– Должно быть, я очень крепко спала на этот раз, хотя обычно сплю чрезвычайно чутко!
– О да! Но Гардуино знал это…
– Кто это – Гардуино?
– Субъект, дом которого вы приняли за гостиницу. Так вот Гардуино подмешал в ваше вино наркотик.
Герцогиня хлопнула себя по лбу.
– Значит, Рауль предал меня? – воскликнула она.
– Что же делать? Он повиновался мне. Но в данный момент это несущественно. Поговорим лучше о нас самих. Наверное, вы воображаете, что я похитил вас потому, что вы – признанная душа католической партии?
– Вам трудно будет иначе объяснить этот насильственный акт!
– А между тем истина находится очень далеко от этого! Вам угодно будет дослушать меня до конца? Да? Благодарю вас! – Генрих снова взял руку герцогини, вторично поцеловал ее и продолжал: – До вас, наверное, доходили слухи, что гугеноты прикопили порядочные средства, которые должны были послужить фондом для неизбежной войны? Вы слыхали об этом? Да? Ну а известно ли вам, где было спрятано это «сокровище гугенотов»?
– Нет, это никому не известно! Король и мои братья долго искали его, но…
– И король, и ваши братья, герцогиня, не нашли этого сокровища только потому, что оно было слишком близко от них! Ведь наше золото было припрятано в самом Блуа, и притом у того самого Гардуино, у которого вы остановились! Но, разумеется, надо было вывезти оттуда наши средства, и вот…
– Вы явились за этим в Блуа?
– Совершенно верно!
– Но при чем же здесь я? Почему…
Генрих кинул на Анну нежный взгляд и сказал:
– Поверите ли вы мне, если я сделаю вам искреннее признание?
– Но это смотря по тому, как…
– Слушайте. Перед тем как покинуть дом Гардуино, я не мог противостоять искушению еще раз взглянуть на вас. И вот я зашел в вашу комнату. Вы спали и показались мне такой очаровательной, что… что во мне всплыли детские воспоминания…
– Какие «детские воспоминания»?
– Мальчиком лет четырнадцати я был однажды в Сен-Жерменском замке, где присутствовал король Франциск Второй со всем двором. Среди прекрасных дам там была девочка приблизительно моих лет, с голубыми глазами, с золотистыми волосами. Это были вы…
– Да неужели! – насмешливо кинула герцогиня.
– О, в те времена религиозные и политические страсти еще не успели зажечь темные молнии в безмятежной лазури этих прекрасных глаз. Ваше сердце еще не знало бурь, зато мое сразу было ранено.
– Да вы никак собираетесь по всей форме объясниться мне в любви, дорогой кузен? – насмешливо спросила Анна.
– Вот именно, прекрасная кузина!
– Как? Вы меня любите?
– Боюсь, что это так!
– И в доказательство своей любви вы похитили меня? – продолжала спрашивать герцогиня, не переставая смеяться.
– О, только ради этого!
– Да вы с ума сошли!
– Пусть! Но я люблю вас! – И с этими словами Генрих опустился на колени перед герцогиней, взял ее руки и покрыл их страстными поцелуями.
Шаланда продолжала быстро спускаться вниз по течению Луары.
XXI
Рауль и Лагир сидели на палубе шаланды и доверчиво болтали.
– Да, друг мой, – сказал последний, – если бы вы знали, как она любила меня!
– Меня тоже, милый мой!
– Но не так, как меня!
– Рассказывайте!
– Да неужели вы думаете, что женщина может любить несколько раз? Я согласен, что у женщины бывает много капризов, но истинная любовь всегда едина.
– И, разумеется, эта «единая истинная любовь» герцогини принадлежала вам, милый Лагир?
– Мне так казалось по крайней мере.
– Да вы просто наивны! Полно! В этом отношении женщины совершенно похожи на нас. А мы, мужчины, можем не только любить нескольких женщин подряд, но даже способны питать страсть одновременно к нескольким женщинам сразу!
– Со мною этого никогда не бывало! Но неужели герцогиня, по-вашему…
– По-моему, герцогиня одновременно с вами дарила своей «единой искренней любовью» графа Эриха Кревкера!
– Этого не может быть! – гневно крикнул Лагир.
– Уж не ревнуете ли вы к прошлому? – насмешливо спросил Рауль.
– Да, вам обоим несравненно целесообразнее ревновать ее к настоящему! – произнес вдруг сзади них чей-то иронический голос.
Лагир и Рауль обернулись и увидели Ноэ; он подсел к ним и продолжал:
– Да, добрые друзья мои, Бог мне свидетель, что я пламенно люблю наваррского короля и готов в любой момент отдать за него свою жизнь, но все же должен признаться, что теперь он немало сердит меня!
– В самом деле? Что же он сделал такого? – в один голос спросили молодые люди.
– Он у ног герцогини!
– То есть, иначе говоря, он смеется над нею?
– Нисколько! Он обожает ее…
– Ну уж пожалуйста! – вспыхнул Рауль. – Я много видел на свете необычного, но чтобы наваррский король мог полюбить герцогиню Монпансье, своего злейшего врага, этого…
– Э, полно, друг мой, вы еще увидите, что сама герцогиня окажется очень восприимчивой к нежным чувствам нашего короля!
Рауль взглянул на Лагира и сказал:
– Знаете что? По-моему, опасно оставлять долее команду в руках мсье Ноэ! Он бредит!
– Мсье Рауль, – возразил Ноэ, – я не из тех, которые обижаются на шутку, потому что всегда могу отплатить той же монетой. Но я с удовольствием придержу вам сотенку пистолей на пари, что не пройдет и двух дней, как герцогиня полюбит нашего короля!
– Гм… – ответил Рауль, – в конце концов она всегда отличалась капризами и причудами!
– А я готов биться с вами на сто пистолей! – подхватил Лагир, не находя в себе силы допустить, чтобы герцогиня Анна была способна любить кого-нибудь другого, кроме него.
– А я готов придержать пятьдесят за то, что наш король никогда не полюбит герцогиню! – сказал Рауль.
– Господа, ваши пари приняты! – с комической торжественностью объявил Ноэ.
Тем временем Генрих Наваррский все еще был на коленях перед Анной Лотарингской.
Хотя герцогиня не без основания считалась самым выдающимся политиком в Европе, но все же была женщиной, а потому не могла остаться нечувствительной к ухаживанию красивого, ловкого человека, хотя бы то и был ее враг. А Генрих в этот день показался Анне особенно очаровательным. Прежде ей как-то не приходилось присматриваться к нему, но теперь она с удивлением видела, что Генрих был далек по виду от грубого мужика, одетого в сермягу, пахнущего чесноком и кожей, каким обыкновенно его изображали. И Анна рассыпала перед ним все чары своего кокетства.
– Да, прекрасная кузина, – продолжал между тем Генрих, – вот уже во второй раз мне приходится жалеть, зачем я родился принцем! В первый раз это было в пятнадцать лет, когда я влюбился в цветочницу Флеретту и хотел жениться на ней, чему, разумеется, воспротивилась моя матушка, а во второй раз…
– А во второй раз, кузен?
– Теперь!
Герцогиня, улыбаясь, взглянула на Генриха и сказала:
– Разве ваше происхождение отдаляет вас от меня?
– Конечно! Нас разделяют политические интересы.
– Ну вот еще! – с очаровательной гримасой возразила Анна. – Похоже, что вы мало заботитесь о политике, раз вы похитили меня!
– Но это потому, что я люблю вас, кузина!
Герцогиня принялась отчаянно хохотать.
– Хотите доказательство? – спросил Генрих.
– А ну-ка!
– Вот видите, шаланда остановилась. Видите ли вы на правом берегу селение?
– Вижу.
– Ну, так мы сойдем на берег и остановимся в единственной гостинице, имеющейся там. Вы ведь считаете себя пленницей, не правда ли? Ну, так вы ошибаетесь! Вы спросите себе экипаж и лошадей в деревушке и вернетесь в Блуа.
– Но разве вы забыли, что вы – наваррский король? – с удивлением спросила Анна.
– В данный момент я помню лишь об одном: что я люблю вас! – ответил Генрих.
Анна задумалась, затем сказала:
– Пока еще я не желаю свободы, поэтому будем продолжать наш путь!
XXII
Рассчитывал ли Генрих на такой ответ? Был ли он уверен в своем обаянии? Это неизвестно, только он не выказал ни малейшего удивления и удовольствовался кратким ответом:
– Пусть будет так, как вам угодно, кузина!
– Значит, вы меня любите? – спросила Анна.
– Да, я люблю вас!
– Вы, наваррский король, счастливый супруг Маргариты Валуа?
– Полно! Королева первая разлюбила меня! По отношению к ней у меня нет никаких угрызений совести!
– Но подумали ли вы, дорогой кузен, что наши семьи находятся в беспрестанном соперничестве и что мои братья…
– Лучше не будем говорить о них! – Генрих снова поцеловал руку герцогини и продолжал: – Я хочу сделать вам два предложения – одно сердечное, а другое – политического характера!
– Начнем с последнего!
– О нет, тут положение несравненно более запутанно, тогда как сердечное соглашение, по-моему, крайне просто.
– Ну, так говорите, кузен, я слушаю вас!
– В то время как ваш брат остановился в королевском замке, вы предпочли поселиться в маленькой гостинице. Значит, вы не рассчитывали официально появиться на собрании штатов?
– У меня были для этого свои основания!
– Хорошо! Так вот вам пришел в голову каприз, и вы покинули Блуа…
– Немного против собственного желания, кажется!
– Ах, кузина, нехорошо, что вы так говорите! Вспомните, я только что предлагал вам свободу, а вы…
– Вы правы. Продолжайте, кузен!
– Скоро мы прибудем в Бретань. Там у меня много друзей, и мне уже мало дела до французского короля и до герцогов лотарингских. Кроме того, там живет в собственном замке некий сир д'Энтраг, старый друг моего отца. Там, если хотите, мы остановимся с вами на несколько дней, тогда как мои друзья поведут барку далее.
– Но куда же идет ваша шаланда?
– В Гасконию, кузина. Она спустится до Пенбефа и отправится далее морем.
– А мы с вами остановимся у сира д'Энтрага?
– Да. Замок расположен за Ансени, и туда мы прибудем завтра на восходе солнца.
– Ну а дальше?
– Дальше? Господи! Когда мы будем любить друг друга, мы посмотрим, не найдется