Несколько тягостных вечеров Северин обдумывал сложившуюся ситуацию. Теперь он ответствен не только за себя, но и за брата, который не виноват в тех душевных неурядицах, которые терзали Северина. Антон просто находился рядом, не показывая никакого недовольства, в то время как Северин размышлял о своей дальнейшей судьбе. Он умел только одно, духи затаились и уже долго не давали о себе знать, но это затишье пугало. Он помнил слова Алисы о том, что духи заставят его заниматься медиумизмом, и он гадал, когда же терпение призраков иссякнет. Антон иногда расспрашивал его о прошлой жизни в Лондоне и других городах, об Обществе психических исследований и сеансах спиритизма, и Северин видел неподдельный интерес в глазах старшего брата. Рассказывая об этих временах, он иногда испытывал сожаление, что всё это прошло. Конечно, больше он жалел об отсутствии Алисы, но и в спиритических сеансах он сейчас видел и привлекательную сторону.
– Не понимаю, чего ты мучаешься, – сказал ему Антон, – ты же можешь в любой момент вернуться к своим прежним занятиям.
Северин сопротивлялся недолго, и очень скоро они оказались в Берлине. За месяцы отсутствия газеты не забыли о Гаевском, гадая о причинах его таинственного исчезновения. Едва журналисты узнали, что Северин снял помещение небольшого театра и заказал в типографии афиши, толпы любопытных начали осаждать гостиницу, в которой они с Антоном поселились. О возобновлении карьеры медиума написали газеты Лондона и Парижа, Алиса из своей глубинки прислала доброжелательное письмо.
Увидев отпечатанные афиши с датой, Северин понял, что обратного пути у него нет. До выступления оставалось ещё несколько дней, за которые он успел показать город Антону, который за годы своих скитаний не бывал в Берлине.
Он стоял за кулисами, уставившись в пыльный занавес, и волновался. Старое здание пропахло пылью и бедностью, из тёмных углов под свет рампы просачивались едва различимые духи умерших и давно позабытых актёров. Они, как позёмка, скользили под его ногами, стараясь привлечь внимание. Но едва занавес открылся, и он услышал аплодисменты, волнение ушло, как уходит поезд с вокзала. Северин видел, что может властвовать над собравшимися в зале людьми, лица которых он слабо видел в сумраке зала, но точно знал, что все их взгляды устремлены к нему, и две сотни сердец замерли в ожидании услышать хоть одно его слово. Он знал, что в первых рядах вожделеют сенсации корреспонденты крупнейших газет, лучшие перья города занесены над листами блокнотов. Он взмахнул руками и шагнул на сцену.
Всё прошло даже лучше, чем он ожидал. Видимо, за время перерыва в своих выступлениях, он накопил много энергии, поэтому после сеанс не чувствовал никакой усталости, наоборот, желание взаимодействовать с публикой ещё и ещё. И пусть выручка от первого выступления была сравнительно невелика, но благодаря статьям в утренних выпусках его престиж поднялся до небывалых высот. Уже для третьего выступления пришлось снять зал в три раза больше, и поднять цену за билеты, и всё равно его ждал аншлаг. В надежде получить сообщение из потустороннего мира люди занимали очередь у касс за несколько часов до их открытия. Конечно, из-за большого числа собирающихся в зале людей Северин не мог пообщаться с каждым лично, и тогда Антон посоветовал разбить выступление на две части, и во второй половине отвечать на поданные из зала записки, а капельдинеры следили за тем, чтобы с одного места было подано не более одной записки. Новый способ понравился публике, да и самому Северину было проще работать с кусочком бумаги, на котором запечатлелась энергия человека, который задавал вопрос. Ощущая эту энергию кончиками пальцев, гораздо проще было выделить из общей массы необходимого фантома, как опытный наборщик из ящика вслепую выбирает нужную букву.
После Берлина были Мюнхен и Вена, новые залы, новые выступления и новые деньги. Всё чаще из зала ему подавали записки с вопросом, когда начнётся война. Духи не говорили ничего определённого, зачем-то советуя обратить внимание на Балканы. Последние несколько лет постоянные войны раздирали эту часть Европы, поэтому совет не выглядел неожиданным, такой мог дать любой бюргер из Лейпцига или буржуа из Лиона, посещавшие сеансы Северина. Северин качал головой и разводил руками, а люди ждали конкретных дат, имён и названий. Теперь и газетчики стали злее и навязчивее, он скрывался от них в дешёвых отелях и на дорогих виллах, но они проникали всюду, вызывая недовольство Антона. Однажды одного журналиста, самого настырного, нашли зарезанным прямо под окнами гостиницы, где жил Северин, но он, конечно, не имел к этому никакого отношения.
Они переписывались с Алисой, которая в одном из писем сообщила, что выходит замуж. Северин путешествовал по Польше, из Варшавы завернул в свой родной городок, постоял с Антоном на заросшем травой пустыре, где когда-то стоял их дом. Сделав небольшой крюк по пути в Белосток, они несколько дней провели в гостях Алисы и её мужа, сельского врача. Алиса была счастлива, свободное платье не могло скрыть её округлившийся живот. Мальчик, определил Северин. Назову его в честь тебя, сказала Алиса. Я буду рад, ответил он, гадая, сможет ли он быть так же счастлив когда-нибудь. Алиса отошла от спиритизма, посвятив себя домашним делам и заботам о муже. Северин не стал спрашивать, как ей удалось откупиться от своего дара, или она просто взяла небольшую передышку для рождения ребёнка.
Он старался проводить представления во всех крупных городах, через которые проезжал. В столице с ним отказался встречаться Распутин, в Москве сеансы прошли без большого успеха, и Северин, которому не понравилась Россия, принял решение возвращаться назад. В небольшом и грязном губернском городе он дал последнее представление перед возвращением в Варшаву.
В зале городского театра, переполненном публикой, эта девушка сразу привлекла его внимание. Она смутно напоминала кого-то, он не помнил, кого именно, но в тёмном зале глазами постоянно натыкался на её спокойный и ясный взгляд человека, находящегося в гармонии с самим собой. Ни одного фантома не было рядом с ней. Во второй части представления он ждал записки от неё, но ему передавали только глупые и хамоватые вопросы. Она ушла до конца представления, заставив Северина пожалеть, что он не выбрал её в качестве помощницы в первой половине своего выступления.
Записку принесли прямо в номер. Незнакомка хотела встретиться в городском парке через час.
Северин волновался как школьник. У него ещё не было романтических отношений с противоположным полом, не считать же таковыми регулярное посещение публичных домов по совету брата, который в своё время и познакомил Северина с этой частью человеческой жизни. Но эта девушка, чувствовал Северин, была несоизмеримо выше, чем всё то, с чем он соприкасался за всю свою жизнь, в ней было что-то религиозное, подвижническое, как у первых римских христианок, среди распутства вечного города скрывающие свою веру в единого Бога.
Она ждала его у входа в гостиницу, повернувшись спиной. Дверь бесшумно закрылась, девушка обернулась ему навстречу. Он ещё раз удивился цвету её глаз, которые на закатном свету выглядели ещё необычнее, чем в темноте зала. Ни слова не говоря, они пошли вниз по улице, спустя несколько шагов она взяла его под локоть. Северин не знал, что говорить, а духи не спешили ему на помощь. Он чувствовал, что девушка тоже обладает небольшими экстрасенсорными способностями, но не мог сказать, какими именно. Впереди был сквер с памятником какому-то императору, они с трудом нашли свободную скамейку и сели. Девушка разгладила платье и сказала:
– Меня зовут Женя. Мне очень понравилось ваше выступление.
Что бы он ей ни сказал, всё прозвучало бы глупо и неуместно, но всё же он завёл с ней обычный разговор знаменитого артиста с поклонницей, мучаясь внутренне от фальшивости собственного тона. Она, казалось, ничего не заметила, рассказывая ему, что уже бывала на его сеансе в Варшаве, когда ездила в гости к тётушке, и очень удивилась, что он будет выступать здесь, в городе скучном и, по её мнению, не интересном. В Варшаве, говорила она, ей тоже хотелось познакомиться с ним, но послать записку не хватило духу, а сейчас она отважилась.
– Вы очень правильно сделали, – сказал Северин, покраснев.
Это были его первые искренние слова за вечер. Она рассказывала ему о своей жизни, об учёбе, а он рассказал ей о своём детстве, об Алисе и своих путешествиях. Северин никогда не думал, что способен так общаться с человеком, которого видит первый раз в своей жизни.
Они не заметили, как начало темнеть. Женя встала со скамейки, поправляя юбки.
– Я провожу вас, – сказал Северин. Ему не хотелось, чтобы эта девушка уходила.
– Нет, прошу вас, не нужно, я живу недалеко, – ответила она.
Они стояли у выхода из обезлюдевшего сквера. Император неодобрительно смотрел на них сверху, хотя при жизни не отказывал себе в удовольствии общения с красивой женщиной.
– Когда вы уезжаете? – спросила она.
– Послезавтра, – сказал Северин, хотя на завтрашний поезд уже были куплены билеты.
– Значит, завтра мы сможем увидеться? – спросила она.
– Да, – ответил он, – давайте встретимся здесь завтра в четыре.
Ему показалось, что сейчас Женя его поцелует, и он напрягся, но она просто ещё раз заглянула ему в глаза и ушла. Он стоял и смотрел ей вслед, не понимая, влюбился он, или ему лишь показалось.
В номере его встретил недовольный Антон, который рассердился ещё сильнее, когда Северин сказал ему, что нужно сдать завтрашние билеты.
– Это из-за этой девки? – прямо спросил Антон.
– Возможно, – ответил Северин.
Антон повернулся к нему спиной.
– Опомнись, – сказал он, – зачем она тебе нужна?
– Я не знаю, – честно ответил Северин.
Он был не расположен беседовать на эту тему с братом, поэтому просто принял ванну и лёг спать.
Проснувшись утром, он увидел, что Антон уже куда-то ушёл. Северин съездил на вокзал и сдал билеты, не покупая новые. Время тянулось тягостно, на двенадцать была назначена встреча с газетчиками, в зале было жарко, а вопросы неинтересны и однообразны. Антона нигде видно не было, хотя обычно на таких встречах он безмолвно маячил за спинами журналистов.