рлиц-то правду знал. И все же недоброе предчувствие было. Предчувствие его не обмануло.
Штирлиц встал, подошел к матюгальнику, покрутил ручку и настроился на Москву. Голос из Москвы читал объявление: "Продается корова. Возраст 5 лет. Еще девочка."
Это была шифровка из Центра. Расшифровав сообщение, Штирлиц получил текст:
"Алекс - Юстасу.
Поздравляем с рождением сына. Желаем успехов в деле борьбы на благо Родины.
Алекс."
Штирлиц встал, строевым шагом стал прохаживаться по комнате. Не то чтобы его взволновало сообщение Центра, но была причина, заставившая его призадуматься. Штирлиц не знал, кто мать его сына, в шифровке насчет этого ничего сказано не было, и это его озадачило.
Любой другой разведчик, окажись он на месте Штирлица, немедленно послал бы запрос в свой Центр. Но у Штирлица был свой почерк и он решил выяснить все подробности сам, на месте.
***
Войдя в здание Управления Имперской Безопасности и сделав всего несколько шагов по коридору, Штирлиц попал в железобетонные объятия адъютанта Мюллера Шольца.
- Молодец! Мужчина! Поздравляю! - глаза Шольца светились неподдельным сочувствием.
Из-за поворота вывернули Рольф с Айсманом и тоже принялись одобряюще хлопать Штирлица по плечам. Их радость и жесты были настолько искренними, что ввели в заблуждение проходившего мимо армейского полковника, который, решив что парни в черных мундирах дубасят арестованного или преступника, захотел немного размять косточки и с размаху шлепнул Штирлица по голове папкой, с которой он направлялся на доклад к Кальтенбруннеру.
В коридоре воцарилась гнетущая тишина. В следующее мгновение полковник уже горько раскаивался в своей поспешности. Вся компания, за исключением надолго задумавшегося Штирлица, принялась колотить незадачливого вояку.
Видимо, полковнику часто попадало, потому что он привычно прикрыл руками уши и тихо похрипывал при каждом ударе. Рольф и Айсман пинали полковника как футбольный мяч. Полковник громко стукался об стенки. Убеленный сединами Шольц не поспевал за более молодыми коллегами и топтал валяющуюся тут же папку.
Наконец Штирлиц пришел в себя и успокоил вошедших во вкус сослуживцев. Все разошлись по своим делам. Помятый полковник ползал на коленях по коридору и собирал разбросанные бумаги, вытирая расквашенный нос и сокрушенно охая.
- Майн готт! - хныкал он, потирая ушибленные места. - И в тылу покоя нет! Что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?
- Стоит ли так расстраиваться, полковник? - Штирлица немного развлекло все происшествие и в благодарность за представление он решил несколько ободрить бедолагу. - С кем не бывает?
Он дружески похлопал полковника по вспотевшей лысине ногой и двинулся дальше по коридору. Дойдя до двери кабинета Мюллера, Штирлиц задумался. Обычно Мюллер был осведомлен о делах Штирлица лучше, чем он сам. Штирлиц решил войти и выяснить волновавший его вопрос до конца.
Папаша-Мюллер кормил рыбок. Рыбки были его страстью. Многие сотрудники РСХА знали об этом и каждый раз, возвращаясь из командировок, привозили в подарок Мюллеру что-нибудь новенькое. Последним приобретением Мюллера была парочка здоровенных щук, выловленных где-то под Смоленском. У хищниц был отменный аппетит и Мюллер с удовольствием скармливал им из стоявшего рядом аквариума карасей, которых ему подарил Шелленберг. Все знали, что Мюллер и Шелленберг недолюбливали друг друга, и шеф гестапо таким образом вымещал злость на беззащитных тварях.
- А, это вы, дружище! - промолвил Мюллер, завидев входящего Штирлица. Рад, рад за вас! Примите мои искренние...
- Да будет вам, группенфюрер! - оборвал его Штирлиц. - Меня уже половина Берлина успела поздравить, а я до сих пор не знаю, кто мамаша моего парня!
- А-а-а! Не можете, стало быть, обойтись без папаши-Мюллера! Кто-кто! Сестричка Ади, кто ж еще?!
Штирлиц сел. В глазах у него помутилось. Он стал судорожно разевать рот, совсем как карась, вытаскиваемый Мюллером из аквариума на воздух. Мюллер невольно рассмеялся. Штирлиц вытаращил глаза, ему поплохело. Мюллер нашел физиономию Штирлица весьма забавной и еще больше развеселился. Так они дергались каждый в своем кресле минут пять и кто знает, чем бы все кончилось, но тут вошел Шольц, набрал в стакан кипятку из чайника и плеснул Штирлицу в лицо.
Штирлиц вздрогнул всем телом и пришел в себя. У Мюллера к этому времени как раз тоже прошел приступ смеха, и они продолжили беседу. Штирлиц вспомнил, как прошлой осенью он был приглашен в Бергхоф на банкет к Гитлеру, где, кажется, его соседкой за столом оказалась двоюродная сестра фюрера Паула. Он также помнил, что Паула строила ему глазки за столом и что она помогала ему выйти в сад, когда он почувствовал необходимость посмотреть на какой-нибудь кустик. Что произошло дальше, Штирлиц не вспомнил бы и под пытками, однако он не мог сейчас допустить мысли, что развратная Паула, воспользовавшись его минутной слабостью, могла использовать его тело в своих корыстных целях.
- Так что, дружище, я вижу что сообщнице папаши-Мюллера не оставило вас безучастным? - прервал ход мыслей Штирлица голос группенфюрера.
- Да, но почему вы решили, что пацан, которого произвела на свет эта особа, имеет ко мне какое-то отношение?
Штирлиц вопросительно воззрился на собеседника.
- Все очень просто, - расплылся в улыбке Мюллер, - дело в том, что мальчуган попался шустрый, даже чересчур шустрый! Уже на второй день своей жизни он начал говорить. Ну, у кого же еще как не у вас может быть такой смышленый сынишка?
- Вы мне льстите, группенфюрер. - сделал попытку выкрутиться Штирлиц. Мало ли в рейхе талантов?!
- Погодите-погодите, дружище! Я еще не все сказал. Вы знаете что произнес этот парень?
- Я бы на его месте сказал "мама". Нет?
- Хе-хе-хе! А вот и не угадали! Первыми его словами было: "Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!" Ну, что вы на это скажете, дружище?
ГЛАВА 4
Придя от Мюллера в себя, вернее, в свой кабинет, Штирлиц стал думать об огромном счастье, свалившемся на него так неожиданно и некстати. Подобный случай в его практике уже был. Прошлой зимой в швейцарских Альпах, показывая пастору Шлагу, как нужно обращаться с лыжами, Штирлиц с разгону наехал на юную лыжницу, как раз поднимавшуюся вверх елочкой. Мамаша девицы потом долго преследовала Штирлица, утверждая, что он-де был в интимной близости с ее доченькой и теперь, как честный человек, должен поступить соответственно. Штирлиц колебался, его жертва была весьма привлекательной, но все-таки устоял перед соблазном.
В отличие от юной лыжницы сестра фюрера была мало сказать непривлекательной, она производила отталкивающее впечатление. Низко посаженный зад, волосатые ноги, глаза-буравчики, бородавка на носу размером с вишню. Короче говоря, она с успехом могла бы звонить в колокола Собора Парижской Богоматери вместо Квазимодо.
Как ни крути, положение Штирлица было аховое. Он сейчас с удовольствием дал бы кому-нибудь в глаз. "Хоть бы Айсман зашел, что ли?" -подумал Штирлиц. Но Айсман не заходил. Тогда Штирлиц поехал в свой особнячок на берегу пригородного озера. Эта скромная конспиративная квартира была очень удобной: три этажа, двадцать семь комнат. Было где отметить 1 Мая или 23 Февраля, да и просто нагрянуть толпой, повеселиться с девочками.
Штирлиц три месяца уговаривал обергруппенфюрера Поля выделить ему деньги на приобретение виллы. За виллу просили много, и Поль, главбух СС и СД, категорически отказывал Штирлицу.
Штирлицу пришлось привезти сюда шефа - начальника политической разведки службы безопасности бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга. Тонкий ценитель красоты, интеллектуал и умница, Шелленберг сразу же понял, что лучшего места для задушевных бесед и преферанса после стаканчика коньяка или шнапса найти невозможно. Дом купили в тот же день, а вечером покупку обмыли.
***
Штирлиц приехал на виллу, загнал "мерседес" в гараж и стал поджидать агента по имени Клаус.
Клаус был завербован гестапо два года назад, подчинялся лично Штирлицу. Это был отъявленный негодяй и стукач, в общем, законченная сволочь. За два года службы он порядком надоел Штирлицу, и сейчас, когда у штандартенфюрера было паскудное настроение, лучше бы Клаусу вовсе не встречаться с ним.
Но Клаус не знал о неприятностях Штирлица и пришел вовремя. Они поболтали о том о сем, выпили коньяку. Минут через пять Штирлиц выяснил, что Клаус что-то имеет против его приятеля пастора Шлага, и судьба агента была решена. Дальше тянуть не было смысла.
- Хотите еще коньяку? - спросил Штирлиц.
- Хочу, - ответил Клаус.
Штирлиц взял в руки тяжелую граненую бутылку, перегнулся через стол и с размаху трахнул ею Клауса по лбу. Зрачки агента съехались к носу, потом разбежались в разные стороны. Кто его знает, о чем он думал в этот момент. Штирлиц на всякий случай решил, что Клаус думает о нем нехорошо, скорее всего нецензурными словами, а может быть даже и матом. Поэтому он еще несколько раз заехал бедолаге по макушке. Клаус с тихим шелестом выпал из кресла на пол и больше не шевелился. Штирлиц немного успокоился.
ГЛАВА 5
Максим Максимыч Исаев не любил ругаться. Особенно он не любил ругаться по-немецки. Долгое время, живя в рейхе, он вынужден был заглядывать в словарик прежде чем выразиться позабористее. Потом он наконец бросил эти эксперименты и ограничился двумя словами "dоnnеr wеттеr". Впрочем, к словам этим он непременно добавлял что-нибудь по-русски. И лишь в моменты душевного волнения он без особого труда говорил просто и понятно. К примеру, 22 июня 1941 года он бегал по коридорам Управления Имперской Безопасности, размахивая пистолетом, пинал попадавшихся навстречу сотрудников и обзывал всех подряд "скотскими свиньями" и "свинскими скотами".
Сейчас он думал о том, что если он появится на работе и встретится с начальством, ругани избежать не удастся. Во-первых, его запросто могли отругать за приконченного Клауса, а Штирлиц не выносил, когда к нему приставали по пустякам. Во-вторых, опять все наперебой стали бы лезть со своими дурацкими поздравлениями. Тут уже Штирлиц сам не выдержал бы и начал орать.