Разбросанные предметы туалета, надкушенные бутерброды, перевернутая канистра с пивом, носки, которые соседствовали в банкой недоеденных шпрот, говорили вдумчивому наблюдателю о многом. О том, например, что жена комиссара уехала на недельку погостить к тетке в провинцию. Огромный многоведерный аквариум с пивом, в котором обычно плавала небольшая стайка вяленых вобл, был пуст, сух и к тому же откровенно вонюч: это означало, что вобла сдохла, потому что все пиво выпили.
И вот тут впервые Фухе услышал о быстрорастворимых пчелах.
Как раз в это время на одной пасеке в провинции Профанс произошло гнусное убийство. Габриэль Алекс знал, что Фухе собрался в отпуск, но он знал также, что одному ему нипочем не распутать это диковинное дело.
Зазвонил телефон.
Фухе поморщился, крайне недовольный тем, что какой-то двуногий позволил себе вмешаться в личную жизнь самого комиссара поголовной полиции. Он настроил себя на нужную волну и поднял трубку.
— Это поголовная полиция? Позовите инспектора Хухе.
— Его нет, — ответил Фухе не задумываясь.
— А кто есть?
— Никого нет! — отрезал комиссар.
— А с кем имею честь?
— Вы не имеете совести! — Фухе швырнул трубку в аквариум.
Возле развороченного улья лежал свежий труп. Он раскинул руки и задумчиво глядел в небо.
Габриэль Алекс приехал на место трагедии, вызвал пасечника, его жену, дочь, соседку, собаку соседки и ее щенков. Алекс был учеником Фухе и знал, что самая неприметная мелочь часто может служить ключом к расследованию.
Впрочем, если этого ключа не было, комиссар обычно пользовался отмычкой.
— Пчелы собирают мед, — подал голос пасечник.
— Молчи, дурак! — оборвал его Алекс.
— Я подкармливаю пчел сахаром, — не унимался пасечник.
— Быстрорастворимым? — поинтересовался Алекс.
— А я подкармливаю мужа мясом, — заметила жена пасечника.
— Мясом пчел? — уточнил Алекс.
— Нет, мясом коровы.
— Корова питается медом? — спросил Алекс и полез в карман за блокнотом.
— Нет, травой! — засмеялась дочь пасечника.
— А трутни, они тоже питаются медом, но не работают, — попытался замести следы пасечник.
— Сам ты трутень! — разгорячилась соседка. — Жена день деньской…
— Значит, ты тоже питаешься медом? — обратился Алекс к пасечнику.
— Терпеть его ненавижу! — поклялся тот.
— Кто-то из вас врет, — решил Алекс и что-то записал в блокнот. — Понятно! — наконец вымолвил он. — Пасечник питается мясом коровы, но не работает. Он же кормит быстрорастворимых пчел сахаром, трутни едят траву, но терпеть ненавидят мед. Собака охраняет улей от трутней и ест мясо коровы, которая день деньской переваривает пчел…
— Быстрорастворимых? — поинтересовался пасечник.
— Молчи, дурак! — оборвал его Алекс.
— А как же труп? — задала вопрос дочка.
— Оставь труп в покое! — одернул ее пасечник и сплюнул в улей.
— Какой труп? — спросил Алекс.
— Труп щенка собаки соседки, — попытался выкрутиться пасечник.
— Молчи, дурак, — беззлобно сказал Алекс и достал из кармана пистолет.
— Эй, ты! — обратился он к трупу. — Чего разлегся?
Труп под дулом автоматического пистолета проявил удивительное хладнокровие.
— Не слышишь, что ли? — раздраженно спросил Алекс и взвел курок.
На вокзале Алекс поджидал комиссара Фухе с отчетом о раскрытом преступлении.
— Знаешь, — сказал Алекс комиссару, — а это дело об убийстве в провинции Профанс легко удалось распутать.
— Да ну? — удивился Фухе, закуривая «Синюю птицу».
— Ну да! — заверил его Алекс. — Во всем виноваты пчелы и один не очень разговорчивый парень, который все время валялся посреди лужайки.
— Когда будет суд? — полюбопытствовал Фухе.
— Уже был, — ухмыльнулся Габриэль. — А чего там церемониться? Всех пчел я поставил к стенке, а того парня вздернул.
— За пчелок! — Фухе поднял кружку и посмотрел сквозь нее на Алекса.
— За быстрорастворимых! — ухмыльнулся Габриэль и с удовольствием сдул пену.
Алексей БугайГРАФОМАН
С некоторых пор Фердинанд Фухе стал чувствовать на себе пристальный немигающий взгляд со спины. Это был не тот взгляд, который бывает в солнечный день у пивного ларька, когда ты без очереди подходишь к стойке и спиной чувствуешь дружественные участливые взгляды менее наглых и проворных граждан. Нет, тут было другое. Это был взгляд бесстрастный, изучающий и вместе с тем колючий. Комиссар стал резко оглядываться, охать, ощущать себя не в своем бокале, одним словом — нервничать. Было время, когда Фухе подумывал бросить проклятую полицейскую работу и удалиться на покой.
— Все дурацкие нервы, — жаловался он однажды Алексу. — Представляешь, вот я сейчас с тобой разговариваю, а чудится мне, будто за спиной кто-то стоит — даже мурашки по коже! И что самое обидное, знаю ведь прекрасно, что никого там нет — сто раз проверял…
— А давайте-ка еще раз посмотрим, — предложил Габриэль. Комиссар круто повернулся на каблуках и увидел, что у него за спиной стоит незнакомый человечек и что-то старательно записывает. Фухе в сердцах схватился за пресс-папье, но Алекс жестом остановил его.
— Кто вы такой?
— Я ваш летописец, — заявил писака, обращаясь к Фухе.
— Куда ты писец? — переспросил комиссар.
— Летописец — это значит биограф, то есть человек, который записывает истории из жизни другого человека.
Понятно?
Алекс неизвестно почему решил прикинуться идиотом и отрицательно помотал головой. Комиссару не нужно было прикидываться: он действительно ничего не понял.
— Нет! — сказали они хором. — Непонятно!
Незнакомец не растерялся перед лицом невесть откуда свалившейся на него беспробудной тупости.
— Ну, хорошо, — примирился он. — Давайте подробно…
— Не дам! — заартачился Фухе.
— Вы влипаете в истории, а я их записываю на бумаге, — продолжал человечек. — Вам знакомо такое понятие?
— Мы без понятия, — выразил общую мысль Алекс.
— Бумага — продукт переделки древесины… Ну, осина там, сосна, дуб. Вам известно, что это такое? — поинтересовался писака.
— Гы-гы-гы! Конг — это дуб! — обрадовался комиссар. — Знаю, конечно, знаю!
— Ну, вот и ладно, вот мы и выяснили суть!
— А теперь, — потребовал Алекс, — теперь почитайте нам что-нибудь.
— Угу, — одобрительно хмыкнул комиссар и осклабился.
Человечек набрал в грудь побольше воздуха и начал: «Дверь кабинета открылась. На пороге стояла Мадлен. Комиссара обдало запахом чего-то в чесночном соусе.
Фухе скривился.
— Фред, — прошамкала Мадлен. — Тебя вызывает шеф. Он сказал, что очень срочно.
Фухе посмотрел на уборщицу. Ведро с тряпкой, которое она держала, было полно крови.»
— Я знаю эту историю, — заметил комиссар. — Давай другую!
— Извольте, — человечек продолжил: «Лаборатория поразила комиссара обилием блестящих предметов. Сверкали какие-то никелированные трубочки, полированные бока приборов, стеклянные стаканы, заварная чайница на цифровом миллиамперметре, чайные ложечки в пузатых колбах с остатками чего-то липкого на дне, стрелочные индикаторы с указателями «больше-меньше» и графики биоритмов на глянцевой бумаге, развешанной по стене и стулу…»
— Это когда в этой истории сперли паритет, — ухмыльнулся Фухе. — Дальше, дальше!
Летописец перелистал несколько страниц и стал читать с выражением: «Утром же, проснувшись на час раньше обычного, Фухе думает, что на улице так тихо, потому что все уже на работе, а он, комиссар, проспал. Проклиная это дурацкое время, Фухе срывается с койки, на лету ловит в воздухе брюки, влезает в носки, зашнуровывает рубаху — и вот через семь минут он уже в управлении. Розовый, свежий, еле дышит, сердце колотится где-то между печенью и затылком, брюки отлично выглажены, хотя одеты почему-то наизнанку. Штиблеты одного цвета, но разного размера, и вообще весь его вид говорит стороннему наблюдателю, что у этого парня не все еще вернулись домой…»
— Это история давняя и малоинтересная, — перебил Алекс рассказчика. — А что есть новенького и захватывающего?
— Угу, — одобрительно хмыкнул комиссар и осклабился.
— Новенького? — переспросил писака и снова перелистал страницы. Захватывающего, говорите? — он заговорщически подмигнул и начал читать: «С некоторых пор Фердинанд Фухе стал чувствовать на себе пристальный немигающий взгляд со спины. Это был не тот взгляд, который бывает в солнечный день у пивного ларька, когда ты без очереди подходишь к стойке и спиной чувствуешь дружественные участливые взгляды менее наглых и проворных граждан. Нет, тут было другое…» Алекс удовлетворенно показал зубы и сказал другу и соратнику:
— Вот это действительно что-то свежее и захватывающее!
— Угу! — одобрительно хмыкнул комиссар и осклабился.
«Потом летописец стал читать друзьям уже известные им истории из жизни комиссара поголовной полиции,» — вещал писака.
— Так-так, — подтвердил Габриэль Алекс, — было дело.
— Угу, — одобрительно хмыкнул комиссар и осклабился.
«И тут биограф стал читать коллегам такую историю, от которой им не поздоровилось. Из нее было явственно видно, что Фухе — выживший из ума идиот с амбициями, а Алекс хотя и предан комиссару душой и печенью, но за пару кружек пива готов продать не только соратника, но даже родную мать.»
— Но-но! — сказал Габриэль и нахмурился.
— Угу, — одобрительно хмыкнул комиссар и осклабился.
«А потом, потом из этой истории стало известно, что комиссара Фухе в этот день хватила кондрашка,» — продолжал писака, — «а что до Габриэля Алекса, то он на поминках друга и соратника так нагрузился, что его посетила белая горячка.»
— Угу, — одобрительно хмыкнул комиссар, и его хватила кондрашка…
— Пойдем выпьем за упокой души комиссарской, — предложил Алекс писаке и насторожился. — А деньги у тебя, к примеру, есть?
— Не пью я, — ответил человечек и посмотрел на Алекса. — Хотите, я прочту последний рассказ?