Также его поразило странное пристрастие всякого ранга командиров и начальников к бритью черепа, не объяснимое ничем, кроме, может быть, профилактики тифа. Ловенецкий был почти на голову выше кряжистого чекиста, и ему хорошо были видны шрамы от опасной бритвы на его голове.
– Допрашивали? – сквозь зубы спросил чекист.
– Нет, товарищ командир, ждали вас.
Он удовлетворённо кивнул головой.
– За мной.
Ловенецкий пошёл за бритоголовым. За дверью сарая начиналось приятное весеннее утро, без малейшего намёка на вчерашнюю непогоду. Пахло свежестью и мокрой травой, к ним примешивался резкий запах одеколона бритоголового, который в этих местах можно было достать только контрабандно.
Чекист вошёл в хату первым и уселся за простой деревянный стол. Ловенецкий сел на лавку напротив и сложил руки на коленях. Второй пограничник встал за спиной, стукнув о пол прикладом винтовки.
Ловенецкий стал осматриваться. Внутренних перегородок в хате не было. На дальней стороне он видел несколько простых коек, сколоченных из плохо ошкуренных досок, кое-как застеленных. Рядом стояла небольшая печка, кривая и требующая ремонта. Бритоголовый сидел, не глядя на Ловенецкого. На стене за его спиной висел портрет такого низкого качества, что непонятно было, кто на нём изображён – Троцкий или Дзержинский.
– Его обыскали? Документы смотрели? – спросил бритоголовый.
Пахло едой и немытым телом.
– Нет, – тихо сказал пограничник за спиной, – ждали, пока вы вернётесь.
Бритоголовый чекист сделал глубокий вдох и резко ударил кулаком по столешнице.
– Так сделайте это сейчас, чёрт возьми!
Капельки его слюны долетели до Ловенецкого. За спиной он почувствовал движение, его тронули за плечо. Ловенецкий встал, с него стянули куртку и пиджак. На стол легли документы, извлечённые пограничником из кармана куртки.
Чекист взял в руки и с трудом развернул замусоленную бумажку, пытаясь прочитать расплывшиеся за время долгого нахождения в кармане чернила. Наконец, он разобрал. Пограничник продолжал копошиться в недрах куртки.
– Ваше имя? – спросил чекист угрожающе.
Ловенецкий назвал то, что было написано в поддельных документах, которыми снабдил его Кунгурцев.
– Больше ничего нет, – сказал пограничник, отложив куртку и принимаясь за пиджак.
– Как оказались на границе?
– Заблудился, – сказал Ловенецкий.
Шуршание ткани за его спиной. Неужели, он такой несообразительный? Бритоголовый чекист задумчиво кивал головой, теребя бумагу, точно пытаясь наощупь определить её подлинность.
– Тут…тут что-то есть, – неуверенно сказал пограничник за его спиной.
– Дай сюда! – раздражённо сказал чекист.
Пограничник отдал ему пиджак, затрещала подкладка, на столешницу полетели разноцветные бумажки. Ловенецкому стало стыдно за такую жалкую уловку. Чекист продолжал шарить рукой в пиджаке и вытряхивать деньги. Ловенецкий печально смотрел на результаты своего многолетнего труда. В одной рубахе ему стало холодно.
– А это что? – торжествующе спросил бритоголовый, указывая на кучу валюты на столе.
Ловенецкому не понравилось вожделение, которое проскакивал во взгляде чекиста. Тот сгрёб деньги в одну большую кучу и долго не отнимал ладоней.
– Вопросы излишни, – сказал он. – Мы поймали иностранного шпиона, нужно срочно доставить его в Минск.
Он занялся подсчётом валюты, пограничник продолжал стоять за спиной Ловенецкого. Чекист аккуратно раскладывал банкноты по стопкам, но Ловенецкий заметил, что его руки слегка дрожат. Пограничник кашлянул, бритоголовый нехотя отвлёкся.
– Ты ещё тут? Сходи в деревню, возьми любого коня и телегу, скажи, реквизируешь на сутки в интересах республики.
Пограничник остался стоять.
– Просто так никто не даст коня, – тихо сказал он, – все на работах. Нужно заплатить.
Лицо чекиста исказила гримаса недовольства, он уже открыл рот, чтобы выругаться, но сдержался. Он отвернулся к большому шкафу, стоявшему за спиной, открыл его и достал небольшой пакет. Он выложил на стол два куска серого мыла и несколько коробков спичек, тоже явно контрабандные.
– Отдашь вот это, – сказал чекист. И, немного подумав:
– Погоди, пускай Будкин сходит.
Пограничник забрал со стола товары, открыл дверь и кликнул Будкина. Проинструктировав его, он вернулся в комнату и опять встал за спиной Ловенецкого.
Чекист продолжал считать деньги, заботливо расправляя их руками, иногда исподлобья посматривая то на Ловенецкого, то на пограничника. Наконец, подсчёт закончился, и чекист стал писать протокол изъятия, от усердия стуча пером о дно чернильницы и отсвечивая лысиной.
– Подпиши, – он развернул протокол на столе и протянул перо пограничнику. Тот обошёл Ловенецкого и долго выводил свою фамилию на бумаге. Ловенецкий поискал кобуру у него на поясе, чтобы попытаться спасти себе жизнь, но там было пусто.
Пограничник отошёл на место, чекист без особого энтузиазма принялся за рюкзак Ловенецкого. Бегло осмотрев его, он отложил его в сторону, достал из ящика стола газету и аккуратно завернул деньги в пухлый пакет. Сунув его в рюкзак, он долго увязывал клапан бечёвкой, которую достал из другого ящика вместе с палочкой сургуча и коробком спичек. Ловенецкий безучастно наблюдал, как бритоголовый запечатывает сургучом концы бечёвки.
Закончив, бритоголовый сказал пограничнику:
– Уведи его, да дай пожрать чего-нибудь.
Ловенецкого водворили обратно в сарай, а потом принесли миску с какой-то бурдой, которая должна была изображать мясную похлёбку. Ловенецкий, кривясь, съел всё, неизвестно, когда и где в следующий раз покормят. Потом ему принесли стакан кипятка с чёрствым сухарём. Кипяток он выпил, а сухарь припрятал на всякий случай. Его отвели в нужник, а после вернули пиджак и куртку. Ловенецкий завернулся в лохмотья и присел на чурбак дожидаться своей участи.
Дожидаться пришлось долго, он несколько раз вставал и ходил по сараю, чтобы размяться. Наконец, двери распахнулись, и прокуренный голос сказал:
– На выход.
Возле хаты уже стояла телега, запряжённая костлявым гнедым мерином. Появился бритоголовый с рюкзаком, забрался в телегу.
– Свяжите ему руки, – сказал он.
Кисти рук Ловенецкого неумело, но больно, связали прямо поверх куртки. Подпихнули сзади, чтобы он не свалился с телеги. Ловенецкий сел и привалился к борту, положив руки на колени. Чекист уселся, сложив ноги по-турецки, напоминая рассерженного и злого будду. Рюкзак он держал поблизости, иногда дотрагиваясь до него рукой, при этом недобро косясь на Ловенецкого. Будкин, безучастный ко всему, сидел впереди, свесив ног и вяло перебирая вожжи. Ловенецкий ожидал, что чекист возьмёт ещё хотя бы одного конвоира, но он крикнул:
– Поехали!
Мерин спокойно зашагал, поднимая копытами пыль и махая хвостом. Ловенецкий из-под полуприкрытых глаз следил за бритоголовым. Тот поминутно оглядывался, когда же кордон скроется из глаз, и одной рукой обнимал рюкзак, как любимую женщину.
Телега неспешно ехала краем поля, мерин хвостом отмахивался от наседающих мух и всё норовил пощипать травы.
– Будкин, давай скорее, – ломающимся, как у подростка, голосом, потребовал бритоголовый.
– Плоха-то лошадёнка, – отозвался Будкин, – как бы совсем не свалилась. Куда уж тут скорее.
Вдалеке виднелись деревенские хаты и маленькие человеческие фигурки, увлечённые работой. Ловенецкий смотрел в синее небо и понимал, что эта поездка не предвещает ничего хорошего. Кажется, этот не дослужившийся до высоких чинов чекист никогда не видел столько денег сразу, и Ловенецкому не понравился алчный огонёк, который он заметил в глазах бритоголового. Тут, невдалеке от людей, ему ничего не угрожало, но в лесу у него будет немного шансов сохранить жизнь. Он опять прикрыл глаза, следя уже не за бритоголовым чекистом, а только за его правой рукой, которая периодически опускалась по боку к висящей кобуре, но ещё не решалась открыть клапан и вытащить наган. Ловенецкий потихоньку шевелил кистями, стараясь ослабить путы и не привлечь внимания.
Миновав поле, они оказались у развилки дорог. Одна уходила вправо, шла по краю редколесья и обходила чащу по кругу, левая сворачивала прямо в лес. Будкин дёрнул вожжи, и мерин завернул оглобли направо.
– Куда, куда! – заорал чекист. – Налево сворачивай!
Будкин послушно развернул коня налево. Сразу потемнело, деревья тесно обступали две еле заметные колеи с обеих сторон, лапы старых елей задевали телегу. Уже скоро, подумал Ловенецкий и подобрал под себя ноги, чтобы оттолкнуться сильнее. Он понимал, что со связанными руками у него мало шансов, хотя от постоянных движений узлы слегка ослабли.
Чекист озирался по сторонам, то на спину возницы, то на расслабленно сидящего Ловенецкого, но ничего не предпринимал. Он выждал ещё минут десять, пока телега углубится в лес, и потянулся к кобуре. Ловенецкий напрягся и пошевелил пальцами. Весь мир сжался до размеров болтающейся на боку чекиста кобуры и тянущейся к ней безволосой кисти. Рука бритоголового, как змея, подползла к кобуре и, слегка повозившись с застёжкой, отстегнула клапан и скрылась внутри. Не давая времени извлечь револьвер, Ловенецкий прыгнул вперёд, пальцами вцепившись в горло бритоголовому и всю свою энергию прыжка вложив в удар головой ему в переносицу. Голова загудела, нос чекиста хрустнул, и они свалились на чёрную лесную землю, не проронив ни звука.
Бритоголовый всё ещё пытался слабеющей рукой вытащить наган, а Ловенецкий всё бил и бил его головой в окровавленное лицо, как сошедший с ума боксёр. Каждый удар вспышкой боли отдавался в его собственном черепе. Бритоголовый, превратившийся теперь в багряноголового, так и не выпустил мешок. Ловенецкий коленом наступил на тянущуюся к револьверу руку и сильнее сжал пальцы на неподатливом горле поверженного. Там внутри что-то хрустело и двигалось, как живое. Ловенецкий чувствовал, что по его лбу стекает кровь, но не знал, его ли это кровь, или чекиста. Он с остервенением продолжал сжимать пальцы, словно хотел обхватить ими позвоночник затихшего бритоголового. Тот замер, выпустил мешок, и больше не подавал признаков жизни.