«От верблюда!» — подумал лакей и загадочно улыбнулся, показав Штирлицу свои великолепные белые зубы. Затем он тихим шагом подошел к президенту и что-то шепнул ему на ухо. Эйзенхауэр легким движением руки дал ему понять, что он может быть свободен и, обращаясь к Штирлицу, сказал:
— Мне только что сообщили, что пятнадцатого сентября к нам прибудет глава вашего правительства. Вы, наверное, по этому поводу пришли ко мне?
— Как вам сказать?
— Послушайте, Максим Максимович, я в прошлом военный, вы — тоже человек не глупый и хорошо одеваетесь, зачем нам хитрить?
— Я просто хотел сказать…
— Вот этого не надо.
— Ну, тогда…
— А зачем?
— Чтобы не осложнять…
— Об этом вы можете не беспокоиться, — сказал президент и закурил «Беломорканал», протягивая пачку Штирлицу; Штирлиц взял измятую папиросу и тоже закурил, c удовольствием вдыхая аромат близкого его сердцу табака.
— Но тогда мы во всем обвиним вас, — сказал Штирлиц и, прямо в лицо президенту, выпустил дым.
— Нас? — покашливая, спросил президент.
— А кого же еще?
— Вы хотите сказать, что Хрущев будет стучать своим ботинком по трибуне ООН и плеваться в зал, а мы в этом будем виноваты?!
— C чего вы взяли, что он будет стучать? — недоумевая, спросил Штирлиц.
— А что же по-вашему он будет там делать? — высморкавшись, сказал Эйзенхауэр.
Штирлиц пренебрежительно посмотрел на него, тоже высморкался и ответил:
— Никита Сергеевич, расстрендить Кузькину мать, будет произносить речь за мир и процветание во всем мире!
— Какую мать?
— Кузькину мать!
— Вы что, надо мной издеваетесь?! — возмутился Эйзенхауэр.
— Простите, я не хотел вас обидеть, — потупив глазки, сказал Штирлиц. — Это русский сленг и любимое выражение Никиты Сергеевича.
— А-а-а! — протянул президент.
Прошел еще один час. Тот же лакей принес кофе. Штирлиц отпил глоток и его чуть не вырвало.
— Что это за гадостью вас поят?! — возмутился он.
— Это же кофе, — извиняясь, сказал лакей.
— Меня таким суррогатом даже в нацистских застенках не поили! — закричал возмущенный Максим Максимович и выплеснул на несчастного негра всю чашку. Тот что-то пробормотал на уругвайском языке с легким перуанским акцентом и, еще раз извиняясь, вышел.
Эйзенхауэр тоже извинился перед Штирлицем. Штирлиц простил ему и не стал доставать свой любимый кастет.
«Классно было бы, если бы я врезал ему!» — подумал полковник Исаев.
«Руки не доросли!» — подумал президент США, а вслух сказал: — Максим Максимович, мы с вами умные люди и зачем осложнять отношения из-за какой-то чашки кофе?
— Хорошо. Ну, допустим, вы все уже знаете. Допустим, вы даже знаете то, о чем я даже не догадываюсь. Допустим, Хрущев будет себя вести безобразно в зале ООН. Я здесь не за этим. — И Штирлиц протянул президенту шифровку с заданием Центра.
Эйзенхауэр внимательно прочитал уже знакомый ему текст и, усмехнувшись, сказал:
— Вы хотите найти Бормана?
— Вы умный человек. Мы прекрасно понимаем друг друга. Вы знаете, где он?
— Знаю, — сказал Дуайт, шевеля ушами.
Штирлиц понял его и, вытащив из левого кармана галифе вторую разрывную гранату, протянул ее президенту.
— Годится! — сказал президент, пряча гранату в бронированный сейф. — Борман находится в вашем ведомстве, в параллельной камере с Гитлером.
— Благодарю вас, — сказал Штирлиц и, чеканя шаг, вышел из кабинета.
Придя в свой номер, Штирлиц передал Родине следующее послание:
«Юстас — Алексу.
По моим сведениям Борман находится в Бутырской тюрьме. Прошу провести с ним оперативную работу и выяснить, связан ли он с американской разведкой.
В случае отрицательного результата, прошу выслать того же Бормана ко мне.
Извиняюсь за те оскорбления, которые я нанес Первому. Это была роковая ошибка. Впредь, такое не повторится. Даю слово.
Юстас».
ГЛАВА 10. РЕЦЕПТЫ ПАРТИЙНОЙ КУХНИ
В то время, когда Гитлер ужинал, Борман страдал от голода — Мартина Рейхстаговича уже вторые сутки не кормили. Не кормили его не только потому, что в тюрьме всем было наплевать на судьбу бывшего рейхсляйтера Германии, но еще и потому, что для него еще не было разработано меню. Сталин умер. Штирлиц был в Америке. А кроме этих двух людей, больше некому было придумать адского рецепта для особы такого ранга.
Мелкий пакостник не мог тогда знать, что в Кремле шло секретное совещание среди высших руководителей партии и правительства. Обсуждался единственный вопрос: «Чем кормить Бормана?»
Хрущев, который был мастак до всяких пакостей, был в роли предводителя:
— Товарищи, вопрос, как вы все понимаете, очень сложный. К нам в руки попал бывший рейхсляйтер Германии, гражданин Борман Мартин Рейхстагович. Сейчас он находится в Бутырской тюрьме, там же, где и гражданин Гитлер. C Гитлером все ясно, но чем кормить Бормана? Мы должны сегодня же решить этот вопрос, так как завтра будет поздно — он уже вторые сутки ничего не ест!
Хрущев вытер пот со лба, высморкался, налил себе стакан самогонки, выпил, рыгнул и пьяным взглядом окинул присутствующих: рядом с ним сидел Брежнев и что-то рисовал, Микоян играл в карты с Пельше, Андропов и Черненко играли в домино, и только Жуков сидел в задумчивости…
Казалось, что всем не было никакого дела до обсуждаемой проблемы. Хрущеву это не понравилось. Тогда он встал, взял в руки графин и запустил его в Пельше. Пельше ловко нагнулся, и графин пролетел мимо, разбившись о портрет Ленина.
— Никита Сергеевич, вы что себе позволяете? Вы что — против Ленина? Против партии? — заорал возмущенный Леонид Ильич.
Никита Сергеевич покраснел и сказал:
— Простите, я не сдержался…
— Вечно вы — «не сдержался», «не сдержался». Лечиться надо! — и Брежнев покрутил пальцем у виска, давая понять Хрущеву, что он полный идиот. — Ладно, что там у вас?
Первый секретарь еще раз повторил свою вступительную речь. Брежнев и все остальные очень внимательно выслушали ее. Слово взял Жуков.
— Товарищи, я предлагаю связаться со Штирлицем. Только он может решить эту проблему.
— Однако, мы и сами не дураки! Причем здесь какой-то Штирлиц! — сказал Черненко.
— Правильно, Константин Устинович, — подхватил Андропов. — Надо самим что-нибудь придумать!
— Товарищ Пельше, а что вы думаете по этому поводу? — осмелился спросить Хрущев.
— Я? Я того же мнения, что и Леонид Ильич!
Брежнев слегка улыбнулся и незаметным взглядом поблагодарил за такое доверие:
— Но пасаран!
— Но пасаран! — ответил Пельше.
Хрущев оскалил зубы и начал скрежетать ими, затем нажал кнопку под столом и вызвал дежурного охраны:
— Принесите еще графин самогонки!
— Слушаюсь, товарищ Первый секретарь! — ответил охранник. Через минуту он вернулся с бутылкой водки.
— Самогонка кончилась, товарищ Хрущев, осталась только водка.
— Как кончилась?! — удивился Никита Сергеевич.
— Молча!
— Что значит — молча?!
— А то и значит — молча! Пейте, что вам дают! Пока по голове не получили!
— Что вы себе позво…
Но охранник быстро вышел, а Хрущев, плача, налил себе стакан водки и залпом выпил ее. Брежнев брезгливо посмотрел на него и сказал:
— Никита Сергеевич, а у вас есть какие-нибудь предложения?
— Есть, батенька, есть!
— Ну, что ж, дорогой мой человек, мы вас внимательно слушаем.
— На завтрак я предлагаю давать кукурузный початок, настоянный на конской моче, — начал Хрущев. — На обед суп из кукурузы и конского навоза. На ужин — то же, что и на завтрак.
— Вы это сами придумали? — спросил Брежнев.
— Сам, батенька, сам! — и Никита Сергеевич налил себе еще стакан водки.
— Вы много пьете! — сказал Андропов.
— А ты мне не указывай! Слышишь?! Не указывай! Не указывай, я тебе говорю! Шо смотришь то, а?! Ты чего пасешь?! А мне плевать на твое мнение! Понял? Нет?! — и Хрущева вырвало на стол.
— Леонид Ильич, я прошу вас оградить меня от этих пьяных выходок! — закричал возмущенный Юрий Владимирович.
— Товарищ Хрущев, не забывайте, что вы — коммунист! — заорал Брежнев, залезая под стол.
— Простите, Леонид Ильич, я опять не сдержался.
В это время пришел Суслов.
— Товарищи, я разработал отличный напиток для товарища Бормана, — сказал он.
— Какой еще там напиток?! — спросил Хрущев, вылезая из-под стола.
— Здравствуйте, Никита Сергеевич! Чертовски отвратительная вещь!
— Что еще за вещь? — закряхтел Брежнев, высовываясь из-под того же стола.
— Здравствуйте, Леонид Ильич! Вещь — адская! Вам она не понравится. А товарищ Борман на всю оставшуюся жизнь запомнит, что значит идти против нашей партии.
— Мы вас внимательно слушаем! — сказал Леонид Ильич. — Вы присаживайтесь.
Суслов сел рядом с Андроповым, открыл папку, достал исписанный листок бумаги и сказал:
— Я назвал это «От Суслова — Борману»! Рецепт приготовления очень простой: литр «Пшеничной» водки смешивается с литром виноградного сока. Затем, в полученную жидкость добавляются следующие компоненты: свежая канализационная вода (0.25 литра), раствор новокаина (0.25 литра), перекись водорода (0.5 литра), гематоген (0.5 литра), коровья моча (0.25 литра) и, наконец, рюмка «Бургундского», соль, сахар, перец — по вкусу. Все это тщательно перемешивается и отстаивается. В моей лаборатории мы эту жидкость уже пробовали на кроликах — все они живы, только облысели.
Хрущева еще раз вырвало, Брежнев последовал его примеру. Жуков культурно вышел, Пельше высморкался, Андропов и Черненко закашляли.
Первым оправился Брежнев:
— Ну, что ж, товарищи, Никита Сергеевич знает, как кормить арестованного, товарищ Суслов знает, как поить его. Я думаю, пора голосовать. Кто против такой кормежки, прошу поднять хвосты! — Брежнев оглядел присутствующих и улыбнулся. — Хвостов нет, значит все — «за». На этом и закончим.
…В полночь дверь в камеру Бормана открылась. Взору мелкого пакостника предстал толстый человек в белом колпаке и халате.