VIII
Когда я проснулся, Шерлока Холмса уже не было в комнате, и я от нечего делать принялся за чтение газет, над которыми просидел остаток дня и часть вечера.
Часов около 10 Холмс вернулся назад.
Он был немного раздосадован и чем–то недоволен.
— Я вижу, вас постигла маленькая неудача? — спросил я.
— Да, сегодняшний день был не особенно удачен, — ответил он.
— Вы, вероятно, не попали на конспиративное собрание.
— Попасть–то я попал, да только Гаврюшка оказался более осторожным, чем я предполагал, — заговорил Шерлок Холмс. — Он сразу заметил мое присутствие, и хотя несколько и успокоился, когда Буров заявил ему, что я уже принимал участие в их работе, однако, несмотря на это, он удалил меня с собрания, сказав, что я еще недостаточно знаком ему.
Несколько минут Холмс ходил задумчиво по комнате, очевидно, что–то обдумывая.
— Надо будет сегодня сходить к Клюкину. Я хочу решиться на внезапный обыск. Если он согласится, я сегодня же схожу в сыскное отделение и попрошу сделать обыски, в магазинах Гаврюшки и Семенова. Не хотите ли, Ватсон, пройтись вместе со мной?
— С удовольствием, — ответил я.
Не теряя времени, мы оделись и, выйдя на улицу, приказали извозчику везти себя в Ваганьковский переулок, в котором находился собственный дом г. Клюкина.
Он был дома и, увидя нас, тотчас же провел нас в свой рабочий кабинет, притворив за собою дверь.
В коротких словах Холмс передал ему результаты своих наблюдений и спросил его, не пожелает ли он обратиться в сыскное отделение с просьбой сделать внезапный обыск в магазинах Гаврюшки Воропаева и Семенова.
— Итак, я жду только вашего разрешения на производство обыска, — произнес Холмс.
Несколько минут Максим Васильевич что–то обдумывал.
— Ну, что же, — произнес он наконец. — Если вы находите это нужным, значит, так и надо поступить.
— И я могу заявить это от вашего имени начальнику сыскной полиции?
— Конечно.
На этом деловой разговор кончился, и, переменив тему, мы заговорили о совершенно посторонних предметах.
Просидев у него до половины двенадцатого, мы простились и возвратились к себе домой.
IX
Эту ночь Холмс не ночевал дома и на мой вопрос, где он думает провести ночь? — ответил:
— В моей казенной квартире. Может быть, от Бурова мне удастся узнать что–нибудь новенькое и интересное.
Я увиделся с ним лишь в два часа следующего дня.
— Ну–с, дорогой Ватсон, — произнес он, появляясь в номере, — на этот раз мы, конечно, не ошиблись.
— Что случилось? — спросил я, прекрасно понимая, что такой человек, как Холмс, не потеряет даром целой ночи и половины дня.
— Я прекрасно провел время, сидя сегодня утром в трактире вместе с Буровым, — ответил Холмс.
— А вам удалось что–нибудь узнать?
— Не особенно много. Вчерашнее заседание было очень бурное. Гаврюшка страшно скуп, и его чуть не избили за это. Впрочем, он все–таки получил по физиономии от Фомки Никишкина, у которого он, насколько мне кажется, находится в руках.
— О чем же говорилось на заседании? — полюбопытствовал я.
— О том, о чем я и предполагал. Во–первых, он объяснял своим поставщикам, какой товар в настоящее время идет бойчее, и просил обратить их благосклонное внимание именно на этот товар. Ну, затем кое с кем расплачивался, просил приманить к делу еще нескольких служащих тех книгоиздательств, которые пока еще не попали в его руки. Кончилось дело торгом. Гаврюшка хотел было сбавить цену, но чуть было не был избит и сдался. С горя, как водится, напился и попал вместе с Буровым и другим парнем к какой–то девице, вытащившей у него из кармана сто рублей.
Вспомнив, вероятно, что–то очень забавное, Холмс от души расхохотался.
— Чего вы? — удивился я.
— Нет, этот случай характеризует Гаврюшку самым ярким образом, — весело заговорил Холмс. — Представьте себе, Ватсон, что у человека, дрожащего над каждой копейкой, украли вдруг сто рублей. Пропажу он заметил, только дома, куда приехал вместе с Буровым. Это была одна из великолепных сцен. В припадке отчаяния он не обратил даже внимания на то, что здесь же находилась его законная жена.
— Я ей покажу! — орал он на всю квартиру. — В полицию! Она украла у меня сто рублей! Караул!
Жена, до сих пор не понимавшая, в чем дело, спросила:
— Да кто украл–то?
— Как кто? Да та самая девка, у которой я был!
— Это было препотешно, дорогой Ватсон! Он метался как угорелый, совершенно забывая, что рассказывает своей жене о своих похождениях.
И, став вдруг серьезным, Холмс добавил:
— А сегодня я, совместно с чинами сыскного отделения, произвел у него и у Семенова обыски.
— И что–нибудь нашли?
— Конечно. Ценность найденного равняется девяти тысячам рублей. Клюкин опознал своего товара на шесть тысяч рублей, но все дело заключается в том, что Воропаев как бы остается в стороне. Магазин записан на имя Никанорова, которого в настоящее время нет в Москве, и нам необходимо иметь что–либо более веское, чтобы наложить руку на Гаврюшку.
Он на минуту смолк и снова заговорил:
— Если бы вы видели, Ватсон, с какою ненавистью взглянул он на Максима Васильевича, когда тот вошел в магазин вместе с чинами сыскного отделения. Я уверен, что взгляд этот не предвещает ничего доброго и он, так или иначе, постарается отомстить ему.
— По всей вероятности! — согласился я.
— Поэтому нам не следует упускать его из виду ни на одну минуту.
— То есть?
— Мы тотчас же должны засесть на наш наблюдательный пункт.
— Я готов, — произнес я.
— В таком случае заменим снова наши костюмы. С этими словами Холмс открыл свой чемодан, вынул из него два сильно потертых костюма и подал один из них мне, проговорив:
— Парики и грим находятся в саквояже.
Через несколько минут мы преобразились настолько, что ни один из наших лучших знакомых не смог бы узнать нас.
В черных, слегка взъерошенных париках и в поношенном сильно платье мы походили на каких–то полухулиганов. Оставалось самое трудное: выйти из гостиницы, не возбудив против себя подозрения прислуги.
Это было не так–то легко, так как вид наш был слишком непрезентабельный и появление полуоборванцев в такой роскошной гостинице, как Большая Московская, не могло пройти незамеченным.
Однако Холмс нашелся и тут.
Среди его платья нашлось два довольно приличных пальто и две мягких английских шапки.
Надев на себя это одеяние, мы стали довольно приличны. Затем, захватив в карманы рваные, засаленные картузы, мы вышли из номера.
Но и этот вид показался подозрительным старшему швейцару.
— Откуда? — грубо окрикнул он нас.
— Из номера пятьдесят третьего! — не задумываясь ответил Холмс. — От английского подданного Холмса.
Этот определенный ответ, видимо, успокоил швейцара.
По всей вероятности, он, знавший о настоящей профессии Холмса, принял нас за нужных ему людей, и мы свободно вышли на улицу.
В одном из глухих переулков мы незаметно переменили наши шляпы на рваные картузы и слегка замазали грязью пальто.
И только приняв такой вид, мы направились к трактиру, служившему нам наблюдательным пунктом.
Было не более пяти часов дня, когда мы наконец заняли свои места.
X
Сидя у окна, мы впивались взорами в окно книжного магазина.
Несколько раз Гаврюшка подходил к окну, и я заметил по его лицу, что он чем–то сильно озабочен.
Сидя за чаем, мы поддерживали для вида беззаботный разговор и кое–как дотянули до семи часов.
Едва только стрелка моих часов остановилась на семи, как дверь трактира отворилась и в зал вошел Фомка.
Вид у него был озабоченный и пасмурный.
Подойдя к половому, он заказал чай и сел за столик в самом дальнем углу, повернувшись к нам спиной.
Через несколько минут мы заметили, что Гаврюшка в сопровождении двух служащих вышел из магазина и стал его запирать. Проделав эту операцию, он подозрительно огляделся по сторонам и, сказав что–то служащим, юркнул в трактир.
Он сразу заметил сидящего в углу Фомку и прямо подошел к нему.
Затем, убедившись, что на них никто не смотрит, он наклонился к Фомке, что–то прошептал ему на ухо и, быстро выйдя из трактира, скрылся среди сновавшей взад и вперед публики.
Подождав несколько минут, Фомка расплатился и в свою очередь вышел из трактира.
В ту же минуту мы последовали за ним.
Дойдя до Страстного монастыря, Фомка вскочил на конку, идущую к Устинскому мосту.
Взяв извозчика, мы приказали ему ехать потише, не теряя конки из виду.
Доехав до Яузы, Фомка соскочил и вошел в один из скверных трактиров, расположенных на берегу этой вонючей речонки.
— Нам следует подождать его здесь! — произнес Холмс. — Наше появление может возбудить его подозрение.
Между тем тьма надвигалась все больше и больше, и нам пришлось порядочно–таки приблизиться к трактиру, чтобы не упустить из виду Фомки, когда он станет выходить.
Где–то на колокольне пробило девять часов.
Немного спустя на пороге трактира появилась знакомая нам фигура Гаврюшки.
Осторожно оглянувшись по сторонам, он вошел в трактир и через минуту снова появился на улице в сопровождении Фомки.
Повернув направо, они направились вдоль берега реки, и мы, пользуясь полным отсутствием фонарей в этом месте, неслышно двинулись за ними.
Так прошли мы несколько сот шагов и наконец очутились в совершенно глухой и пустынной местности.
С трудом различали мы фигуры Гаврюшки и Фомки, шедших молча впереди.
Но вот, наконец, они остановились и тихо стали спускаться с берега к самой реке.
— Ползите! — шепнул Холмс.
Распластавшись на земле, мы, словно змеи, неслышно сползли вниз и подползли к ним шагов на двадцать пять.
Ночная тьма способствовала нам. Гаврюшка о чем–то говорил Фомке, и до нас долетали лишь отрывки тихо произносимых фраз.