— Давай посмотрим, как изменится форма лица, когда ты похудеешь, прежде чем решать что-либо с прической, — серьезно сказал он и удивился, почему Анна шутливо замахнулась в направлении его солнечного сплетения.
— Мамочка! — закричала Таша, и Анна отпрыгнула от зеркала. — Папа хочет поговорить с тобой!
— Иду-иду, — отозвалась она.
Она надеялась, что Тод будет звонить каждый вечер, но телефонная связь в деревне работала плохо — обычная отговорка. Очень удобно, зло подумала она, но промолчала, закусив губу, не желая выглядеть ревнивой ведьмой. По крайней мере не сейчас, когда он так далеко от нее.
Анне не очень хотелось расспрашивать мужа, как он проводит время в прекрасном румынском поместье с женщиной, которая столь очаровательна, что весь мир, равно как и его жена, удивляется, почему она так и не вышла замуж.
Она осторожно взяла трубку:
— Тод?
— Здравствуй, солнышко, — долетел до нее такой знакомый глубокий голос. — Как ты там?
До чего же формально звучат телефонные разговоры, подумала Анна. Ты не можешь надеяться заполнить разговор мельчайшими подробностями повседневной жизни и поэтому произносишь такие незначительные стандартные фразы: «У меня все хорошо, спасибо, дорогой! А как ты?» Почему бы ей просто не сказать ему, что она очень его любит и скучает? Не потому ли, что ждет таких же признаний с его стороны?
— Ммм. Все неплохо — куда лучше, чем я предполагал! Я нашел поставщиков хорошего дешевого стекла из Германии и очень на них рассчитываю. Планирую отправиться туда завтра и детально узнать о возможностях использования их стекла для винных бутылок.
Вот уж чего ей не хотелось слышать. Тод казался более увлеченным, чем она видела его в последнее время. Но ведь он полностью реорганизовывал жизнь Элизабеты — несомненно, в награду за преданный, полный благодарности взгляд. Какому мужчине не понравилась бы роль могущественного покровителя такой женщины, как Элизабета?
— Звучит заманчиво, — холодно заметила она.
Последовала пауза, и что-то щелкнуло на линии.
— Я бы не назвал это заманчивым, солнышко. Просто очень короткая поездка на фабрику в самый центр промышленности Германии, во все не в те места, которые привлекают туристов!
Почему она не знает, что сказать? Почему не может придумать ничего подходящего? Не оттого ли, что не хочет надоедать ему рассказом о делах девочек и о том, что последние съемки в «Премиум» были отложены из-за плохой погоды? Боялась ли она его недовольства карьерой тройняшек и желания как можно скорее ее пресечь? Или просто оттого, что во время этих рассказов она была так же скучна и неинтересна, как пресная вода?
Последовал еще один щелчок.
— Ты еще здесь, Анна?
— Да. Да, я здесь.
— А ты бы не хотела встретиться со мной в Германии? — внезапно спросил он. — Из Лондона есть прямой рейс.
Если бы она сейчас не чувствовала себя незащищенной, а ее раздражение не достигло бы высшей точки, она не сказала бы таких глупостей:
— Да уж, Тод, не похоже на приглашение века, согласен? Ты рисуешь самую непривлекательную картину твоего путешествия в Германию, а затем приглашаешь меня. Просто замечательно! А что, интересно, мне делать с девочками?
Голос Тода звучал не менее раздраженно:
— По-моему, это не проблема! Всегда можно найти человека, который бы за ними присмотрел. Раньше таких сложностей не возникало. Кстати, ты даже можешь взять их с собой…
— Что? В Герма…
— О, забудь об этом, Анна, — устало произнес он. — Я подумал, что ты будешь рада переменам. И только.
На противоположном конце трубки послышался приглушенный зов, за которым последовал такой же неразборчивый ответ Тода. Его голос звучал виновато, когда он снова заговорил, и сердце Анны забилось с угрожающей быстротой.
— Послушай, солнышко, мне нужно идти, зовут ужинать.
— Ужин, конечно, готовит Элизабета?
— Элизабета дает больной матери лекарства, — холодно ответил Тод, и Анна отчетливо представила, как глубокая складка пролегла между его темными бровями. Господи, что с ними творится? — Я позвоню тебе через несколько дней — может, ты будешь в лучшем расположении духа.
— Не стоит беспокоиться! — огрызнулась Анна, окончательно разозлившись, и швырнула трубку. Раньше она никогда не делала этого, никогда — за все время, что знала его.
Анна помогла девочкам приготовить домашнее задание, уложила их спать, но, казалось, темное предчувствие обволакивало ее сердце.
Несмотря на все отчаянные попытки, она так и не смогла выкинуть из головы образ Тода, изливающего Элизабете душу, жалующегося на несправедливое отношение жены.
И еще ужасней была мысль о том, как именно могла утешать его Элизабета…
Глава седьмая
Следующие три недели Анна критически пересматривала свою жизнь. И даже очень хорошо, что у нее появилось новое занятие, которое заполнило долгие часы ожидания. С отъездом Тода в ее жизни образовалась огромная пустота.
Внезапно все ее существование утратило главный смысл.
И не только потому, что теперь ей нужно было готовить ужин лишь на девочек, — больше не раздавался и звук поворачивающегося в замке ключа, до сих пор заставляющий ее вздрагивать от радостного возбуждения. Даже по прошествии всех этих лет…
Телевизионные программы, интересовавшие ее раньше большей частью потому, что она смотрела, а затем обсуждала их с Тодом, казались теперь нестерпимо скучными. Книги, которые ей раньше приходилось откладывать из-за недостатка времени, тоже утратили прежнюю привлекательность. Она пыталась читать, но строчки расплывались перед глазами в непонятные, лишенные всякого смысла иероглифы. И как возможно сосредоточиться на содержании книги, если единственное, о чем ты способна думать, — как сильно ты скучаешь по мужу?
О, Тод и раньше уезжал по делам, но никогда еще не отсутствовал так долго. И никогда не было другой женщины, кисло напомнила себе Анна. Да еще этот неприятный спор по телефону, когда она бросила трубку. На другой день Анна перезвонила, чтобы извиниться, и Тод поспешил заверить ее, что все уже давно забыто, но весь последующий разговор прошел в напыщенном тоне. Если бы не новости девочек, Анна вообще не знала бы, о чем говорить. Приходилось задуматься, что будет, когда девочки вырастут, станут совсем независимыми и неизбежно уедут от них с Тодом…
И кем она станет тогда? Томящейся от скуки женой богатого человека?
Она должна что-то предпринять!
Опасения, спрятанные в глубине сознания, заставили ее вернуться к мыслям об изменениях в тех сферах жизни, которые перестали быть для нее счастливыми. Анна уже очень увлеклась идеей Саскии запечатлеть борьбу подруги с весом.
— Я думаю, из этого получится книга, — сказала как-то Саския, заглянув к Анне ранним утром, когда та усиленно качала пресс на полу в гостиной. Рядом на маленьком кофейном столике дымилась чашка горячего свежезаваренного чая из трав. — Знаешь, и Рассел так считает!
Анна подняла красное от напряжения лицо и, тяжело дыша, встала с ковра.
— Книга? О чем ты говоришь?
— О фотографиях. — Саския вытащила пачку блестящих черно-белых снимков и положила перед Анной. — Смотри.
Анна взглянула и побледнела от ужаса: неимоверных размеров ягодицы, обтянутые плотным трико, смахивали на огромную карту Луны.
— О Боже! — простонала она в отчаянии. — Это ужасно!
— Что?
— Мои ягодицы, что же еще!
— Твои ягодицы вовсе не ужасны, — терпеливо проговорила Саския. — Разве только немного более округлы, чем по общепринятой норме.
— Нет!
— Но средства массовой информации всегда подбирают идеал женской красоты, на который многим женщинам трудно быть похожими. И это вовсе не значит, что ты должна на себя наговаривать!
— Ради Бога, уничтожь их, Саския! — простонала Анна. — Пожалуйста!
— Но Рассел тоже находит их просто фантастическими! — защищала свое творение Саския.
— Значит, Рассел понятия не имеет, что действительно фантастично, — ответила Анна. — Хотя «фантастично» может также означать и «нелепо», так что, скорее всего, он был точен!
Саския собрала снимки и аккуратно сложила назад в конверт, прежде чем последовать за Анной на кухню. Там она села, глядя, как подруга наливает минеральную воду в два высоких бокала.
— Спасибо, — сказала Саския, беря из рук Анны наполненный бокал.
— На здоровье! — промурлыкала Анна с сардонической улыбкой.
Саския сделала глоток.
— Но если говорить серьезно, — сказала она, с видом победителя размахивая другим конвертом перед глазами Анны, — то я имела в виду, что именно у этих снимков огромный потенциал!
— Потенциал пугать людей?
— Не будь такой самокритичной!
— Черт побери, если бы твои ягодицы были такого размера, ты бы тоже была настроена критически! — Анна в задумчивости смотрела на лопающиеся в минеральной воде пузырьки, будто глядела в магический хрустальный шар.
Саския пожала плечами:
— Признаю, твои ягодицы выглядели слегка крупновато на тех первых снимках, что я для тебя сделала…
— Ты имеешь в виду, что они шириной с Большой каньон? — язвительно возразила Анна. — Куда хуже, чем «слегка крупновато»!
— Но взгляни теперь на эти! — Саския вытащила другие снимки из зажатого в руке конверта. — Погляди сюда! Обрати внимание на перемены, произошедшие всего за каких-то три недели!
У Анны пропал дар речи при взгляде на фотографии в руках у Саскии. Не то чтобы она внезапно превратилась в супермодель. Совсем не так. Для модели ей недоставало роста, у нее не настолько длинные ноги, да и кожу, честно говоря, нельзя назвать безупречной.
Но теперь не осталось никаких сомнений, что за эти три недели она ужасно изменилась. Похоже, «ужасно» стало ее любимым словом! Занятия в классе аэробики, сельдерей и плавание убрали противные складки жира на бедрах, а благодаря тому, что живот стал плоским, грудь, казалось, увеличилась.
— Теперь понимаешь, что я имею в виду?