Однако Рауль спокойно продолжал:
– Если вы страстно любите женщину, она перестает любить вас; если женщина страстно любит вас, она становится для вас невыносимой!
– Да неужели, милый Рауль!
– Любовь не может процветать на широкой проезжей дороге, где нет препятствий и измен. Для ее процветания требуются затруднения, страдания, измены, тысячи мук; иначе она чувствует себя как рыба, вытащенная на берег, или как птица, брошенная в воду…
– Но, милый Рауль, знаешь ли ты, что твой портрет любви отвратителен?
– Отвратителен, – может быть, но зато правдив, и, если ваше высочество разрешите мне, я докажу, что это так.
Не отвечая, Анна Лотарингская кинула на юношу взгляд, полный властных чар. Тогда Рауль встал со скамеечки, преклонил колени и взял герцогиню за руку. Анна не отдернула руки и даже бровью не повела, когда смелый юноша поцеловал эту руку.
– Ну-с, я слушаю вас, прекрасный рыцарь! – сказала она улыбаясь.
– Ваше высочество! – заговорил Рауль. – Вам угодно было с благосклонностью взглянуть на меня, смиренного и ничтожного, и возвести до себя. Здесь мы одни, здесь принцесса уступает место женщине. – И с этими словами Рауль, обняв герцогиню, поцеловал ее.
– Далее?
– Да, здесь вы любите меня. Но завтра или даже сегодня вечером улицы наполнятся народом, и во главе блестящей свиты, окруженный изящнейшими и благороднейшими синьорами, прибудет герцог Гиз. Все с приветствиями преклонятся пред герцогиней Анной, благородной дочерью лотарингских герцогов, внучкой Людовика Святого, и никто не обратит внимания на мелкого дворянчика, который тут же отойдет в тень!
Герцогиня взяла обеими руками голову юноши и вернула ему поцелуй, который он осмелился дать ей перед тем.
– Ну так вот, – продолжал Рауль, – обволакивать вас взглядом, тайно обожать вас, когда все будут выражать вам свой восторг и преклонение, – это мука, это ад, но в то же время это счастье…
– Ну, так будь счастлив! – ответила герцогиня, снова целуя его.
Рауль собирался продолжать свою теорию любви, но в этот момент в дверь постучали. Это явились слуги мэтра Гардуино с ужином.
– Друг мой Рауль, – шепнула герцогиня, – чтобы доказать тебе, что любовь, приравниваемая к пытке и аду, иной раз может стать раем, приглашаю тебя отужинать со мною!
Рауль радостно вскрикнул. Затем, заперев дверь, он придвинул накрытый столик к креслу герцогини, сам уселся против нее и стал ухаживать за нею, не переставая весело болтать.
– Позволите налить вам? – спросил он, взяв графин с белым вином.
– Это что за вино?
– Белое луарское! Я люблю его больше всех других!
– Ну, так и пей его сам на здоровье. Я же предпочитаю жюрансонское! – И с этими словами Анна взяла графин названного вина и налила себе полный стаканчик.
Они ужинали очень нежно, весело и мило. Не переставая слушать остроумную болтовню пажа, герцогиня время от времени прихлебывала вино. Вдруг она сказала:
– Как странно!.. Меня клонит ко сну!
– Тут нет ничего удивительного, – возразил Рауль, – ваше высочество еще не отдохнули от нашего продолжительного путешествия!
Однако с каждой минутой Анна Лотарингская становилась все более утомленной, а через час спала глубоким, непробудным сном. Тогда Рауль вышел из комнаты и отправился к мэтру Гардуино. Тот при виде юноши коротко спросил:
– Ну?
– Она спит!
– Значит, теперь мы можем впустить наваррского короля!
Тогда Рауль спустился к входной двери и отпер ее.
XII
Весь день король Генрих III не видал Крильона, зато прибыл герцог Гиз и выказал такую почтительность, такую преданность, что король окончательно встал на точку зрения Келюса и решил, что Генрих Наваррский – просто интриган!
Оставшись наедине с Келюсом, король сказал, положив локти на стол:
– Ну-с, друг мой Келюс, что ты думаешь о моем кузене?
– Я думаю, государь, что было большой ошибкой не арестовать этого наваррского королишки, который старается поссорить ваше величество с лучшими друзьями!
– Неужели ты думаешь, что это легко сделать?
– Арестовать наваррского короля? Господи! Для этого достаточно трех ландскнехтов и гвардейского капитана.
– А Крильон?
– Ну вот еще! Можно, кажется, разок обойтись и без благословения Крильона! Да ведь герцога нет в данный момент в Блуа.
– Разве? Где же он?
Келлюс принял таинственный вид и стал врать без зазрения совести:
– Он отправился в Орлеан; там у него имеется на примете богатая вдова, на которой он собирается жениться.
– Вот как? Это забавно!.. Значит, он мне не помешает! Гм… все это очень важно, очень… Но что я с ним сделаю, если даже решу арестовать?
– Да отправите его в Венсенскую крепость, только и всего!
– Сбежать можно отовсюду, и только положение значительно ухудшится. Покойный брат-король посадил Генриха Наваррского однажды в эту самую Венсенскую крепость, а он преспокойно скрылся оттуда.
– Ну, в таком случае проще всего было бы втихомолку отделаться от этого королишки! О, я знаю, что вы, государь, не любите мешаться в такие дела! – поспешил сказать Келюс, заметив, с каким отвращением король отшатнулся от него. – Но к чему же тогда иметь верных, преданных друзей? Эти друзья вовсе не обязаны знать, что данный субъект – именно наваррский король. Мало ли какие ссоры происходят в темноте!.. И если в Луару будет спущено одним трупом больше, то что за беда, особенно если обо всем этом никто не узнает!
– Но о каких друзьях ты говоришь? Кто они?
– Во-первых, я сам, потом Эпернон и Шомберг!
– Но я сослал Шомберга!
– Так-то так, но это так скоро не делается, и едва ли Шомберг уже уехал.
– Если он не уехал, пусть остается. Я прощаю его… Но все же вас будет только трое, а этого слишком мало!
– Вы только дайте мне все полномочия действовать, государь, а там я уже справлюсь! Можно будет обратиться за содействием к лотарингцам. Да вообще вашему величеству не о чем беспокоиться: я все устрою, со всеми переговорю, все подготовлю.
Генрих III некоторое время колебался. И наконец сказал:
– Да уверен ли ты, что наваррский король действительно злоумышляет против меня?
– Господи! Да разве можно сомневаться в этом!
– В таком случае поступай как хочешь. Я умываю руки!
– Что же, – ответил повеселевший Келюс, – опрятность – не последняя добродетель! Однако раз браться за дело, так уж браться! – И с этими словами он поспешно направился к выходу.
XIII
Выйдя на замковый двор, Келюс увидел фигуру какого-то человека, плотно закутавшегося в плащ. Миньон сразу узнал в нем герцога Гиза и, вежливо поклонившись ему, сказал:
– Не соблаговолит ли ваше высочество уделить мне минуту внимания?
– С удовольствием, – ответил тот. – В чем дело?
– Я должен рассказать вещи, очень интересные для вашего высочества. Но сначала отойдем ближе к середине; мы стоим у самой стены, а ведь «и у стен порой бывают уши»!
Гиз согласился с этим.
Они отошли на середину двора, и здесь Келюс продолжал:
– Я могу оказать вашему высочеству большую услугу!
– Вот как? Ну, так говорите, мсье Келюс!
– Вашему высочеству, наверное, было бы чрезвычайно приятно одним ударом восторжествовать над злейшим политическим врагом?
– Что вы хотите сказать этим?
– Разве я выразился недостаточно ясно? Ну, так скажите мне в таком случае, как вы смотрите на наваррского короля?
– Как на своего злейшего врага, которого я ненавижу от всего сердца!
– Значит, вашему высочеству было бы приятно узнать о его кончине?
– Разве он умер? – поспешно спросил Гиз, задрожав от радости.
– О, пока еще нет, но… этого очень недолго ждать, если только мы сторгуемся с вашим высочеством!..
– Ах, да бросьте вы это нелепое титулование! Говорите лучше толком: вы хотите предложить мне какое-нибудь соглашение?
– Вот именно, и притом такое, которое я не мог бы предложить наваррскому королю. У него мошна слишком жидка!
– А, значит, вам нужны деньги, мсье Келюс?
– Вот именно, герцог! Я в долгу как в шелку, и мне непременно надо раздобыть сто тысяч турских ливров, чтобы вырвать имения из рук жидов.
– Сто тысяч турских ливров?
– Господи! Разве жизнь наваррского короля не стоит этого?
– Скажите мне сначала, какая связь между этой суммой и наваррским королем?
– Та, что если я получу эту сумму, то завтра… завтра ваше высочество услышите, что с вашим кузеном Генрихом Бурбонским приключилась беда.
– Разве он в Блуа?
– Я думаю!
– Значит, он скрывается где-нибудь у гугенотов?
– Вполне возможно, герцог!
– Но в таком случае, дорогой мсье Келюс, если мне так важно отделаться от кузена, то…
– То вы сможете обойтись и без меня?
– Да ведь подумайте сами, дорогой мсье Келюс: сто тысяч турских ливров – хорошенький капиталец!
– Который вы хотите сэкономить? Это будет большой ошибкой с вашей стороны, потому что, если я не вмешаюсь в это дело, наваррский король успеет покинуть город!
– Ну, город так мал, что если поискать как следует…
– Что же, поищите! Даже если вы найдете, в чем я сомневаюсь, то вам будет мало радости: король Генрих Третий будет страшно разгневан, и вы испортите все дело!
– А разве против вас он ничего не будет иметь?
– Дорогой герцог, раз я берусь за это дело, значит, я тщательно исследовал почву под собою!
– Значит, вы так-таки хотите получить сто тысяч?
– О, в данный момент мне будет достаточно, если ваше высочество дадите мне слово…
– Даю вам его!
– И еще…
– Как? Это еще не все?
– И еще полдюжины рейтаров, из тех, что считают за честь умереть за ваше высочество!
Герцог кликнул своего пажа и приказал ему позвать Теобальда. Появился громадный, зверского вида гигант; Гиз сказал ему несколько слов, и он, поклонившись Келюсу, ушел.
Через четверть часа после этого по улицам Блуа тихо крался небольшой отряд в девять человек. Все они были в масках, и встречные при виде их говорили: