смехом. Его юмористические акции привлекали все большее внимание. За дружиной Гашека, кочевавшей из одних заведений в другие, тянулся шлейф постоянных почитателей и любителей остроумного слова и богемных развлечений. Она приобретала известность и популярность, словно театральный коллектив. Приходили новые и новые любопытствующие, чтобы только посмотреть и послушать. Раз якобы пожаловал сам наследник трона Карл, наслышавшийся о пражском короле смеха. Комические розыгрыши Гашека постепенно приобретают все более широкий и шумный характер. Иногда они вырастают в целые истории, о которых говорит вся Прага. Порой слухи о них проникают в печать.
Партия умеренного прогресса в рамках закона. Перед Первой мировой войной Австро-Венгрия являла собой довольно странную картину. Еще в XIX веке русский поэт и дипломат Ф. И. Тютчев назвал лоскутную державу Габсбургов Ахиллесом, у которого везде пята. Почти все народы, населявшие это государство, оказались в его составе не по своей воле и никогда не питали особого почтения ни к августейшему дому Габсбургов, ни к так называемой «общей родине». Страну раздирали центробежные тенденции. Декорум официальной пышности, внушительный полицейско-бюрократический аппарат составляли резкий контраст с настроениями подданных и вызывали у них скорее иронию и насмешку. Казалось, и сам возраст престарелого монарха, занявшего трон еще в первой половине XIX века (1848), олицетворял дряхлость империи. Часто не блистали искусством политики и лидеры оппозиционных партий. К тому же представители разных наций в парламенте парализовали усилия друг друга. Все это порождало атмосферу абсурдности. В этой обстановке наряду с распространением различных стихийных и сознательных форм протеста, саботажа, бунтарства все громче звучал и непочтительный смех выходящих из повиновения народных низов и радикально настроенной интеллигенции.
Карел Чапек назвал однажды народный юмор непрерывным комментарием к жизни. В годы, о которых идет речь, такой комментарий превращался в способ формирования оппозиционного общественного мнения. Невиданные размеры приняла дискредитация официальной картины мира с помощью смеха. Сатирическая литература представляла собой лишь верхний слой гораздо более широкого явления. В этой обстановке и родилась самая грандиозная пародийно-сатирическая акция Гашека — инсценировка создания партии умеренного прогресса в рамках закона. Это был уже не эпизод, не юмористическая миниатюра, а своего рода пародия-эпопея. В истории мировой комики, во всемирной истории смеха, пожалуй, трудно найти второе подобное начинание, которое отличалось бы таким же размахом, таким числом участников, такой изобретательностью политического озорства и широтой огласки.
Буффонада назревала постепенно, но вершины своей достигла в 1911 году, во время дополнительных выборов в австрийский парламент по Виноградскому избирательному округу в Праге, когда, воспользовавшись свободой слова и собраний, Гашек стал публично разыгрывать создание необычной партии. В импровизированном спектакле участвовали десятки его друзей и знакомых, в том числе поэты и писатели Йозеф Мах, Ладислав Гаек, Иржи Маген, Густав Опоченский, Франтишек Лангер, тонкий ценитель юмора Эдуард Дробилек, журналисты, актеры и т. д. Представление длилось несколько недель, постепенно разрастаясь, вовлекая новых и новых участников и зрителей, обогащаясь все новыми находками и комическими поворотами.
Коллективная пародия затрагивала самые разнообразные стороны общественно-политической жизни: официальную политику австрийских и чешских властей, поведение оппозиции, нравы, царящие среди депутатов парламента.
XX век стал веком политических партий. Они впервые в истории возникали в таком изобилии и становились массовыми. Неизмеримо возросла численность людей, вовлеченных в партийное движение, которое превратилось одновременно в главную форму организации общественно-политической жизни. Внимание Гашека, юмориста и сатирика, и привлек этот феномен, не лишенный наряду с достоинствами своих внутренних противоречий. От пристального взора писателя не укрылось нередкое отсутствие гармонии между общими целями, провозглашаемыми каждой партией, и эгоистическими интересами многих участников движения и отдельных групп. Не осталось тайной для него и манипулирование массами (как сказали бы мы в наши дни) со стороны лидеров и депутатов, также нередко ставящих свои частные и групповые выгоды выше идеалов и принципов. Во всяком случае, австро-венгерская политическая жизнь поставляла обильную пищу для размышлений подобного рода. Замечательный чешский поэт (в чем-то предшественник современных бардов) Франтишек Гельнер, чьи озорные песенки распевала тогда молодежь в веселых компаниях, писал:
Политика — вот напасть —
Это сплошь борьба за власть!
Тут уже не до идей —
Это для других людей.
К концу 1910 годов Гашек успел разочароваться во всех политических партиях, существовавших тогда в Чехии и в империи в целом, придя к убеждению, что их оппозиционность мелка и несерьезна, а программы и высокие слова о борьбе за свободу остаются праздными фразами, граничащими с обманом народа. Не разделял он и радужных надежд социал-демократов на грядущую парламентскую борьбу, условия которой явно улучшились после 1907 года, когда в стране под напором народных выступлений было введено всеобщее избирательное право. Это стало большой победой социал-демократов, возглавлявших движение. Однако их воображению парламентская демократия рисовалась в «чистом» ее виде, в розовом свете. Гашек, имевший привычку никогда не упускать из виду и вторую сторону медали, был куда более скептичен. Во-первых, события последних десятилетий в ряде стран Европы убедили его, что непослушные парламенты нередко попросту разгоняют, а депутатов даже отправляют за решетку, где они «получают возможность в полной мере предаваться воспоминаниям о своей парламентской неприкосновенности ‹…› Надо быть круглым идиотом, чтобы позволить выбрать себя, если после этого у тебя окажется еще меньше прав, чем у избирателей», — писал он в сатирическом эссе «Парламенты» (VIII, 68). Правда, у него не возникало сомнений, что чешским депутатам крайние меры не грозят, так как «самое большее, на что отважатся наиболее смелые из них, — это попросить у правительства льгот для мясников-живодеров в разведении свиней» (там же). С другой стороны, иронию вызывала у него и структура современных парламентов, в которых над нижней, по сути дела совещательной палатой поставлена привилегированная высшая палата с ее решающим голосом. Он считал, что «палата господ — это преграда против демократических элементов» и проектов на случай, если бы они прошли в нижней палате.
Не питал Гашек иллюзий и о корпусе депутатов, не без основания полагая, что истинными побудительными мотивами, заставляющими рваться к парламентским креслам, далеко не всегда бывают те, что провозглашаются на словах. Множество жгучих, как крапива, фельетонов и памфлетов Гашека, в которых он изображал чешских политиков и депутатов парламента, выводя их чаще всего под собственными именами, красноречиво показывают, как далек он был от идеализации избранников народа и как далеки были зачастую сами избранники от идеала. Череда казнокрадов, карьеристов, честолюбцев, лицемеров, героев фразы встает со страниц его «галереи карикатур». Таково было, впрочем, мнение не только Гашека. Язвительные портреты своего рода приживальщиков рабочего движения рисовали в то же время и другие литераторы, особенно упоминавшийся уже Франтишек Гельнер. Одно из его стихотворений написано, например, в виде беседы разоткровенничавшегося красного лидера с не очень набожным пастором:
Мы на один мотив играем.
Людские души маним раем,
У вас он — где-то в вечности,
У нас он в бесконечности.
Но веруем — не веруем.
Мы знаем, что мы делаем.
Зачем буквально понимать
Всех обещаний благодать?
Ведь, слава богу, что для нас
От них уж польза есть сейчас.
И каждый праведник рукой
Слегка живот похлопал свой.
Гашек констатировал также «странную» закономерность: каждый социал-демократический лидер «в борьбе за права пролетариата трогательно тучнеет. Видать, таков уж удел не только социал-демократических вождей, но и вождей всех народных партий вообще» (IX, 118).
Юмористическое название партии умеренного прогресса в рамках закона заключало в себе ироническую мысль о подмене освободительной борьбы чуть ли не сдерживанием ее. В духе этой иронии и развертывался спектакль, облеченный в форму веселого шутовства бесшабашной богемной компании.
Основные события разыгрывались в одном из пражских трактиров, где регулярно собиралась публика, среди которой задавали тон Гашек и его друзья. Застолья уподоблялись своего рода предвыборным собраниям (сходство усиливалось благодаря тому, что предвыборные центры чешских политических партий вообще обычно помещались в пивных). Был составлен манифест партии, призывавший придерживаться только умеренного прогресса и только в рамках закона. В числе подписей под манифестом стояла и подпись полицейского комиссара Слабого, ходившего в трактир, принимавшего, по-видимому, участие в развлечениях и едва ли осознавшего тот дополнительный оттенок двусмысленности, который придавала шуточному документу его подпись под ним. Точно так же выглядела под манифестом и подпись лидера социал-демократов Богумира Шмераля, также заглянувшего раз-другой на «собрания» партии и оставившего свой автограф под манифестом.
Что касается программы партии, Гашек заявил, что она у него имеется, но будет держаться в тайне до самых выборов, а может быть, и позже, так как программы часто крадут другие партии. Зато был сочинен гимн. Присутствующие хором исполняли его каждый раз перед началом шутейного действа. Текст гимна (его автором был поэт Йозеф Мах) представлял собой пародию на широко известную тогда боевую песню анархистов «Мильоны рук во тьме поднялись…». Вызывающий смысл песни был заменен: жизнь, ставшая творческим процессом восхваления приспособленчества. Осмеивалось также корыстолюбие депутатов: