После того, как Тюлькин продал машину Валерке-прорабу, крепко обжулившему его при покупке, здоровье его начало поправляться, а призрак Ханыгина больше не являлся.
Через полгода Тюлькин из любопытства зашел к Валерке. «Жигули» стояли в жестяном гараже на колодках, так как колеса, аккумулятор и прочие легкоуносимые детали Валерка хранил у себя в квартире, покуда не завершится строительство другого гаража — каменного, выложенного внутри импортной керамической плиткой.
— Тебе привидение показывалось? — выбрав момент, спросил у Валерки Тюлькин.
— А на фига? — пожал плечами Валерка. — Я ж непьющий. Это вон соседу моему — тому каждую ночь что-нибудь мерещится! А мне даже цветной телевизор посмотреть некогда, не то что привидения: делов хватает! Хорошая вещь, она ухода требует. Вот закончу стройку гаража, нужно сигнализацию проводить, замок ставить, простой не годится, нужен — японский. Кроме того, думаю оборудовать «Жигули» портативным телевизором, холодильником. Ребята как-то толковали насчет кондиционированного воздуха…
Слушая планы Валерки, Тюлькин думал: наконец-то «Жигули» попали к настоящему хозяину… То-то успокоился Ханыгин!
НЕДУГ ЛЕПЕШКИНА
Долгое время Лепешкин был человеком маленьким и никакими особыми правами и привилегиями не располагал.
Но однажды начальство доверило ему номер текущего счета, по которому можно для служебных надобностей заказать телефонный разговор хоть с Москвой, хоть с Кушкой. С оплатой, само собой, из казенного кармана.
Первые полчаса Лепешкин с непривычки как-то робел этим правом пользоваться, потом набрался храбрости и позвонил поставщикам, чтобы выяснить насчет недогруза глины.
Утряся вопрос с глиной, Лепешкин забеспокоился о заводском толкаче Бусалыгине, пропавшем в Батуми и не дающем о себе знать.
Обзвонив батумские гостиницы, Лепешкин нашел-таки Бусалыгина, который оказался вполне живым и сравнительно здоровым. Тот сообщил, что делами пока не занимался, но, случайно оказавшись на выставке комнатного собаководства, познакомился там с одной крошкой, и долго расписывал, какая она из себя, и что он намерен делать в самое ближайшее время.
Закончив разговор с Бусалыгиным, Лепешкин вспомнил, что у него тоже есть знакомая крошка с телефоном, и решил позвонить ей в Одессу — исключительно в служебных целях, чтобы не тратиться на гостиницу в случае командировки. Но выяснилось, что коварная крошка ему изменила, потому что трубку взял мужчина, назвавшийся мужем. Лепешкин не растерялся и, наслаждаясь своей недоступностью, минут десять остроумно интриговал этого типа, щедро наделяя его именами различных животных от «рогатого козла» до «тамбовского волка» включительно.
Потом вспомнил он про свою бывшую жену Лену и сынка Витю, по слухам, успешно одолевающего не то первый, не то второй класс, и позвонил им в Киев. Сынок оказался действительно способным мальчиком и по телефону прочитал ему наизусть много длинных стихотворений. Однако, когда Лена, превратно истолковав звонок Лепешкина, начала намекать на непредусмотренные алиментами подарки, Лепешкин спохватился, что срочные заказы оплачиваются втрое, и разговор прекратил.
Да и рабочий день кончился. Но тут Лепешкину пришло на ум, что если здесь, в Челябинске, уже шесть часов вечера, то в Куйбышеве — пять, в Воронеже — четыре часа. Зато в Южно-Сахалинске уже ночь.
Во все эти города Лепешкин когда-то ездил в командировки и кой-кого там знал.
Чтобы не терять зря времени, Лепешкин не пошел домой ужинать, слегка перекусив завалявшейся в столе корочкой, и снова уселся за телефон.
Во всем районе давно погасли огни, и только одно окно светилось — Лепешкин сидел на своем рабочем месте и кричал в телефонную трубку:
— Неужели? Ну, ты даешь! А почем у вас молодая картошка? А редиска? И у нас одинаково — вот чудеса! А Генка там? Позови его! Ничего, я подожду, пускай кто-нибудь сходит… Генка? Это — Лепешкин беспокоит! Как это какой? Забыл? На рыбалку ездили, я в красных трусах был, вспомнил? То-то! Ну, как жизнь? Молодец! А семья у тебя какая? С супругой мирно живете? А детишки не балуются? Нет детишек? Чего же не заимеете? А кто еще с тобой живет? Бабушка? Передай ей привет! Скажи — Лепешкин привет передает!
Таким образом он обзвонил Аркадак, Сызрань, Грязи…
Среди ночи он переключился на восточные города и добрался до Южно-Сахалинска, где было уже утро, и оживил своим разговором иссохшую душу знакомого болельщика Петьки Гуся, который был командирован туда за тунеядство и теперь чах на чужбине, вдали от родной забегаловки и успехов любимой хоккейной команды.
Наступивший день был выходной, но Лепешкин домой не пошел, так как ни голода, ни усталости не ощущал, наоборот — чувствовал необыкновенный прилив энергии, а мест, куда требовалось срочно позвонить, все прибавлялось.
…Лепешкину вручили счет за телефонные переговоры, и с тех пор наш герой за версту обходил любой телефон, а заодно транзисторы, микрокалькуляторы, утюги и прочие предметы, которые ассоциировались с незабвенной квитанцией ГТС.
ФАНТАСТИКА В РЕШЕТОВЕ
Один командировочный товарищ Букашкин, находясь по делу в городе Решетове, большие там пережил чудеса. Однако скажем заранее: все обошлось благополучно.
По закоренелой привычке всех бездомных командированных он решил на всякий случай заглянуть в гостиницу и заметил, что табличка «Мест нет» отсутствует на своем, так сказать, законном месте.
Букашкин этому факту, конечно, никакого значения не придал и опять же на всякий случай завел с администраторшей дипломатический разговор тоном, перенятым у соседа-жулика, ныне находящегося в местах заключения:
— Значит, барышня, хе-хе-хе, решили вывесочку не вешать? Правильно! Сознательный, хи-хи-хи, человек должен сам знать, что в гостиницах мест не бывает и быть не может, а некоторые нахалы думают…
— Места есть, — сказала барышня.
Взяла да выписала Букашкину место без всякого, подчеркиваем, дополнительного трояка или пятерки! И даже не заставила, как положено, подмахнуть торжественное обязательство, что постоялец по первому требованию администрации обязуется вытряхнуться в любое время суток без всякого шума и вызова милиции!
Тут Букашкин как разинул рот в первый раз, так потом за все пребывание в городе Решетове и ходил, не имея возможности закрыть его на сколько-нибудь продолжительное время.
В камере хранения ручного багажа он не обнаружил на двери знакомой записки куриным почерком «Ушла, скоро приду». Наоборот — сама, живая тетя Фрося, или там тетя Поля, присутствовала лично и без малейшей ругани или хоть бормотания («носют шуты… заявляются ни свет ни заря… будто не люди тут работают…») взяла букашкинский чемодан. Не отвергла его по причине нестандартности формы или слабого замка, и содержимое не обыскивала в поисках горючих или взрывчатых веществ… И самое главное — никак не реагировала на то, что Букашкин, растерявшись, забыл вручить ей полагающийся рупь за беспокойство и проявленный гуманизм.
Вообще-то Букашкин собирался малость вздремнуть, но, увидев на постели белоснежное белье вместо серого и застиранного, лечь на него не посмел, не зная точно, предназначается ли оно для лежания или на ночь дают другое белье — погрязнее, а это служит исключительно для удовлетворения эстетической потребности путем любования.
Поэтому Букашкин, желая слегка сориентироваться в непривычных условиях, отправился погулять и, зайдя в гостиничный буфет, увидел, что местные пьяницы почему-то отсутствуют.
Букашкин не удержался, чтобы не спросить у буфетчицы, куда же делись пьяницы, или, может, их в городе вовсе нет? Буфетчица ответила, что пьяницы, конечно, есть, но их сюда не пускают…
Букашкин хотел узнать, как же она в таком случае выполняет план, но не осмелился и попросил себе стакан томатного соку.
Буфетчица почему-то ничуть не разгневалась («Держи карман, стану я из-за тебя банку открывать, хочешь — пей всю…»), а налила Букашкину стакан томатного соку, прямо как иностранцу какому или ревизору из центра! Да еще и сдачу с полтинника отдала, хотя Букашкин усиленно отказывался.
Букашкин ушел поскорее из буфета, не позавтракав, и решил подкрепиться чтением какого-нибудь прошлогоднего номера журнала «Стекло и керамика» или «Советская офтальмология», которые всегда имеются в гостиничных киосках для услаждения постояльцев и расширения их умственного кругозора. Но в киоске оказались свежие газеты, даже «Спорт» и «Футбол», причем за эту, а не за прошлую неделю и без всяких следов предварительного штудирования их племянником киоскерши с последующим употреблением на завертку пачкающих или пахучих предметов питания.
Будучи от природы человеком любознательным и пытливым, Букашкин пытался найти объяснение всем этим чудесам, задавая разные наводящие вопросы:
— Вы какое-нибудь большое начальство ждете?
— Нет, — отвечали ему.
— А кого же, иностранцев?
— Нет.
— Просто ревизия?
— Нет.
На неделю культурного обслуживания не было похоже, потому что стены и потолок не были облеплены лозунгами и плакатами в честь такого события.
Командированные с предприятий, вырабатывающих различный ширпотреб, выходили из положения, возя с собой чемодан с образцами своей продукции и вручая их всем в виде сувениров. Букашкинский завод вырабатывал бетонные блоки для плотин, хоть, скорее всего, гостиничные работники с удовольствием бы и блоки взяли, постепенно найдя им применение в своем быту, но подобные сувениры было крайне трудно привезти в связи с их громоздкостью и многотонным весом.
Возникла было у Букашкина идея вручить всем по букету роз с надписью на ленте «За доброту и великодушие», но и от нее пришлось отказаться по причине дороговизны цветов и скудности командировочных сумм.
Наконец Букашкин решил прославить необыкновенную гостиницу в печати, чтоб все человечество узнало, какие люди работают в системе обслуживания города Решетова.