— Как же так? — засмеялся немец. — Хорош хозяин.
— Я не хозяин.
— А кто хозяин?
— Кайне анунг.
— А вот я сейчас полицию позову.
— Зови. Я ничего не говорил, ты ничего не слышал.
— Кто тебе дал мой адрес?
— Ребята из Минска. Андрей и Борис.
— Не знаю таких.
— В таком случае извиняюсь.
Гелберт постоял, подумал.
— Ладно, пригоняй сегодня вечером, в девять. Вон туда, на задний двор. Ворота будут открыты. Посмотрим, что за бостон-грюн.
99
В назначенный час я пришел на задний двор мастерской с пластиковым пакетом от магазина «Альди».
— Где ж твой бостон-грюн? — спросил Гелберт.
— Минуточку терпения.
Надо было видеть лицо этого немца, когда я достал из пакета зеленую «БМВ» размером со спичечную коробку и поставил на бетонный пол.
Гелберт чуть не захлебнулся от бешенства. Раскрыл рот и выпучил глаза, как будто ему перекрыли кислород.
Потом весь покрылся красными пятинами и начал орать:
— Ферписс дихь ду, шпиннер!
В смысле «Пшел вон, придурок!», только покрепче.
Говорят, у немцев нет крепких выражений.
Таки есть.
А поскольку я не уходил, Гелберт побежал за инструментом. Видимо, чтобы демонтировать меня на запчасти.
Нужно ли говорить, что, когда он вернулся, мы с зеленой бээмвухой уже стояли в обнимку о натюрэль.
— Нет! — сказал Гелберт. — Это невозможно. Откуда она взялась?
И потянулся к дверце машины.
— Осторожно, — остановил я его. — Может быть, сигнализация не отключена.
— А как ты ее пригнал?
— Так вы же видели. Принес вот в этом пакете.
Конечно, такие спектакли проходят только раз.
Когда я показал Гелберту, как я это проделываю, он почесал затылок.
— Как тебя зовут, парень? Анатоль? Ты опасный человек, Анатоль. Очень опасный. У вас таких в России много?
Мне было приятно сообщить ему, что я, как царь Мидас, единственный на планете могу дисминуизировать всё, к чему прикоснусь.
— Скажи мне, — поинтересовался он, — а зачем тебе нужен старина Гелберт? С такими способностями ты можешь носить «мерседесы» через границу и без меня.
— Могу, но не хочу.
— Абер варум? Почему так?
— А потому, что не люблю рисковать. Мое дело доставить товар к тебе и получить за него денежки. А там ты делай с ним, что хочешь: перебивай номера, перекрашивай. Хоть золотом покрывай. Это уже твой гешефт.
Гелберт подумал, потом протянул мне руку.
— Будем работать, Анатоль. И пусть вся Германия станет страной пешеходов. Ей это только на пользу пойдет.
100
Мы славно потрудились с этим добрым человеком, который мне сперва так не понравился.
Я делал ему и «порше-бокстеры», и «мерседесы-SLK», и всевозможные «кабрио» с откидывающимся верхом: Гелберт прямо млел при виде этих тачек. А уж седьмых бээмвух мы с ним приватизировали и сбыли с рук не меньше двух десятков.
Технология этого нового для меня дела была несложна.
Ведь мне не нужно было забираться в машину и куда-то на ней ехать: дверные замки, противоугонки и зажигание — все это были проблемы старины Гелберта. Он обожал со всем этим возиться.
Высмотрев в богатом квартале подходящую тачку, я прибегал к ней на свидание в темноте, после одиннадцати, когда на окнах особняков уже опущены металлические жалюзи.
Именно прибегал, этакий энергичный зажиточный мистер Адидас, увлекающийся ночным оздоровительным бегом.
Тренировочный костюм и кроссовки, кстати, отлично смотрелись среди темных особняков: люди состоятельные с пониманием относятся к заботе о своем здоровье.
Что же касается поздноты — то, во-первых, мы, богачи, что бы о нас ни думали плебеи, днем работаем, во-вторых — ночью можно бегать по проезжей части, а в-третьих — не ваше собачье дело. Здесь еще не проходит граница между нашей и вашей свободой. Имеем полное право. Докажите, что нет.
Итак, я бежал в темноте вдоль вечнозеленых оград, на бегу небрежно прикасался к своей избраннице — и стремительно дисминуизировался. Затем возвращался в себя (уже, естественно, без нее), осторожно подбирал ее с земли, клал в коллекционную коробочку — и насвистывая убегал прочь.
Тут, разумеется, свои тонкости: важно, чтоб не сработала звуковая сигнализация, поэтому первое прикосновение должно быть очень нежным: так любители чужих женщин прикасаются к пассажиркам общественного транспорта.
А после дисминуизации — пускай она кричит, сколько хочет: кто услышит ее комариный писк?
Впрочем, звуковые устройства с реакцией на толчок в Германии ставят нечасто.
Вторая сложность: подбирать красавицу с земли надо очень осторожно. Металл при дисминуизации становится тоньше самой тонкой фольги, а пальцы человеческие, увы, шершавы. Машина, как мотылек, не терпит лишних прикосновений.
Помню, одну «альфу-ромео» приятного цвета «блау-металлик» Гелберт забраковал именно по этой причине: я долго не мог нашарить ее в темноте среди палых листьев, и в итоге бедняжка оказалась вся мятая и ободранная, как после падения с моста.
К счастью, проблемы утилизации у нас с Гелбертом не было: я просто дисминуизировал злополучную тачку — и раздавил ее каблуком.
Вся операция, включая доставку добычи в ангар и моего возвращение в объятья подруги, занимала от силы час-полтора.
101
Керстин быстро привыкла к тому, что по ночам я настойчиво укрепляю свое здоровье.
Иногда даже сама выгоняла меня на улицу, если я задремывал по причине отсутствия договоренности с Гелбертом:
— Иди, иди, лежебока! Я пузатых мужчин не люблю.
Приходилось одеваться и бегать. Правда, уже не по окрестным городам, а около дома.
Верная подружка моя кручинилась, что тюремные письма не дают ей возможности составить мне компанию.
Бедная, она даже не подозревала, как далеко я порой забегал: бывало, что и за три сотни километров.
Свой регион мы, по вполне понятным причинам, предпочитали не обслуживать.
Старина Гелберт немало сделал для того, чтобы мне было удобно и приятно работать. На рекогносцировку по окрестным городам и селам меня возил в своей «омеге» его старший сын. С ним же я выезжал и на дело: «омега» дожидалась меня в трех-четырех кварталах от места кражи.
Гелберт дорожил моими способностями, я ценил его доброе ко мне отношение.
Вообще мы были очень дружны. Часто, обмывая очередное успешное дельце, вспоминали день нашего знакомства и смеялись.
Он хотел дружить домами, как это принято между добрыми партнерами, и обижался, что я не спешу познакомить его с Керстин.
Другой на моем месте сотрудничал бы со стариной Гелбертом до сих пор.
Но у меня были далеко идущие планы.
102
В один теплый весенний вечер я брал джип «чероки» — отличную боевую машину оливкового цвета, сияющую никелем, хромом и вообще новизной.
Судя по явно заказному номерному знаку с тремя шестерками, джип принадлежал какому-нибудь молодому бонвивану.
Заказать номер в Германии, как я слышал, несложно, плати двадцатник и рисуй, но люди степенные предпочитают оставлять это дело на волю случая — либо заказывают год своего рождения, чтоб не забыть.
Едва я успел подобрать свое новое приобретение с земли, как за моей спиной кто-то негромко сказал по-немецки:
— Ни с места, или буду стрелять. Я всё видел.
И для убедительности ткнул меня в хребтину стволом.
Это был не полицай: фраза «Я всё видел» с головой выдавала любителя.
Между тем мы и сами были с усами. У меня в кармане тренировочного костюма лежал «глок-30». Я уже столько раз дисминуизировал эту штуковину, что давно забыл ее подлинные размеры (несколько великоватые для вечернего бега).
Однако пускать подарок «Аметист-банка» в ход я не собирался. В сущности, вся моя деятельность угонщика являлась ловлей на живца — хитроумной ловлей, в которой рыбак и наживка соединялись в одном лице. Крадя машины в богатых кварталах, я ненавязчиво демонстрировал потенциальным партнерам свои возможности.
И вот мой план сработал. Смышленый богач увидел меня в деле, клюнул на приманку, и объяснения теперь не нужны.
— Проходите к дому, — скомандовал голос. — Не торопясь и без резких движений.
Я обернулся.
Позади меня стоял круглолицый молодой человек в махровом купальном халате с винчестером в руках. Признаться, я предпочел бы, чтобы на его месте оказался более респектабельный господин. Но выбора у меня не имелось: напротив, это меня выбирали.
— Делайте, что вам приказано, — грозно сказал мой новый властелин. — Иначе подстрелю и сдам в полицию.
Слово «иначе» лишний раз подтверждало, что всё идет по задуманному.
Через калитку я вошел в маленький садик с цветущими магнолиями, узорно вымощенная дорожка подвела меня к крыльцу одноэтажного краснокирпичного дома. Молодой человек с винчестером наперевес следовал за мною.
Вестибюль был отделан непрозрачным снаружи дутым стеклом медного цвета, бронзовая табличка на добротной дубовой двери извещала, что в этом доме проживает Георг Ройтберг, ювелир.
— Дверь открыта, заходите, — поступила команда.
103
Дом ювелира оказался намного просторнее, чем можно было предположить, глядя на него с улицы.
С фасада он выглядел как одноэтажный, но участок круто шел под гору, и со стороны сада в доме обнаруживалось целых три этажа.
На самом нижнем, с выходом на террасу и в сад, Ройтберг устроил себе бассейн с джакузи, бильярдную и бар с мягкими креслами и цветовой музыкой.
В этом баре мы и просидели почти до утра, беседуя за кампари, как двое старых знакомцев, и наслаждаясь симфонией в синих тонах, разыгрывавшейся на стенах и на потолке.
Операция «чероки» сорвалась по чистой случайности: господин Ройтберг, счастливый наследник старинного ювелирного дома, приняв душ, шествовал в опочивальню и по дороге бросил взгляд в окно. Мои действия его живо заинтересовали, и рука сама потянулась к винчестеру.