– Встретимся в месте посвящения через две ночи, – прошептал Гордыня, а потом поднялся и вышел прямо посреди занятия.
Он заставил меня пересесть только ради этого?
За обедом ко мне присоединились Зависть и Гнев. Сперва мы сидели в тишине, а потом Зависть вскочил на ноги так быстро, словно у него в штаны залетели пчелы, и хлопнул рукой по столу, прежде чем взгромоздить на него задницу.
– Мы должны что-нибудь сделать. Давайте где-нибудь потусуемся.
– Я в деле, – усмехнулся я, глотнув содовую. – Нам нужно отдохнуть, и мы должны сближаться с братьями, верно?
– Верно, – воскликнул Зависть. Он едва мог усидеть на месте. Я бы не удивился, узнав, что Зависть уже под кайфом. Внезапно он замер, его глаза потемнели.
Проследив за взглядом Зависти, я заметил направлявшуюся к нам девушку. Из-под каштановых локонов виднелись темные глаза, а на стройной фигуре красовалось кокетливое летнее платье. Она остановилась возле нашего столика и что-то протянула Гневу.
– Ты сегодня забыл бумажник, – ответа девушка ждать не стала, она мельком глянула на меня, а потом развернулась и ушла.
– Кто это был? – спросил Зависть, поднимаясь на ноги и все еще провожая ее взглядом.
– Моя сестра, так что перестань пялиться на ее задницу, – практически прорычал Гнев.
Я улыбнулся. Должно быть, это для него сущий кошмар. Его сестра была потрясающей. Я готов был поспорить, что каждый друг Гнева когда-либо приставал к ней. Или, по крайней мере, хотел.
– Она так на меня посмотрела, – произнес Зависть, и мне пришлось закашляться, чтобы скрыть смех. Должно быть, он просто хотел раззадорить Гнев. Эта девчонка даже не взглянула в его сторону.
– Если это был взгляд на мертвеца, то ты прав, – предупредил Гнев, бросив в него жареную картошку.
– Она тоже здесь учится? – спросил он, испытывая свою удачу.
Вскочив на ноги, Гнев игриво схватил его за голову. Они продолжали препираться, пока я заканчивал есть сэндвич.
Отпустив его, Гнев отсалютовал нам и начал пятиться.
– Где встретимся?
– У меня дома, – отозвался я. – Я пошлю вам всем адрес.
– Я уже знаю, где ты живешь, – проинформировал меня Зависть.
Нахмурившись, я прибрал за собой и выбросил мусор.
– Следишь за мной? – пошутил я, но его лицо вытянулось, словно ему дали пощечину. – Я шучу, – тут же успокоил я Себастьяна. – Встретимся около девяти.
Я направился внутрь, но затормозил возле самой двери, когда мимо пронеслись светлые кудри. Честити едва не влетела головой в дверь.
– Тебе нужно притормозить, – огрызнулся я, схватив ее за руку. Она не стала вырываться из моей хватки, но и не обернулась.
Я услышал, как Честити шмыгнула носом.
– Ты не мог бы отпустить меня? – хрипло проговорила она.
Встав перед Честити, я машинально заправил ей локон за ухо и ощутил укол в сердце.
Ее прекрасные глаза блестели от слез. Красные полосы, пересекавшие нежные щеки, смотрелись неправильно.
– Что случилось? – спросил я, понизив голос.
Я не понимал причины, но в моем голосе слышалось неподдельное беспокойство. При виде Честити, находящейся в таком смятении, я ощутил скребущую внутри тревогу.
– Ничего, я просто простудилась. Пожалуйста, дай мне пройти, – взмолилась она, попытавшись обойти меня.
Однако я не позволил ей и обхватил за плечи, уводя с пути в укромный уголок.
Честити закатила глаза, но позволила мне увести ее, прежде чем вырвалась из моих рук. Вытерев слезы, она то ли фыркнула, то ли икнула, а потом рассмеялась.
– О Господи, я не в себе, – усмехнулась Честити. Но как-то неестественно. Я видел настоящую боль в ее глазах. Однако подобное было для меня в новинку. Мама всегда скрывала свои эмоции, кроме того случая, когда Робби...
– Я устала быть собой, понимаешь? Все это ожидание. Когда я смогу выйти на воздух и перевести дух? – простонала Честити, возвращая меня в реальность и уводя от призрака Робби.
Я ничего не ответил, позволив ей выплеснуть эмоции.
– Мой отец всегда во власти своих желаний, но от меня ждет того, чтобы я стала какой-то машиной, ни разу не дав воли чувствам, понимаешь? – продолжила она, расхаживая взад-вперед.
Честити ухватилась за ткань блузки чуть ниже груди, а потом опустила руку, но тем самым привлекла мое внимание к своему декольте.
– Я просто хочу хоть раз хорошо провести время, не беспокоясь о том, что это станет ему известно, – фыркнула она, внезапно остановившись и уставившись на меня.
Ее взгляд стал практически непристойным, а сияющие глаза исследовали каждый мой дюйм, довольно долго задержавшись на члене. Потом Честити подняла взгляд к моим губам.
От ее пристального внимания по коже побежали мурашки. Это было неожиданно и чертовски возбуждало.
В следующий миг, совсем сбив меня с толку и застав врасплох, Честити кинулась ко мне. Прежде чем я успел понять, что, черт возьми, произошло, ее мягкие полные губы накрыли мои, а пальцы запутались у меня в волосах. Честити прижалась к моей груди, скользнув теплым языком мне в рот.
Ласки были торопливыми, грубыми, неопытными. Чертово совершенство.
Сладкий аромат цветущих яблонь стал обволакивать меня, окутывая в кокон. Я обнял Честити и прижал к стене, став пожирать ее губы, покусывать и ласкать. Член затвердел, требуя, чтобы я вдавил его ей в живот. Внезапно Честити напряглась, а потом положила руки мне на плечи и оттолкнула.
Я отстранился, голова кружилась от вожделения, а дыхание было неровным. Я готов был трахнуть Честити прямо тут, в коридоре.
Ее красные опухшие губы дрожали, а ресницы трепетали над дико поблескивавшими от желания глазами.
– Прости. Боже мой, о чем я думала? – воскликнула Честити. – Это было... – она нахмурилась.
– Чертовски возбуждающе? – предложил я.
– Это было ошибкой, – снова посмотрела она на меня.
– Прекрасной ошибкой, – парировал я, проведя языком по губам.
– Ты не должен проговориться ни единой живой душе. Пообещай мне.
– Что?
– Обещаешь? – повторила Честити более настойчиво.
– Кому какое дело? – усмехнулся я, но Честити прищурилась.
– Я не хочу быть одной из твоих побед, – почти рыкнула она, скрестив на груди руки, а потом ушла.
И кому, черт возьми, я мог рассказать об этом?
Глава 18
По возвращению домой меня приветствовали пронзительные и фальшивые стоны. На полу кабинета на чем-то вроде брезента лежала обнаженная женщина.
Что за чертовщина?
Я подошел ближе и остановился. Над головой блондинки стоял отец и держал свой член. Через мгновение он начал на нее мочиться, а женщина втирала это в себя, как нектар богов.
Что за бред? Какая мерзость. Отец всегда казался мне таким чопорным и приверженцем классики. А теперь я не знал, как избавиться от этого образа в голове. Лучше бы он не занимался подобным дерьмом с моей мамой. Гребаный извращенец.
– Ко мне скоро придут друзья, так что если сможешь закончить с этим или хотя бы закрыть дверь, будет здорово, – проворчал я, закатив глаза. Бросив ключи на стойку, я проигнорировал визг поскользнувшейся блондинки, попытавшейся встать.
Мне бы даже было над чем посмеяться, не будь это нашим семейным домом, и не занимайся он подобным в кабинете матери.
Его кризис среднего возраста набирал обороты.
Я схватил коробку с соком и сел на диван в гостиной, наблюдая, как женщина, похожая на его бывшую секретаршу, быстро одевалась, спеша уйти.
Натянув на себя брюки, отец вышел ко мне в гостиную, встав перед диваном. Его лоб прорезали морщины, скопившись и в уголках глаз. Я ненавидел то, как походил на него. Мне вовсе не хотелось иметь с ним внешнее сходство.
Он упер кулаки в бедра. Тактика запугивания. Мудак.
– Нам нужно поговорить.
Я склонился вперед, уперев локти в колени.
– О том, что ты трахаешь шлюх в доме моей матери?
– В моем доме, – рявкнул он.
Отец был жалок. Он получил его после развода, но этот дом всегда останется для меня материнским.
– Привыкай видеть здесь Мелиссу. Она не какая-то интрижка и уж тем более не шлюха.
Мелисса. Значит, это и была бывшая секретарша, мать вашу.
– Как скажешь, – едва не выплюнул я, поднимаясь на ноги.
Рванув вперед, он схватил мою коробку сока и зашвырнул в противоположную стену комнаты.
– Ты научишься уважению, Рэтт. Меня уже тошнит от твоего пренебрежительного дерьма, – прошипел отец.
Уважению? Да он, должно быть, под кайфом, раз решился обвинить меня в подобном, когда сам был олицетворением позора. Единственное имя, о котором шептались за спиной, руша репутацию нашей семьи, принадлежало ему.
Он трахал шлюх вдвое моложе него и изменил жене с секретаршей.
Ему было плевать на мою мать, на меня, на память о сыне. С тех самых пор он ни разу не заговорил о Робби и не навещал его могилу. Он вообще думал о нем? Приходил ли Робби к отцу каждый раз, когда он закрывал глаза, как происходило со мной?
– Ты вообще меня слушаешь?
«Нет».
– Я отношусь с уважением к людям, которые этого заслуживают, – проскрежетал я, кровь пульсировала по венам подобно взбесившемуся току.
Я видел, что отец пошел на меня, но потом все произошло слишком быстро, чтобы мне было под силу это предотвратить. Его кулак врезался мне в челюсть, и я отшатнулся.
Это не первый раз, когда он меня ударил. Но впервые с тех пор, как я стал достаточно большим. И раньше он не использовал полностью сжатый кулак.
Я напрягся, в голове творилось что-то невообразимое. Словно бомба замедленного действия, наконец, достигла нуля на таймере. В следующий миг я напал на него.
В его глазах отразился шок, прежде чем мое плечо врезалось ему в живот, сбивая его с ног.
Мы с размаху влетели в деревянный пол, отчего из легких вышел весь воздух. Я приподнялся, готовый обрушить на него шквал ударов, но остановился, поняв, что он не двигался.
Его глаза закрылись... и все, черт возьми.