— Простите, — пролепетала Честити. — Я порчу вашу прогулку, не так ли?
— Разумеется, нет. Я просто волнуюсь за вас. Вы, похоже, плохо спали, эти круги под вашими глазами — верный признак.
— Я хорошо спала.
— А ваши сны? — не отставал Кром, доверительно понизив голос. — Они были приятными?
Какая, однако, дерзость! Она ни за что не стала бы обсуждать с Кромом свои сны. Никогда не рассказала бы ему о Тейне и о том, чем они занимались в загадочной уединенности под покровом тьмы.
— Похоже, моя сестра не склонна откровенничать о своих снах, милорд, — вклинилась в разговор Мэри. — Ее нужно убедить, что нам можно доверять.
Кром бросил раздраженный взгляд на Мэри, а потом снова впился глазами в Честити и изрек:
— Сны — это ведь нечто глубоко личное, не так ли?
— Совершенно верно, — фыркнула Честити.
— Но лучше все-таки поделиться ими, вы согласны?
Она напряглась всем телом, когда Кром улыбнулся ей.
Это была улыбка не радости, но победы. Мэри и Кром обменялись взглядами, и Честити не смогла истолковать самой себе это странное единение.
— Прошлой ночью я видел сон, — сказал Кром и, наклонившись, взял одетую в перчатку ладонь Честити в свою руку. — Вы танцевали со мной, на вас красовалось платье, сотканное из золота и серебра. Вы сияли в отблеске свечей, как королева.
— Полагаю, сэр, нам лучше оставить обсуждение этой темы.
Отведя взгляд, Честити вернулась к созерцанию проезжавших мимо карет. Она больше не могла слушать эту пустую болтовню. И ни за что не отправилась бы к Благому Двору. Она не хотела ни дальнейших прогулок, ни танцев с Кромом. Только не теперь, когда она могла думать только о Тейне. Несмотря на все ее тревоги и сомнения, несмотря на то, что темный мужчина-фея что-то скрывал от нее, Честити хотела его.
Даже теперь она чувствовала, что Тейн был с ней — точнее, с ними — здесь, в салоне кареты. Она тонко улавливала его запах, и это был не только аромат духов. Нечто более сильное. Честити ощущала его присутствие, улавливала исходивший от его кожи жар своим телом.
— Я не позволю тебе уйти с ним…
Честити услышала голос Тейна, раздавшийся в тишине ее сознания. Каким же странным это казалось: ехать в карете с людьми из плоти и крови и слышать чей-то голос в своей собственной голове! Интересно, а сестры понимают, что Тейн сейчас разговаривает с ней? А Кром, а лорд Араун?
— Только ты можешь слышать меня. Только ты знаешь, что я — здесь. Только ты чувствуешь, что я делаю.
Честити задрожала, ощутив прикосновение к своей шее, потом — к чувствительному месту за ухом. Эти касания щекотали и ласкали ее плоть, заставляя извиваться на скамейке кареты. Чувственный огонь объял ее тело, а между бедер что-то растаяло и томительно заныло…
Она услышала низкий смех Тейна в собственном ухе, почувствовала, как он осыпает поцелуями ее кожу, и услышала, что он прошептал:
— Позволь мне соблазнить тебя прямо здесь. Сейчас. Темные феи так искусны в этом.
Тепло разливалось между бедер, и Честити поняла, что Тейн продолжает порхать губами над ее горлом. В следующее мгновение она почувствовала, как подол платья и оборчатые края нижних юбок скользят вверх, приоткрывая ее туфельки-лодочки на каблуке. Все выше и выше, до тех пор, пока Честити не поняла, что ее юбки подняты.
Дыхание перехватило, и она поспешила бросить взгляд на свои колени, боясь, что юбки задрались вверх, обнажив ноги. Но, к глубочайшему удивлению Честити, ее платье было в безупречном состоянии. На льняной ткани не было ни единой морщинки, ни единой складочки — ни одного признака того, что в этот самый момент добродетельную Честити соблазнял неблагой мужчина-фея, притаившийся в карете.
— Только ты знаешь, что я делаю, — прошептал он, отрывая Честити от беспокойных мыслей о платье и заставляя наслаждаться ласками своих рук. — Я буду доставлять тебе удовольствие вот так, втайне от других, и ты почувствуешь себя порочной, развратной. Осознание того, что ты не сможешь издать стон наслаждения, только распалит тебя. Тебе придется вести себя так тихо, так осторожно… Тебе придется позволить мне изучать твое тело, и ты не сможешь протестовать, не сможешь сбежать, не сможешь помешать мне взять то, что я хочу.
Губы Честити распахнулись, испустив тихий резкий вздох, а ее ресницы опустились вниз, стоило почувствовать, как рука Тейна медленно вползает под ее тонкую сорочку, чтобы пробежать вверх по бедру. Длинные пальцы сжались между стиснутыми бедрами, и Честити украдкой взглянула на Крома, с большим облегчением отметив, что он теперь смотрит не на нее, а в окно.
— Распахни для меня свои прелестные бедра.
Пытаясь усмирить участившееся дыхание, Честити еле заметно развела в стороны колени. И тут же рука Тейна проскользнула между ее бедрами, легла на лоно, сжав его.
— Уже влажная… — заурчал обольститель. — Как же распутно с твоей стороны желать меня вот так, услаждающего тебя пальцами в то самое время, как он сидит прямо напротив, не понимая, что происходит!
Распахнув створки лона, Тейн ласкал Честити нежно, с томительной медлительностью, постепенно ведя к неземному блаженству, пока она не стала трепетать и извиваться на бархатных подушках скамьи. Бросив еще один мимолетный взгляд на Крома, Честити увидела, что он погрузился в раздумья, и выгнула бедра, заставляя Тейна касаться ее плоти резче, смелее, не легкими дразнящими поглаживаниями.
— Маленькая невинная Честити… — выдохнул он. — Скажи мне, что ты хочешь этого, жаждешь того, что я делаю. Скажи, что ты хочешь этого прямо сейчас.
— Я хочу этого, — тут же отозвалась она. — Хочу почувствовать тебя внутри своего тела.
Тейн погрузил палец в самую глубину лона, и Честити пришлось закрыть рот ладонью, чтобы подавить стон, угрожавший вот-вот слететь с ее уст. Тейн медленно заполнил ее двумя пальцами, то погружаясь внутрь, то отступая до тех пор, пока у нее снова не перехватило дыхание.
— Ты хочешь умолять меня об этом, не так ли? Ты хочешь громко кричать, прося меня дать тебе упиться этим блаженством.
— Пожалуйста… — взмолилась Честити, и ее пальцы вцепились в мягкую поверхность обитой бархатом скамьи. — Пожалуйста!
— Аромат твоего лона наполняет карету, разве ты не чувствуешь это? Он может ощутить его, запах твоего возбуждения, и то, как он насыщает воздух. Посмотри на него, Честити, он наблюдает за тобой.
Ее голова тут же дернулась вправо, и Честити увидела, что Кром и в самом деле пристально, с особым вниманием смотрит на нее. Его взгляд блуждал по ее фигуре с откровенностью, которую благой никогда прежде себе не позволял.
— Какая жалость, что ты не можешь расстегнуть перламутровые пуговицы спереди платья! Мне хотелось бы видеть его лицо в тот самый момент, когда ты освободишься от корсета и предстанешь перед ним с обнаженными грудями. Я хотел бы наблюдать за тобой, с этими бесстыдно голыми сочными полукружиями, лаская тебя рукой между бедрами. Мне хотелось бы видеть, как ты сжимаешь груди ладонями, сводя их вместе и предлагая моему ненасытному рту.
Ресницы Честити затрепетали, угрожая совсем опуститься, пока она изо всех сил пыталась вести себя так, словно ничего необычного сейчас не происходит. Глотая застрявший в горле комок, Честити пыталась отогнать от себя назойливое видение: ее собственные руки, распахивающие корсет и освобождающие из этого плена груди — раздутые и ноющие от желания ощутить прикосновения…
— Он представляет тебя обнаженной, распахнутой для него. Я могу видеть это в его сознании, он превосходно рисует тебя перед мысленным взором. Но здесь, с тобой, я. Моя сущность поблескивает на твоей коже.
Честити бросила взгляд на глубокое декольте, довольно смело выставлявшее пышные груди. Действительно, ее кожа все еще блестела. Как лунные лучи в тумане…
— Как бы ему сейчас хотелось, чтобы его рука была на месте моей! Он спрашивает себя, как ощущался бы этот нежный розовый шелк под его пальцами. Он гадает, каким оказался бы твой вкус под его языком, исследующим твое тело.
Честити начала задыхаться, ее тело томительно напряглось. Фиалковые глаза Крома потемнели, его пронзительный взгляд скользнул вниз, к коленям Честити, где она поглаживала рукой ткань юбки.
— Остановись! — взмолилась Честити, потянувшись к руке Тейна, которую могла чувствовать, но не видеть. — Остановись, он знает!
Но ласки Тейна стали еще настойчивее, он упорно вел ее к грани блаженства, нежа погруженными в самую глубину тела пальцами и кружа большим пальцем над маленьким бутончиком под пухлыми складками. Она неумолимо приближалась к финалу этой чувственной игры, когда Тейн зашептал:
— В следующий раз, когда этот благой ублюдок возьмет тебя на прогулку в парк, я задеру твои юбки и буду упиваться твоим вкусом. Только представь себе, Честити, как мой рот проникнет между твоими бедрами, в то время как ты будешь беседовать с ним о погоде и количестве проезжающих мимо карет! Представь меня там, атакующего твою плоть, смакующего тебя, посасывающего, буквально поедающего тебя, пока он будет сидеть вот так напротив тебя, мечтая о том, чего никогда не сможет получить.
Ощущение несказанного блаженства нахлынуло на Честити, кровь прилила к ее щекам. Невидящий взгляд впился в Крома — неосознанно, ведь все, о чем могла думать сейчас Честити, — это поглаживающая рука Тейна, которая неумолимо вела ее к кульминации. Как же порочно это было — осознавать, что ее осыпают столь откровенными ласками, сидя в считаных дюймах от ничего не подозревавшего благого! Как заправская развратница, Честити упивалась блаженством и рисовала в воображении сладостные картины: ее любовник, темный мужчина-фея, его голова, склонившаяся между ее бедер, его язык, ласкающий ее так, как сейчас — пальцы.
— Ты горишь в сладких муках оргазма. Я чувствую это. Ты выглядишь просто восхитительно с этими пылающими щеками. Он не может отвести от тебя глаз. Смотри на него, Честити, и думай о том, кто сейчас дарит тебе наслаждение.
Она с готовностью подчинилась, поймав себя на том, что порочно улыбается. Что же это за вид фей такой, все время заставляющий ее грешить?