулась и побежала туда, где стояла её мать, которая повернулась в их с Северином сторону, словно могла видеть и слышать их безмолвный разговор. На мгновение ему стало стыдно за свою неопрятную серую форму, он опустил взгляд.
Комиссия ушла, Северин вернулся в свой угол к книге, но весь остаток дня его не покидало чувство, что откуда-то из-за темноты вуали на него смотрят всевидящие и всепонимающие глаза. Ночью он долго ворочался под сбившимся стёганым одеялом, полная луна светила прямо в изголовье кровати. Он перевернулся к стене, ему показалось, что у дверного проёма проступает высокая фигура. Он протёр глаза, оказалось, просто игра света, тени и его воображения.
Прошло несколько недель, за учёбой и повседневными делами встреча с девочкой и её матерью забылось. Подоспело время для следующего посещения попечительского комитета и людей, желающих взять на воспитание ребёнка из приюта. Северин, как обычно, стоял на своём месте, всем своим видом выражая благовоспитанность и благоразумие. Шарканье ног и голоса приблизились, потом миновали его, как проходят мимо фонарного столба. Он смотрел вниз, выискивая среди штанин и кринолинов маленькую девочку, но её не было. Он увидел край платья, остановившийся перед ним, скользнул взглядом вверх и увидел ту самую женщину. Она была уже в другом платье и шляпке без вуали, но это была она. Северин смутился и попытался отвести взгляд от её лица, но не смог. Нельзя сказать, что женщина была очень красива, но в её волевом лице и серых глазах была скрытая сила, которая притягивала взгляд. Другие люди ушли далеко вперёд, а женщина всё ещё стояла перед ним, не произнося ни слова. Северин силился рассмотреть сияние или почувствовать холодок в руках, но женщина, вне всяких сомнений, была жива. Она подняла руку и поднесла ко лбу мальчика, словно собираясь благословить его, но вместо этого легонько дотронулась до середины лба, где между бровями Северина образовалась маленькая морщинка.
Пальцы её были прохладны, а само касание легче взмаха комариного крыла, но Северин почувствовал внутри головы шум от тысяч голосов, от которого захотелось защититься, присесть и обхватить голову руками. И в тот миг, когда он уже готов был это сделать, женщина убрала руку, и, по-прежнему молча, ушла вслед за прочими.
Северин прижался спиной к прохладной стене и закрыл глаза, шум в голове постепенно затихал. К нему подошёл воспитатель и спросил, всё ли в порядке. Да, ответил мальчик, с трудом отлепляясь от стены. Ноги и руки плохо слушались его, и он, ковыляя, как паралитик, пошёл искать уединённое место, чтобы привести мысли в порядок. Он забрался на пыльный чердак и присел на лежень у слухового окна.
Он впервые столкнулся с человеком, который обладал такими же способностями. Женщина, безусловно, была медиумом, причём гораздо более сильным, чем Северин. Значит, он не одинок, есть люди, которые видят так же и чувствуют то же. Значит, он не психически болен, всё, что он видел раньше, происходило с ним на самом деле.
Он долго сидел на деревянном брусе, пятно света, падавшего из слухового окна, успело переползти к стене и сменило цвет. Мальчик встал, размял руки и ноги, отряхнул от пыли рубаху и штаны. Он пропустил обед и проголодался, а уже подоспевало время ужина, которого, как он надеялся, его не лишат за долгое отсутствие в мастерских или учебных классах.
Он пробрался в столовую и занял место на скамье подальше от входа. Похоже, он волновался зря, его отсутствия никто не заметил. На всякий случай, поглощая похлёбку с краюхой хлеба, он избегал встречаться взглядом с дежурными воспитателями.
Ночью во сне к нему приходила эта женщина вместе с маленькой девочкой. Девочка показывала пальчиком и что-то быстро говорила, он не слышал, что именно. Он хотел проснуться, но не смог. Девочка подбегала всё ближе, он пытался поймать её, но она необъяснимым образом ускользала. Он проснулся, рассветное солнце светило в окно, но до подъёма ещё оставалось время. Дети в большой спальне ловили последние минуты крепкого утреннего сна. Северин лежал и рассматривал недавно белёный потолок. Он был твёрдо уверен, что сегодня должно что-то измениться, произойти что-то значительное, но непонятно, плохое или хорошее.
После завтрака его вызвали в кабинет старшей воспитательницы. Предыдущие посещения этого кабинета были связаны с наказаниями за проступки, поэтому Северин решил, что его вчерашнее долгое отсутствие не прошло незамеченным. Он постучался и, дождавшись ответа, понурив голову, вошёл.