ь на моем оборудовании. В любом из этих случаев я не просто перестану получать прибыль: мои станки будут простаивать, а работники останутся без дела. Труд, затраченный на изготовление станков, не пойдет на производство полезных товаров, пропадет зря. Оказавшись без работы, люди уже не будут создавать нужные другим вещи, и вся округа обнищает до уровня, достаточного лишь для того, чтобы не умереть с голоду. Живя на пособие по безработице, а не на заработную плату, они перестанут тратить как прежде, что повлечет безработицу среди производителей товаров, которые раньше пользовались спросом. Таким образом, просчет относительно обуви, которую можно прибыльно продать, приводит к расширяющейся спирали безработицы, вызывающей снижение спроса. Я же привязан к дорогому оборудованию, на которое, вероятно, угрохал весь свой капитал и кредит, и этот балласт мешает мне переключиться с обуви на более перспективную отрасль.
Возьмем еще менее предсказуемый бизнес – судостроение. В военное время и сразу после войны понадобилось множество кораблей. Поскольку никто не мог предугадать ни продолжительность войны, ни успех подводных лодок, была проведена масштабная и тщательнейшая подготовка к построению беспрецедентного количества кораблей. К 1920 году военные потери были компенсированы, и потребность в кораблях в результате сокращения морской торговли резко уменьшилась. Встали практически все судостроительные заводы, и большинство рабочих оказались за бортом. Было бы несправедливо считать, что они заслужили свою участь, ведь построить как можно больше кораблей в кратчайшие сроки им велело собственное правительство. Только в нашей системе частных предприятий правительства не несут никакой ответственности в отношении тех, кто лишился средств к существованию. И нищета начала неминуемо распространяться. Упал спрос на сталь, в результате чего стала загибаться металлургия. Упал спрос на австралийское и аргентинское мясо, которого не могли себе позволить безработные. Как следствие, на товары, которые Австралия и Аргентина обменивали на мясо, также упал спрос. И так далее.
В наши дни есть и другая важная причина несостоятельности расчета на прибыль: неспособность к умеренности. Многие товары гораздо дешевле производить в огромных количествах. В таком случае самым экономичным способом производства каждого из этих товаров было бы иметь в целом мире одну-единственную фабрику. Но поскольку к настоящему положению дел мы пришли постепенно, то и фабрик у нас множество. Каждой из них известно, что, будь она единственной, она смогла бы обеспечивать весь мир и получать при этом громадную прибыль, а так у каждой есть конкуренты, ни один из которых не работает на полную мощность и, соответственно, не может рассчитывать на стабильную прибыль. Это приводит к экономическому империализму, так как обеспечить прибыль можно лишь за счет монополии на огромном рынке. Тем временем более слабые конкуренты разоряются, и чем они крупнее, тем сильнее потрясения в случае их банкротства. Конкуренция приводит к тому, что производится гораздо больше, чем можно прибыльно продать. Сократить же производство быстро не удается, так как, учитывая затраты на оборудование, произвести на год себе в убыток означает меньшие потери, чем не производить вообще.
Все эти потрясения и кризисы неизбежны, пока современным массовым производством движет погоня за прибылью.
При капитализме все расходы по изготовлению определенного товара ложатся на фирму-производителя, а не общество в целом. Проиллюстрирую на гипотетическом примере. Допустим, некий господин – назовем его Генри Форд – изобретает способ производить автомобили так дешево, что никто не может с ним тягаться; в результате другие компании, занятые в автомобильной промышленности, разоряются. Чтобы определить, во сколько обойдется обществу один такой дешевый автомобиль, нужно к расходам господина Форда прибавить стоимость бесполезных теперь заводов, принадлежащих другим компаниям, а также затраты на переквалификацию их рабочих и управляющих, оставшихся без работы. (Господин Форд, возможно, кого-то из них и наймет, но далеко не всех, поскольку новый способ дешевле и требует меньше рабочей силы.) Обществу также придется разбираться с трудовыми спорами, забастовками, протестами, затратами на дополнительную полицию, аресты и судебные разбирательства. Если учесть все эти расходы, то новые автомобили могут обойтись в целом гораздо дороже старых. Именно эти затраты и определяют социальную выгоду, а вовсе не прибыль отдельного производителя, как это происходит в нашей системе.
Позже я объясню, каким образом данная проблема решается при социализме.
Благодаря производительности техники на обеспечение приемлемого уровня жизни теперь уходит гораздо меньше рабочего времени, чем раньше. Некоторые осторожные умы утверждают, что и одного часа работы в день достаточно, но такие оценки, скорее всего, не берут в расчет население Азии. Я же, чтобы наверняка не ошибиться, предположу, что взрослому человеку будет достаточно четырехчасового рабочего дня для производства всех материальных благ, на которые могут рассчитывать здравомыслящие люди.
В настоящее время из-за соображений прибыльности досуг не распределен равномерно: одни перерабатывают, другие сидят без работы. Это приводит к тому, что ценность наемного работника в глазах работодателя зависит от объема выполняемой тем работы, а этот объем, по мнению работодателя, прямо пропорционален продолжительности рабочего дня (если он не превышает семи-восьми часов).
Работник, со своей стороны, предпочитает длинный день с высокой заработной платой короткому дню с более низкой заработной платой. Таким образом, обеим сторонам выгодно иметь продолжительный рабочий день, вынуждая тех, кто в результате оказывается безработным, голодать или жить на попечении общественных служб на средства государства.
Поскольку в настоящее время у большей части населения планеты материальное положение далеко от адекватного уровня, в среднем четырехчасового, разумно организованного рабочего дня будет достаточно для производства такого же количества товаров и услуг первой необходимости. Другими словами, если избавиться от существующей сейчас неэффективности и ненужного производства, более половины работников, проводящих на работе в среднем по восемь часов, оказались бы безработными.
По поводу неэффективности: мы уже говорили о потерях, связанных с конкуренцией, но к ним следует добавить еще расходы на рекламу и высококвалифицированный персонал, занимающийся маркетингом. Другого рода потери связаны с национализмом: американские производители автомобилей, например, из налоговых соображений считают необходимым наладить производство в основных европейских странах, хотя одно громадное производство в США очевидно сэкономило бы рабочую силу. Не следует забывать и о потерях на вооружение и военную подготовку, распространяющуюся на все мужское население там, где существует военная обязанность.
В результате этих и других форм неоправданного расточительства, включая роскошную жизнь богачей, половина населения планеты прозябает без работы. Более того, любые попытки сократить эти потери при нынешней системе только ухудшат положение наемных работников.
Сегодняшний мир полон обездоленных и тех, кого не оставляет вполне обоснованный страх в любой момент таковыми стать. Людям, имеющим заработок, неотступно грозит безработица; они понимают, что их фирма может внезапно обанкротиться или сократить персонал. Бизнесмены – даже те, что слывут очень богатыми, – знают, что могут в одночасье лишиться своего состояния. Нелегко приходится людям самых разных профессий. Пожертвовав многим ради образования своих сыновей и дочерей, они обнаруживают, что вакансий для приобретенных их детьми навыков больше не существует. Юристы убеждаются, что мало кто может позволить себе их услуги, и серьезные нарушения закона остаются безнаказанными; врачи видят, что их некогда прибыльные мнительные пациенты больше не могут позволить себе заболеть, а многие по-настоящему больные вынуждены отказываться от необходимого лечения. Сплошь и рядом женщины и мужчины с университетским образованием работают продавцами, что спасает их от нищеты – за счет тех, кто раньше стоял за прилавком. Во всех классах общества, от низшего до высшего, умами людей день и ночь владеет экономический страх, превращая их работу в нервотрепку и не давая толком отдохнуть в свободное время. Этот непрекращающийся ужас и является, на мой взгляд, причиной безумия, охватившего бо`льшую часть цивилизованного мира.
Стремление к обогащению, как правило, означает стремление к стабильности. Люди копят и вкладывают деньги в надежде обеспечить себя средствами к существованию в старости и предотвратить скатывание детей по социальной лестнице. Раньше, во времена надежных инвестиций, такая стратегия была вполне оправданной. Теперь же никаких гарантий нет: крупнейшие предприятия закрываются, государства разоряются, а то, что еще худо-бедно держится, наверняка не выстоит в следующей войне. Из-за этого в обществе (за исключением тех, кто продолжает тешиться иллюзиями) царит дух отчаянного безрассудства, который сильно препятствует поиску разумных решений.
Экономическая стабильность осчастливит людей в цивилизованных обществах больше, чем любые другие возможные перемены, за исключением разве что предотвращения войны. Работа – в социально необходимых пределах – должна стать обязательной для всего здорового взрослого населения. Причем если человек готов работать, а его труд по каким-либо причинам временно не востребован, доход все равно не должен прерываться.
Врач, к примеру, должен получать стабильный оклад до конца своих дней, даже если он перестанет работать, достигнув определенного возраста. Он должен быть уверен в достойном образовании для своих детей. Если здоровье жителей улучшится настолько, что непосредственные квалифицированные врачебные услуги им будут больше не нужны, докторов можно задействовать в медицинских исследованиях, мерах по улучшению санитарно-гигиенических условий или продвижению более сбалансированного питания. Я нисколько не сомневаюсь в том, что подавляющее большинство медиков при такой системе стали бы гораздо счастливее, даже если бы некоторые выдающиеся доктора получали бы чуть меньше, чем они того заслуживают.