Но первоапрельский юмор Гашек культивировал не только в апрельских номерах.
Особую область мифотворчества Гашека составляло сотворение вымышленных животных. «Сезон, когда газеты пишут о встречах с морским змеем, длится всего лишь несколько недель, у меня же в бытность мою редактором “Мира животных” этот сезон стал непрерывным, — писал Гашек позднее. — Годами редакторы этого журнала выколачивали, где удастся, материал о животных, и когда я принял редакцию, я убедился, что не осталось уже ни одного животного, о котором в журнале не писали бы. Таким образом, я вынужден был придумывать новых животных, что требовало от меня и меньших затрат труда, чем писать о животных, давно уже открытых» (VII, 209). Надо сказать, что Гашек знал чувство меры. «Следы невиданных зверей» на «неведомых дорожках» журнала встречались не так часто. Чаще он «усовершенствовал» уже известных человечеству представителей фауны. Среди новых видов прежде всего вспоминают обычно его насекомых: шестикрылую муху (дополнительная пара крыльев понадобилась ей для того, чтобы обмахиваться ими, как веером), а также праблоху, найденную якобы в янтаре и обитавшую в доисторические времена на кротах в Постоенской пещере. Об этой знаменитой пещере, которая находится в Словении, простирается на несколько километров и в гротах которой посетитель чувствует себя словно внутри гигантских раковин, Гашек попутно поведал, что в древние времена она тянулась через всю Венгрию, достигала Чехии и уходила к Балтийскому морю. (Гашек, по всей видимости, побывал в Постоенской пещере во время своего путешествия по Балканам.) Честь открытия праблохи Гашек приписал одному из своих друзей, в связи с чем фигурировало название «блоха инженера Куна». Йозеф Лада уверяет, что на заметку Гашека о праблохе клюнул какой-то зарубежный журнал, перепечатавший это сообщение, и затем отклики (серьезные и иронические) пошли гулять по многим естественно-научным изданиям. Впрочем, возможно, что это уже юмористическое развитие темы, какое часто встречается у Гашека, а на этот раз соблазнило и Ладу.
Но как бы ни были занимательны насекомые, выдуманные Гашеком, они все же ни в какое сравнение не идут с его «волкодлаками». Так называется у чехов волк-вурдалак, волк-оборотень, способный якобы превращаться в человека-вампира. Гашек начал распространять слух о наличии волкодлаков в продаже на ферме Фукса. Нашлись будто бы и покупатели, принимавшие, скорее всего, волкодлаков за экзотическую породу собак.
Но Гашек отнюдь не превратил «Мир животных» в юмористический журнал. Большая часть подозрительных заметок, статей, сообщений публиковалась в безупречно серьезном контексте. Очень часто к тому же информация сопровождалась ссылками на имена ученых, научные учреждения, журналы — нередко, по-видимому, тоже фиктивные. Мистификации и всевозможные комические «сдвиги» были лишь отдельными включениями в массиве основного серьезного материала. И это серьезное окружение как раз повышало доверие к вымыслу, выполняя по отношению к нему ту прикрывающую и маскирующую функцию, которую в конкретных статьях выполняла наукообразность изложения, профессиональная терминология, ссылки на ученые авторитеты и т. д. С другой стороны, как только та или иная мистификация оказывалась угаданной, раскрытой, она подрывала доверие не только к данному конкретному материалу, а и ко всему журналу. Он весь попадал под подозрение, ибо ведь где гарантия, что и любые иные материалы надежны? Читатель оказывался в положении человека, который рискует попасть впросак, как не поверив той или иной экзотической информации (хотя доверия к ней требовал уже сам характер журнала), так и поверив ей.
Игра велась настолько искусно, что во всем своем объеме мистификации Гашека не раскрыты вплоть до наших дней. Авторы работ о нем обычно оперируют лишь неполным набором фактов — отчасти по традиции и по привычке, а отчасти опять-таки из опасения оказаться в числе запоздалых жертв гашековских мистификаций. Так, например, статью журнала об ископаемом хищнике тираннозавре (XII, 121–122) очень легко принять за комическую мистификацию (это, кажется, и случилось с составителями чешского четырехтомника избранных произведений Гашека под названием «Декамерон», 1979, включившими эту статью в свое издание), а между тем такой ящер на самом деле существовал и действительно был самым крупным из всех хищных животных, когда-либо обитавших на земле. Что касается выразительного названия, то художественное воображение, видимо, было тут проявлено не Гашеком, а учеными, которые нарекли так ископаемого ящера, сочтя, по всей видимости, что образец предельной жестокости, к которому можно приравнять повадки самого крупного и кровожадного зверя в истории нашей планеты, должен находиться не иначе как в человеческом мире.
С другой стороны, можно назвать и противоположные примеры, когда за чистую монету до сих пор принимается вымысел. Прошло уже более трех четвертей века с тех пор, как Гашек редактировал журнал «Мир животных», а никто еще ни разу не осмелился предположить, что украинская песня об охоте на волков, напечатанная в журнале, не перевод с оригинала, а собственное сочинение Гашека. Между тем дело обстоит именно так, и Гашек предстает тут в роли вполне достойного последователя чешских поэтов В. Ганки и Й. Линды, создателей знаменитых литературных мистификаций, известных под названием Краледворской и Зеленогорской рукописей (1817, 1818), а также Франтишека Ладислава Челаковского, автора прославленных «Отголосков русских песен» (1829). Гашековская стилизация и размером напоминает былинный стих Челаковского:
Ой, ты степь моя, степь широкая, родная матушка.
Ой, на волков отправлюсь сегодня, моя золотая.
На волков, что по дорогам рыщут вокруг Тумана,
В степи далекой, в степи неоглядной.
Я собак возьму с собой на волков серых.
За собаками на коне в путь отправлюсь,
В путь далекий, в путь неоглядный.
Псы волков гонят и настигают.
Ой, хватают и давят в степи широкой.
Конь мой скачет в высоких травах.
Гашек работал в журнале «Мир животных» с января 1909 по май 1913 года, однако работал с полуторагодичным перерывом, вызванным размолвкой с Фуксом, причиной которой стали как раз его художественные вольности. В промежутке он около трех месяцев служил в газете «Ческе слово» (позднее Гаек, женившись на дочери Фукса и став совладельцем журнала, вновь пригласил Гашека работать в «Мир животных»). В газете Гашек получил место редактора-помощника по отделу хроники и происшествий. В его обязанности входило поставлять материал для этой рубрики. Казалось бы, хроникально-документальный газетный жанр не допускал первоапрельского юмора. Однако Гашек и в рамках миниатюрных документальных заметок (в которых вроде бы и повернуться-то негде) находил способы не только подавать разного рода городские происшествия в комическом свете, но и продолжал розыгрыши. «Если за день нет должного числа увечий, попыток покончить с собой и тому подобных событий, — признавался он потом, — то приходится придумывать разные происшествия, которые способны заинтересовать читателя. Это главным образом метеоры, необычные явления на небе, которые невозможно проверить и нельзя установить, действительно ли они были. Помню, я написал такую заметку: “Огромный метеор вспыхнул вчера в северо-западной части неба. Ядро было белой окраски, края фиолетовые, и все это зрелище, продолжавшееся пять минут, сопровождалось гулкими взрывами. Есть предположение, что метеор упал где-то в Баварии» (IX, 207). Заметка вызвала якобы даже отклики «очевидцев», наблюдавших что-то подобное (Гашек на этом основании уточнил потом в газете, что метеоров было не один, а два: один летел с востока на запад, другой с запада на восток). «Благородным желанием сделать более красочным содержание текущей хроники» (IX, 208) вызвано было и сообщение о голом мужчине, который будто бы был замечен в лесах близ Лоучена, из-за чего местные девушки боялись ходить в костел. Гашек задавал вопрос, не возрождается ли чешская средневековая секта адамитов.
Естественно, при такой репортерской практике у Гашека не ощущалось недостатка в материалах. Он даже устроил своего рода «биржу» по продаже происшествий коллегам-журналистам. Правда, цены на его истории (как остроумно заметил Р. Пытлик) несколько снижало прочно установившееся мнение, что часть из них он просто выдумывал.
Комическая мистификация как форма повествования. С некоторых пор комическое разыгрывание читателей все чаще дает себя знать и непосредственно в художественных произведениях Гашека. Сначала, пожалуй, чаще всего он подавал в мистифицированном виде свой собственный образ. Во многих его произведениях, написанных от первого лица (в том числе в «Политической и социальной истории партии умеренного прогресса в рамках закона»), повествователь вообще не отделен от автора, точнее, образы повествователя и автора то сливаются, то лукаво разъединяются (и это тоже напоминает игру). Проще говоря, Гашек часто оперирует подлинными фактами, событиями, происшествиями из своей жизни, не оставляя сомнений, что пишет он о себе, но факты эти соединяются с вымышленными, часто при этом нелестными для автора и призванными, например, эпатировать читателя. Образуется причудливая смесь правды и вымысла, которой читатель волен верить или не верить. Напомним начало рассказа «Как я спас жизнь одному человеку»: «Самым горячим моим желанием издавна было спасти кому-нибудь жизнь ‹…› у меня врожденное корыстолюбие (мой дедушка по матери раз пятнадцать был осужден за лихоимство), а я часто читал в газетах, что в награду за спасение утопающего от муниципалитета вручают пятьдесят крон ‹…› И опять же удовольствие — попасть в газеты. Правда, я попадал в газеты, и весьма часто, но, увы, это нисколько не радует ни моего тестя, ни мою супругу Ярмилу. Однажды обо мне написали в связи с неприятным случаем, когда полицейский по несчастной случайности ударился головой о мою трость. В другой раз обо мне была заметка “Дрался с солдатами”. Насколько помнится, она начиналась довольно многообещающе: “Вчера в пивную “Канонир” заявился…” Заглавия газетных сообщений одно за другим всплывают в моей памяти: “Остановил пароход”, “Приставал к полицейским”, “Выброшен в Турнове” и т. д. и т. д.» (III, 302).