- Я хочу раздеть вас… - отвечал Бастиен.
- Это зачем? Разве я каторжник?
- Нет… но у вас на теле должен быть неизгладимый знак, так называемое родимое пятно…
- Вы думаете? - усмехнулся баронет, все еще притворяясь испуганным.
- Да, я уверен в том, - сказал Бастиен. - На левой стороне груди у вас должно быть черное пятно… я видел вас ребенком… я видел вас нагим…
- У меня их много, - отвечал Вильямс, с удивительной ловкостью выскользнув из рук Бастиена.
Он разорвал себе рубашку и обнажил грудь, мохнатую как у обезьяны и усеянную родимыми пятнами. Бастиен между тем очень хорошо помнил, что у виконта Андреа было только одно пятнышко, и что тело его было совсем белое.
Этого было достаточно, чтобы поколебать его глубокое убеждение в тождестве баронета сэра Вильямса с виконтом Андреа, и лицо его, за минуту перед тем багровое от гнева, покрылось вдруг смертельною бледностью, и он прошептал:
- Это не он!
А между тем перед глазами его находился действительно виконт Андреа, но честному старику не было известно, что бывший предводитель английских мазуриков, принужденный поспешно бежать из Лондона, окрасил себе волосы и уничтожил все особые приметы, прибегнув для сего к одному из англо- индийских фигляров, обладающих замечательным искусством татуировки, которой они достигают посредством ядов и соков из некоторых растений их края. К тому же, случайность или скорее время, много помогли сэру Вильямсу.
После двадцатипятилетнего возраста грудь его начала мало по малу покрываться белокурым пушком, который баронет выкрасил в черное как и волосы, а искусственные пятна в таком совершенстве походили на природные, что не было никакой возможности отличить их от прочих.
Бастиен побледнел, увидя свою ошибку, если он и должен был радоваться, что это не был Андреа и, следовательно, Арман де Кергац не подвергался никакой опасности, так этому естественному чувству радости предшествовало совершенно противоположное ощущение.
Сэр Вильямс, несмотря на поразительное сходство, не имел ничего общего с виконтом Андреа. А Бастиен, уступая противному убеждению, вошел к нему самовольно, угрожал и, так сказать, надругался над ним.
Он употребил насилие и самоуправство с благородным джентльменом, совершенно ему незнакомым, и еще в его собственной квартире; загладить подобное оскорбление было не легко.
Старик оставался несколько секунд под влиянием невыразимой тоски. Сначала они смотрели друг на друга безмолвно, как будто их затрудняло подобное положение.
Наконец баронет заговорил первый. Он стал по-прежнему холоден и спокойно взглянул на Бастиена.
- Позвольте мне думать, милостивый государь, что вы находились в припадке безумия, - сказал он,- потому что ваше поведение со мной чрезвычайно странно.
- Милостивый государь…- пробормотал старик умоляющим голосом.
- Вы входите ко мне без доклада, без карточки, я до сих пор не знаю, как вас зовут. Вы невежливо пристаете ко мне с вопросом, не я ли какой-то виконт Андреа, об котором я никогда даже не слыхал, и когда я вежливо отклонил от себя честь этого тождества, вы бросаетесь на меня, как бешеный…
- Простите меня…- проговорил Бастиен дрожащим голосом. Презрительная улыбка скользнула по губам баронета.
- Вы меня оскорбили, - сказал он.
- Удостойте выслушать меня одну минуту, - умолял Бастиен.
- Говорите, - сказал баронет, поправляя беспорядок в своей одежде и садясь в кресло, - я желал бы, чтобы вы объяснили мне настоящую причину вашего странного образа действий.
- Милостивый государь! Человек, на которого вы так поразительно похожи, способный на всякое преступление…
- Это очень лестно для меня, - заметил баронет с серьезной иронией, отличающей настоящего джентльмена.
- У этого негодяя, у этого подлеца есть брат по матери граф де Кергац, человек столь же благородный, сколько низок Андреа. Виконт питает к своему брату беспощадную ненависть. Первым поводом к их вражде послужила когда-то женщина; огромное богатство, украденное отцом виконта и возвращенное им старшему сыну своей жены, вырыло между ними бездну. Три года назад виконт скрылся, но такой человек, как он, не легко отказывается от вражды и мести; он скоро опять появится, и я боюсь этого появления. Вы не знаете, на какое зло способен этот человек…
Сэр Вильямс, казалось, слушал с серьезным вниманием.
- Граф де Кергац, - продолжал Бастиен, - которого я люблю как сына, влюблен в одну молодую девушку… Этот негодяй, наверное, будет стараться обольстить ее…
- А, - проговорил сэр Вильямс совершенно равнодушно, хотя в нем произошло сильное волнение.
- Потому что, - добавил Бастиен, - этот подлец обладает удивительною силой обольщения, он умеет опутать женщину своим коварством, как пресмыкающееся чарует птицу… Теперь, вы понимаете, почему, принимая вас за Андреа, я действовал с вами таким образом…
И Бастиен, этот доблестный воин с седыми волосами, подошел к Вильямсу и униженно сказал ему:
- Я прошу у вас извинения, сударь.
Сэр Вильямс с минуту хранил молчание, как будто ему нравилось мучить человека, его оскорбившего, и он наслаждался унижением старика, убежденного в своей ошибке.
Но на самом деле сэр Вильямс обдумывал; в этом случайном обстоятельстве, поставившем Бастиена под его безусловную власть, он усматривал превосходные ресурсы для темной цели, к которой он стремился.
- Милостивый государь, - сказал он ледяным тоном человека, всегда, владеющего собой, - вы рассказали мне, конечно, весьма интересную историю; для тех, кто ищет романа в действительной жизни, она была бы разумеется усладительна, но меня она не вполне удовлетворяет. Не угодно ли вам сказать мне свое имя и адрес, так как ничто мне не доказывает, что вы не остроумный мистификатор.
- Милостивый государь!..- вскричал Бастиен, выпрямляясь.
- Я жду, - холодно сказал Вильямс.
- Меня зовут Бастиен…
- Бастиен, а дальше? - презрительно спросил баронет.
- Просто Бастиен, - отвечал старик с благородной гордостью. - Я парижский простолюдин и никогда не знал своих родителей, но я носил гусарский мундир императорской гвардии, и император дал мне крест при Ваграме.
- Ну, господин… Бастиен, - продолжал баронет, - между воином и дворянином нет разницы, и я надеюсь, что вы дадите мне удовлетворение в вашем поведении со мной. Между нами, что такое дуэль? Безделица, не так ли?
Бастиен выпрямился, как ратный конь при звуке рожка горниста.
Как только упомянули о дуэли, старику нечего было больше трепетать и смиренно молить о прощении.
- Как вам угодно, - сказал он, - я живу на улице св. Екатерины, в отеле де Кергац.
- Очень хорошо. Но ранее двух суток я не могу прислать вам своих секундантов, потому что ни сегодня, ни завтра, я не могу распоряжаться своим временем. Не предвидя чести вашего посещения, я принял серьезные обязательства по делам чрезвычайно важным и не имею права откладывать их.
- Я буду к вашим услугам когда вам угодно.
Бастиен вынул из кармана карточку, положил ее на камин, взял фуражку и раскланялся с Вильямсом.
Баронет в свою очередь поклонился и проводил его до наружной двери павильона.
Затем он воротился в комнату, закурил сигару, уселся, скрестив ноги, перед камином, и громко расхохотался.
- Положительно, - сказал он, - у рас плохие помощники, господин граф де Кергац, и ваша правая рука есть ни что иное как услужливый дурак!
И, продолжая смеяться, он прибавил:
- Я право не знал, любезнейший братец, что вы опять влюбились, хоть и не думал, что Марта будет единственным и последним предметом вашей страсти. Милейший Бастиен постарался сообщить мне эту новость, и я, конечно, воспользуюсь ею. Мне чрезвычайно выгодно, что Бастиен убежден теперь, что баронет сэр Вильямс не имеет ничего общего с виконтом Андреа, и вы, любезнейший братец, должны будете разделить это убеждение, а враг становится еще сильнее, когда, его не узнают. Вы конечно, будете секундантом Бастиена; мы встретимся лицом к лицу, и я так отлично докажу вам свое ирландское происхождение, что вы без малейшего колебания отсчитаете мне двенадцать миллионов добряка Кермаруэ в тот день когда я, став мужем Эрмины де Бопрео, потребую их от вас.
Баронет, по-видимому, обдумывал что-то несколько минут и затем продолжал:
- А! Ты опять влюблен, Арман де Кергац? Ну, так это дозволит мне рассеять тебя немножко и остановить твои деятельные розыски наследников Кермаруэ. В случае нужды, господин граф, предмет вашей страсти скроют от вас. Но, надо сначала подумать о наших делишках с Баккара, Фернаном и Бопрео.
В этот-то самый вечер Вильямс и принудил Баккара написать письмо Вишне, чтобы она отправлялась на Змеиную улицу, где баронет помешал де Бопрео исполнить свое намерение и принудил его сделаться своим сообщником.
А пока совершались эти события, неутомимый Коляр доставил Вильямсу следующую заметку:
«Молодая девушка, в которую влюблен граф Арман де Кергац, живет на улице Мелэ; зовут ее Жанна де Бальдер. Она очень хороша».
- Э! - сказал баронет, - я сделаю из нее свою любовницу, когда убью Бастиена.
XXIV.
Бастиен воротился к Арману бледный и взволнованный.
- Странно! - сказал он, - мне показалось, что я видел Андреа.
При этом имени Арман вздрогнул и вскочил с места.
- Андреа! - вскричал он, - ты видел Андреа?
- Нет, - отвечал Бастиен, - это не он, это не может быть он.
Граф де Кергац внезапно побледнел; ему сделалось страшно при одном имени этого человека, который разбил его первую любовь. «Жанна…- подумал он, - если он встретит Жанну!»
Но Бастиен рассказал ему в коротких словах, что с ним случилось, и остался по-прежнему убежденным, что между Андреа и баронетом Вильямсом не было ничего общего…
Арман вздохнул свободно.
- Послушай, - сказал он Бастиену, - твоя преданность и любовь ко мне завлекли тебя так далеко, что ты попал в скверную историю. Надо устроить это дело. Я сделаю, если нужно, визит этому несговорчивому островитянину, но я не хочу, чтоб ты дрался. В твои лета это почти смешно, мой старый дружище.