— Кого ее? — Не понял Дантон, разглядывая непривычно короткие рыжие волосы.
Ощущение было такое, будто Рид лишилась руки или другой не менее важной части тела.
— Ее. — Моритц ткнул себе в грудь. — Она гибкая и быстрая, но силы в ней нет, а это не очень приятно, знаешь ли, после того, как привыкнешь на спор гнуть подковы. И грудь надо было побольше делать. Как тебе вообще?
Он повернулся к улыбающемуся Кейджу.
— Нравится моя девочка? Само совершенство! И не говори, что тебе некогда об этом думать, я же видел твою секретаршу, старый развратник! Жаль, что с Аделью не срослось, она была еще лучше, но что толку жалеть о несделанном? А вот Стив меня расстроил. Не надо было его брать как контрольный образец, он как паршивая овца в стаде.
— Мы будем трепаться или пойдем? — Не выдержал Джо.
— Спиной повернись. — Скомандовал Моритц.
Джо поймал взгляд Кейджа, тот кивнул. По спине прошлись знакомые пальцы, резко ткнули в район поясницы.
— Вот. Надолго не хватит, но болеть не будет. Считай, почти как анестезия.
— Спасибо. — Кивнул Джо, глядя в глаза совершенно немыслимого цвета, сиреневого у зрачков, и зеленого по краям, как будто капнули краски на мокрую бумагу.
— А у тебя не было брата-близнеца? — Спросил он, взваливая Кейджа на спину. — Вам надо сесть на диету, сэр!
— Нет. — Хмыкнул Моритц, уверенно ведя его через завалы к одному ему известному выходу.
— Точно?
— Абсолютно!
— И не должно было быть? Я раз смотрел фильм, «Нерожденный» называется…
— Да пошел ты, извращенец, нет во мне нерожденного близнеца! А вообще, идея знатная, есть такое исследование…
Нести Кейджа было тяжело, а смотреть, как Моритц задумчиво облизывает разодранные костяшки пальцев — еще тяжелее. Дантон взмок под весом начальника, и Мортц объявил короткий привал.
— Что ты вообще здесь делаешь? — Спросил Джо, с ужасом понимая, что он уже испытывает к потенциальному врагу симпатию, и нисколько не ассоциирует его с рядовым Меридой Гувер, как ни старается.
— Охочусь на Совет. — Серьезно ответил он. — Только их здесь не оказалось. А так хотелось устроить завтра очередное показательное выступление. Кто же знал, что и вы, придурки, сюда сунетесь?
— Нас пригласили озвучить план по твоей поимке. — Объяснил Кейдж, пытаясь устроиться поудобнее.
— Расскажи мне, я тоже послушаю. — Развеселился Моритц. — Ох Корки, неужели ты думаешь, что сможешь меня обставить?
— Зачем ты вообще все это делаешь? — С отвращением спросил Джо, незаметно массируя спину.
— Для веселья. — Пожал плечами он.
— Ты убиваешь людей.
— Ты тоже.
— Это другое.
— Да ну? Все люди одинаковы. Я даю им, то, чего они хотят — справедливость. А справедливость жестока. Ты когда-нибудь бывал в суде, на процессе, когда всем известно, что осужденный виновен, но не хватает доказательств — и он выходит на свободу. Это глупые правила социума, кучки организованных овец. Я же одиночка, и я выше этого.
— Считаешь себя пастухом?
— Ну что ты! — Развеселился Моритц. — Пастухи — это Корки, его Мария и его Доусон. А я — пес Господень!
— Прекрати, Стеф. — Поморщился Кейдж. — Не пудри мозги парню. Это мой лучший снайпер, и он мне нужен.
— Да? — Моритц взглянул на Джо с разгоревшимся интересом. — Выучка или природный дар?
— Физиология. — Ответил Джо. — Глазомер, реакция, доли мозга и все такое.
Моритц присвистнул.
— Действительно, редкий случай. Ладно, Корки, оставлю его тебе, мне, в принципе, своих хватает, да и я теперь могу форменные чудеса. Пошли, если вы отдохнули, недолго осталось, ха-ха!
— Когда ты решил, что уйдешь? — Спросил Кейдж после непродолжительного молчания. — Я так и не узнал.
— После того, как меня едва не затащили под трибунал из-за тех двоих ублюдков. — Моритц остановился на мгновение, передернул плечами и зашагал дальше.
— Понимаешь, какое дело. — Обратился он к Джо. — Это было в нью-йоркской подземке. Не помню, за каким дьяволом меня туда понесло, но не в этом дело. Я ехал в вагоне, и вдруг на одной из станций зашел старичок и попросил милостыню. В это трудно поверить, я не сентиментален, но было в нем что-то… черт меня дери, если у него за плечами не было длинной благородной жизни и прочего высокопарного дерьма. Он был чистенький и опрятный, милейший старичок, и я даже приготовил для него двадцатку, как увидел сначала одного, потом второго. За ним шли двое ублюдков с такими рожами, браток, что и святому захотелось бы воткнуть им по перу в глазницы. Ясно, что они его пасли, и отбирали все, что он собирал. И мне вдруг стало так мерзко, что я убрал свою двадцатку, вышел из метро и нажрался в хлам в ближайшем баре.
— Понять можно. — Любопытно вставил Джо. — А за что трибунал?
— За то, что я отследил этих ублюдков и подвесил обоих за яйца. И меня привлекли за их посиневшие рожи с вываленными языками, и если бы не Корки, то я бы сейчас с тобой не разговаривал, да Корки? И тогда я понял, что Бог равнодушен, и значит, все можно. Тогда я убил еще одну женщину, просто так, потом вторую, третью, и никто ничего мне не сказал. Видишь ли, браток, что я понял… Бог-то зол. Нет добра, есть отсутствие зла. Поэтому, когда ты творишь то, что трусы называют злом, Бог смотрит на тебя благосклонно, но как только ты идешь против его воли — трибунал, и ты получаешь по заслугам. Понял?
— Да ты больной придурок!
— Есть такое. Такой Бог меня не устраивал, и поэтому я пошел против. Моим Богом стал разум, который всемогущ и не знает преград, и воля, чтобы творить все, что мне вздумается.
— А как же, черт тебя дери, дружба? Любовь? Долг там, честь и прочее дерьмо?
— Мальчик мой, дружба суть оковы на желания. Корки мой друг, и связывает меня по рукам и ногам, потому что знаю, ему будет неприятно, если я развернусь во всю мощь. Знаю, что ты это ценишь, Корки, не благодари. Любовь? Это извращенная форма дружбы. Я знал многих женщин, некоторые были умны, но каждая становилось ужасно тупой в определенные моменты жизни. Словами не передать, как меня это расстраивало. Была только одна действительно умная женщина, которая не позволила себя одурачить и ни на йоту мне не поверила, да и ту я сам сделал. Что касается долгов, то я как раз сейчас занят выплатами.
— Он все врет. — Сказал вдруг Кейдж, открывая страдающие глаза. — Не верь ему, Дантон.
— Вру. — Весело согласился Моритц. — Все врут. Поэтому надо не слушать, что человек говорить, а смотреть, что он делает и зачем. Сгружай его, малыш, мы пришли.
Дантон, давя стон, осторожно спустил Кейджа на пол. Место, в котором они остановились, ничем не отличалось от остальных.
— Здесь второй лифт. — Объяснил Моритц, сочувственно глядя на друга. — Если нам повезло, он не пострадал от взрыва. Ты держись, Корки, скоро поедешь в больничку, тебе наложат гипс, вколют обезболивающее, и ты снова усадишь зад в мягкое кожаное креслице, и будешь разрабатывать планы по моей поимке.
— Стеф, что ты творишь…
— Не сейчас, мин херц, у твоего лучшего снайпера не так много времени осталось. Я имею ввиду, что спина у него скоро отойдет. Пошли, Джо, посмотрим лифт, а ты посиди здесь и никуда не уходи, мы скоро.
С виду лифт был цел, но не работал.
— Надо перезагрузить систему. — Исследовав щиток, заявил Стефан. — Дьявол, так и током может долбануть.
— Есть инструменты? — Спросил Дантон, разглядывая не щиток, а рыжий затылок с завивающимися колечками волос.
— Есть. У меня в лаборатории. Подержи вот здесь. И не прикасайся к…
— Сам знаю! — Огрызнулся Джо. — Я вот раньше понять не мог, и почему Кейдж тебя сразу не прибил.
— Теперь понял? — Невнятно спросил Моритц, зажав зубами пару проводков.
— Теперь понял.
Джо осторожно вставил в разъемы вывалившиеся штекеры.
— Что там было, в той пуле? Отчего все вдруг сдохли?
— Ядовитый газ, заставляющий белки распадаться.
— А я почему не?..
— Противоядие.
— А Кейдж?
— Противоядие. — Моритц строго посмотрел на Джо. — Он же мой друг.
— Друг?! — Рыкнул Джо, хватая тонкую шею и поднимая легкое тело вверх по стене. — Кого ты думаешь обмануть? Кем бы ни был Моритц, он точно не разговаривал цитатами из фильмов!
— Джо! — Голос еле вырывался из стиснутого горла. — Джо! Отпусти! Ты… меня… задушишь… опять…
Снайпер ослабил хватку, и Мерида, кашляя, схватилась за горло.
— Что ты творишь?! — Яростно зашептал Дантон, с каждым словом прикладывая ее спиной о стену. — Что ты вытворяешь?! Ты, маленькая, подлая, двуличная, ехидная…
— Да-да, ты все точно описал. — Устало усмехнулась Гувер, болтаясь в его руках, как тряпичная кукла.
Дантон престал ее трясти и просто обнял. Прижал так, что у нее затрещали ребра. Пальцы зарылись в непривычно короткие волосы, сошлись на затылке.
— Хочу тебя! — Жарко выдохнул он ей в висок. — Прямо здесь. Сейчас.
— Момент неподходящий! — Ответила Рид, но все же поцеловала его, жадно и крепко, вцепившись в плечи, как клещ.
— Скоро все кончится. Скоро все… — невнятно шептала она между поцелуями.
Потом вдруг с неожиданной силой резко оттолкнула Джо, с оттягом вытерла рот и сплюнула на пол.
— Ну ты и пидор!
Резко щелкнула рубильником, и лифт засветился.
— Счастливо оставаться! — С хохотом крикнула она, запрыгивая в него. — Передай Корки, что он едет следующим рейсом!
Наверху ее уже ждали. Неприятно выходить из лифта под дулами двух десятков автоматов.
— Досадно, правда? — Осклабился Доусон. — Где Дантон и Кейдж?
— В добром здравии. Эй, Доусон, скажи своим людям, чтобы убрали оружие, а то хуже будет.
— С чего бы? Твои люди все у нас.
— У меня есть еще. А вот второго меня нет ни у кого.
— Не думаешь ли ты, что ты очень важная птица?
— Не думаешь ли ты, что мной не было предусмотрено подобное развитие событий? И я не птица, детка, я Вельзевул!
Моритц театрально взмахнул руками, и на агентов неизвестно откуда, поднялась целая туча мух. Она была такой густой, что закрыла видимость на несколько метров вокруг, насекомые бросались на людей, кусали их до крови, забирались в уши, рты и глаза. Кто-то, не выдержав, принялся стрелять, но насекомых это не остановило. Через несколько минут, когда поднялся лифт с Дантоном и Кейджем, насекомые уже снова мирно ползали по камням, и агенты, матерясь, с хрустом давили особо нерасторопных ботинками.