- Добрая Гертруда! - прошептала Вишня.
- Так мне хотелось бы помочь ей, но для этого нужны деньги…
- У меня есть двести франков в сохранной кассе, - вскричала Вишня. - Хотите взять их, госпожа Жанна?
- Нет, спасибо, моя милая подруга, - отвечала Жанна. - Не в этом дело… Мне хотелось бы работать.
- Вам, барышня! Благородной девушке!.. Посмотрите на свои прекрасные ручки, разве они созданы для работы?
- Труд также благородство, и может быть единственное, которое истинно… Зачем же его стыдиться?
Вишня с наивным восхищением посмотрела на прекрасную молодую девушку и не могла ничего ответить на этот благородный вопрос.
- Послушайте, Вишня, - продолжала Жанна, - в монастыре я выучилась шить и вышивать, и даже очень искусно. Притом же у меня есть много желания. Если вы меня немного любите, так представьте меня в магазин вышивания; пусть мне дадут оттуда работу на дом.
- Представить вас в магазин! - вскричала Вишня, у которой мелькнула внезапная мысль. - Нет, нет, барышня! Я сделаю что-нибудь получше.
- А что вы сделаете, Вишня?
- Вот что: в одном магазине вышивания я очень дружна со старшей мастерицей. Я буду братья от нее работу для вас, вы отдавайте ее мне каждую неделю, и я буду относить ее вместе со своей работой, потому что наши магазины рядом. Согласитесь, барышня, что это гораздо приличнее для вас, а мне-то сколько удовольствия почаще видеться с вами!
Вишня с увлечением пожимала руки Жанны и смотрела на нее с умоляющим видом.
- Милая Вишня, - проговорила молодая девушка, - какая вы добрая и как я люблю вас!..
- Так вы согласны?
- Да, - просто сказала Жанна.
- Ах, какое счастье? - вскричала цветочница.
- Теперь поговорим о вас. Что вы поделываете? Довольны ли?..
Жанна, знавшая сердечные тайны Вишни, сделала ударение на последних слонах. Вишня вспыхнула.
- О, да!..- сказала она. - У меня есть сегодня добрые вести.
- В самом деле?
- Да. Вы ведь знаете, барышня, что жених мой столяр?
- Г-н Леон?
- Вы можете говорить просто Леон, господин и госпожа не идут к таким маленьким людям, как мы. Ну так Леон сделан подмастерьем.
- Тем лучше, моя милочка, поздравляю вас.
- И, кажется, - добавила Вишня, покраснев еще больше, - свадьба наша будет через две недели.
- Добрая моя! - проговорила Жанна, обнимая цветочницу, как сестру. - Если исполнится все, что я вам желаю, вы будете счастливы, как и заслуживаете… Но вы, кажется, собираетесь куда-то?
- О! - отвечала Вишня. - Я еще успею. Я так рада вас видеть! Боже мой, барышня, - прибавила она с некоторым замешательством, - я уже давно хочу спросить вас… но не смею… я знала ваше благородное звание… и может быть…
- Говорите, моя подруга, я в свою очередь готова сделать для вас все возможное. Разве мы теперь не сравнялись! Вы цветочница, я швея.
- О, это совсем не все равно.
- Говорите же, моя милочка, я жду.
- Так выслушайте меня, барышня, я так часто вижу вас печальной, что не могу и придумать, чем бы развлечь вас.
- Милая моя!
- Вы не постыдитесь идти со мной в театр? У меня иногда бывают билеты…
- Стыдиться! - воскликнула с упреком Жанна. - О, конечно нет, мой добрый друг. Но вы ведь знаете, что я в трауре.
- Это правда, - пролепетала Вишня, - но вы не откажетесь пообедать… с нами? - добавила с нерешительностью цветочница, и поспешила прибавить, с моим женихом и его матерью… Мы просто мастеровые… Но были бы так рады!..
- О, от всего сердца! - отвечала Жанна, не желая отказывать в просьбе Вишни.
- Ну, так сегодня… например?
- Извольте, моя милочка.
- Мы все четверо отправимся обедать в Бельвиль, в ресторан, куда ходят только одни честные люди. Вот что: мы с матерью Леона зайдем за вами в четыре часа.
- Извольте, - сказала еще раз Жанна.
- Но, главное, не очень наряжайтесь, милая барышня. Иначе всякий, увидев вас с нами, скажет, что вы не на своем месте.
- Ребенок! - проговорила Жанна, поцеловав в лоб цветочницу и собираясь идти.
Когда Жанна ушла, Вишня в свою очередь отправилась на Бурбонскую улицу.
Мать Леона Роллана, шестидесятилетняя старуха, жила с сыном в маленькой квартирке четвертого этажа, окнами во двор.
Приехав за десять лет до этого в Париж, Леон выписал мать, как только сделался хорошим мастеровым и мог получать по шесть франков в день.
Отдав в аренду свой маленький участок земли, старуха мать поспешила к единственному сыну, на котором сосредоточивалась вся ее любовь. Но крестьянка и осталась крестьянкой. Она продолжала носить чепчики с широкими оборками, грубые шерстяные платья, синие чулки и деревянные башмаки. А летом и осенью, в хорошую и в дурную погоду, тетка Марион (так звали мать Леона), никуда не выходила без дождевого зонтика.
Она в свою очередь называла Вишню «мамзелью», потому что у нее были белые ручки и чепчики с лентами, и находила, что Леон очень походил на барина, когда по воскресеньям надевал свой длиннополый сюртук с узкими рукавами.
Когда пришла Вишня, тетка Марион была уже в воскресном наряде.
- Здравствуйте, мамзель, - сказала она Вишне. - Леон обещал быть здесь к пяти часам. А вы знаете, какой он аккуратный.
- Да, милая матушка, - отвечала Вишня, покраснев и поцеловав старуху в лоб. Пока она снимала свою шаль, на лестнице послышались мужские шаги, и мужественный, веселый голос распевал простонародную песню.
- Это Леон, - сказала Вишня, у которой сердце сильно забилось, - но он не один.
Дверь отворилась и вошел столяр в сопровождении Гиньона. Бедный парень кок будто хотел до конца оправдать свое прозвище.
На правом глазу его была надета широкая повязка, которая очень удивила Вишню.;
- Вот видите, - сказал он смеясь, - не даром же я называюсь Гиньоном, мамзель, по шерсти и кличка…
- Господи, что это с вами?
- Это целая история. Вообразите, я вчера вечером относил работу на улицу Буассо, такую темную, что хоть глаз выколи. Мимо меня прошел мужчина и толкнул меня; я назвал его дуралеем, а он меня как хватит по глазу, да и говорит: «Вот тебе, красавчиком будешь!» А пока я, оглушенный, катился в канаву, он удрал, не сказав даже -как его зовут и где он живет.
- Бедный господин Гиньон! - сострадательно сказала Вишня.
- О, - отвечал бедняга, - самое главное, что ведь я не могу теперь идти с вами обедать.
- Отчего?
- С такой перевязанной головой лучше уж сидеть дома. Я и пришел извиниться перед ними.
- Глупый ты человек! - сказал Леон, поздоровавшись с матерью. - Больной глаз не мешает обедать.
- Да, но всякий на тебя смотрит, - это ведь обидно!
- Госпожа Жанна согласилась идти с нами, - сказала Вишня. Мы зайдем за нею, не так ли?
- Как это, право, все устроилось! - отвечал Леон. - Я тоже пригласил одного приятеля. Славный малый, зовут его Коляр.
При этом имени Гиньон сделал значительную гримасу, но Леон не обратил на нее внимания и продолжал:
- Коляр очень порядочный человек. Он отставной унтер-офицер, и манеры у него хорошие. Весельчак такой! Он нас позабавит.
В эту минуту постучались в дверь и вошел Коляр.
Помощник капитана Вильямса был одет с некоторой щеголеватостью дурного тона, которая с первого же взгляда не понравилась Вишне.
Он раскланялся слишком непринужденно, и это окончательно раздосадовало молодую девушку.
- Любезный друг, - сказал он развязно, обратившись к Леону, - я не могу с вами обедать. Сегодня явился ко мне, как снег на голову, мой старикашка отец, и я пришел извиниться перед вами.
Вишня улыбнулась от удовольствия; она внимательно рассматривала новоприбывшего, смутно припоминая, что однажды он следил за ней на улице.
- Как! Из двух приятелей ни один не пойдет с нами! - с неудовольствием воскликнул Леон.
- У меня подбит глаз, - сказал Гиньон и, раскланявшись, немедленно вышел.
- Меня ждет старикашка, - прибавил Коляр. - До свидания.
И он ушел в свою очередь.
Вышедши на улицу, он бросился в фиакр, который ожидал его на углу Каирской площади, в котором сидели два человека в блузах.
- Переменить наряд! - прошептал он, снимая сюртук и надевая синюю блузу и фуражку. - Я вовсе не желаю быть узнанным. К Бельвильской заставе! - крикнул он кучеру.
Пока фиакр катился по улицам, Леон в сопровождении матери и Вишни заехал за Жанной Бальдер.
Она уже была готова.
- В Бельвиль! - сказал Леон Роллан кучеру. - К ресторану Бургонские Виноградники.
- Нет, - возразила Вишня, - остановитесь у заставы. Мы дойдем пешком до ресторана. За чертой города фиакры стоят Дороже, а надо соблюдать экономию.
X. СЛЕСАРЬ
Между тем как Леон Роллан и его спутницы, по выходе из фиакра, шли по направлению к ресторану; за ними в отдалении, внимательно следили три человека, спрятавшиеся за зданием городской заставы.
Один из них, в синей блузе и надвинутой на глаза фуражке, говорил вполголоса:
- Ты видишь, Николо, и ты, слесарь, вы хорошо видите вон того высокого болвана, что ведет под руку трех женщин?
- Видим, - отвечали Николо и слесарь.
- Ну, так это и есть наш молодчик, - сказал Коляр (это был он).
- Ладно! - промычал Николо, здоровенный силач, который мог бы своим кулачищем убить быка.
- Хорошо! - сказал слесарь. - Я знаю свой урок.
- Ты его хорошо помнишь?
- Еще бы! Мы сядем с ним в одну залу, потом я сделаю вид, что заметил его, вскрикну от удивления и подбегу к нему. А так как он, в свою очередь, будет тоже удивлен и скажет, что не знает меня, я ему отвечу: «Ладно, брат! Ты важничаешь перед приятелями, а между тем ты ведь Леон Роллан, столяр, у тебя есть душенька, которую зовут Полиной, с двумя ребятишками на лицо…»
- Отлично! - проговорил Коляр.
- А рассердись он на меня, так я прибавлю: «Полина - та самая высокая блондинка, что занимается1 позументным мастерством на улице Вьель-Тампль».