63] есть незаконченный роман «История рыцаря», я его не читал, но мне говорили, что главная героиня, дочь Кусуноки, девица Кома – вымышленное лицо и, следовательно, роман не имеет отношения к событиям, связанным с Небесным государем. Слыхал я также, что в эпоху Токугава было одно или два произведения о государе в Ёсино, но совершенно неясно, в какой степени они основаны на подлинных фактах. Одним словом, ни в прозе, ни в пьесах дзёрури, ни в театре Кабуки – короче, среди произведений, популярных в широкой публике, мне никогда не встречался этот сюжет. Вот почему я решил обязательно использовать этот материал, пока никто еще до него не добрался.
К счастью, неожиданные обстоятельства позволили мне ближе познакомиться с природой и обычаями этого края. Родные одного из моих товарищей по колледжу, молодого человека по фамилии Цумура, жили в деревне Кудзу, в Ёсино, хотя сам Цумура родился и постоянно жил в Осаке.
По берегам реки Ёсино есть две деревни Кудзу. Название той, что в верхнем течении, пишется одним иероглифом, а той, что в нижнем, – двумя, эта последняя и есть селение, получившее известность благодаря пьесе театра Но из времен древнего императора Тэмму [64]. Впрочем, знаменитый местный продукт – крахмал «кудзу» – не производят ни в той ни в другой деревне. Не знаю, каким промыслом занимаются жители верхней деревни, а вот в нижней многие крестьяне кормятся изготовлением бумаги, причем вырабатывают они ее редкостным по нынешним временам, примитивным старинным способом, вымачивая волокна лианы «кудзу» в водах реки Ёсино. В этой деревне часто встречается причудливая фамилия Комбу, родственники Цумуры тоже носили эту фамилию и тоже занимались изготовлением бумаги, причем по этой части им принадлежало первое место во всей деревне. По словам Цумуры, семья эта тоже была довольно старинной, так что, должно быть, имела в прошлом какое-то отношение к последним вассалам Южной династии. Только побывав у них в доме, я впервые узнал, например, какими мудреными иероглифами пишутся названия местных гор и долин Сионоха и Санноко… Глава семьи, Комбу-сан, рассказал, что от их деревни до долины Сионоха более шести ри, оттуда до ущелья Санноко – еще два ри, а до самого конца, до того места, где некогда обитал Небесный государь, так даже больше четырех… Правда, он знает об этом лишь понаслышке, из их деревни почти никто никогда туда не ходит… Только из рассказов плотогонов, которые спускаются с верховьев реки Ёсино, известно, что в глубине ущелья, на крохотном плоскогорье, именуемом Полянка Хатимана, стоят несколько хижин углежогов, а еще дальше в ущелье, там, где оно как бы замыкается тупиком, есть площадка – она называется «Скрытная полянка», – и вот там-то и впрямь сохранились руины дворца Небесного государя, есть и пещера, где прятали священную яшму… Но даже монахи-ямабуси [65], идущие по обету на вершину Оминэ, не могут туда добраться, так как от самой горловины ущелья на всем его протяжении тянутся отвесные, поистине неприступные скалы и нет ничего похожего хотя бы на какую-нибудь тропинку. Жители деревни Касиваги обычно ходят купаться в горячих источниках, бьющих у речки Сионоха, но оттуда поворачивают назад… Да, в этом ущелье из-под земли бьют бесчисленные горячие ключи, образуя множество водопадов, самый большой называется Мёдзин, но любуются всей этой красотой разве лишь углежоги да дровосеки…
Этот рассказ о плотогонах еще больше обогатил мир моего будущего романа. У меня и без того уже скопилось много как на подбор прекрасного материала, а тут еще эти горячие ключи – еще одна великолепная деталь, лучше невозможно придумать… И все-таки, не будь приглашения Цумуры, я вряд ли отправился бы в такую глушь, потому что, находясь в Токио, уже подобрал все какие возможно письменные источники. Когда в твоем распоряжении так много материала, совсем не обязательно самому ехать на место действия, все остальное дорисует собственная фантазия… Пожалуй, может получиться даже эффектней… Но то ли в конце октября, то ли в начале ноября Цумура написал мне:
«Может быть, все-таки съездишь, бросишь взгляд? Как раз подвернулся удобный случай…»
Цумуре понадобилось навестить тех самых его родственников в деревне Кудзу.
«До ущелья Санноко мы с тобой, пожалуй, не доберемся, – писал он, – но ты сможешь осмотреть окрестности Кудзу, познакомишься с тамошними краями, с местными обычаями, это безусловно пригодится для твоего романа. Я имею в виду не только события, связанные с Южной династией, – эта местность вся очень интересна, ты сможешь собрать по деревням оригинальный материал, которого хватит для двух, и даже для трех романов… Во всяком случае, напрасной твоя поездка никак не будет! Так что не ленись потрудиться в собственных профессиональных интересах! Время сейчас тоже самое подходящее, для поездки лучшего сезона не выбрать. Все стремятся попасть в Ёсино к весеннему цветению сакуры, но осень там тоже очень и очень недурна…»
Боюсь, мое предисловие чересчур затянулось, но я хотел объяснить, что побудило меня внезапно пуститься в дорогу. Конечно, известную роль сыграли мои, как писал Цумура, «профессиональные интересы», но, по правде сказать, больше всего меня влекло желание беззаботно побродить на лоне природы…
II. Имосэяма
Мы договорились встретиться в Наре; в условленный день Цумура приедет туда из Осаки и будет ждать меня в гостинице «Мусасино», у подножия горы Вакакуса. Со своей стороны, я выехал из Токио ночным поездом, провел сутки в Киото и на следующее утро был в Наре. Гостиница «Мусасино» существует и поныне, но, говорят, хозяин там уже новый, не тот, что двадцать лет назад, да и само здание, на мой взгляд, раньше было более старинным, изысканным. Эта гостиница, да еще гостиница «Кокусуй» считались в те времена самыми первоклассными заведениями; отель, построенный министерством путей сообщения, появился гораздо позже… Цумура, как видно, меня заждался и хотел как можно скорее ехать дальше, да и я в Наре бывал не раз, и, чтобы не терять времени, пока день стоит погожий, как на заказ, мы отправились в Путь, полюбовавшись из окна гостиницы видом горы Вакакуса всего какой-нибудь час-другой.
Сделав пересадку в Есиногути, скрипучей узкоколейкой мы доехали до станции Есино и пошли оттуда пешком по дороге, тянувшейся вдоль берега реки Есино. У заводи Мацуда – как, наверное, помнят читатели, эта заводь упоминается еще в поэтическом собрании «Манъёсю» [66] – дорога разветвляется надвое.
Та, что сворачивает направо, ведет к прославленным местам любования сакурой Ёсино; перейдя мост, сразу попадаешь к Нижней Роще, затем идут Сэкия, храм бога Дзао, Есимидзу, Средняя Роща – все места, где в сезон цветения сакуры толпятся приезжие. Мне тоже довелось дважды любоваться сакурой в Есино, один раз в детстве, когда мать взяла меня с собой в поездку по знаменитым местам Камигаты [67], а другой раз уже в бытность студентом колледжа. Помнится, тогда я тоже вместе со всей толпой свернул направо. Но налево я шел теперь в первый раз.
Недавно до Средней Рощи пустили автобус, появилась канатная дорога, так что сейчас, пожалуй, никто уже не ходит по этим местам пешком, не спеша обозревая окрестности, но в старину люди, приезжавшие любоваться сакурой, обязательно сворачивали у этой развилки направо и, добравшись до моста через заводь Мацуда, любовались видом реки Ёсино.
– Вот, взгляните туда… Видите, там виднеются горы Имосэяма. Слева – Имояма, а справа – это Сэяма… – непременно говорил проводник-рикша, останавливая приезжих на мосту и указывая вверх по течению.
Помню, моя мать тоже остановила здесь рикшу и, держа меня, совсем еще несмышленыша, на коленях, сказала, нагнувшись к моему уху:
– Помнишь пьесу «Имосэяма» [68] в театре? А вот там – настоящие горы Имосэяма!
Я был еще очень мал, поэтому ясного впечатления не сохранилось, помню только, что было это под вечер, в середине апреля, когда в горном краю еще довольно прохладно. Под высоким туманным небом издалека, где как будто смыкались бесконечные горные цепи, текла в нашу сторону окутанная дымкой река Ёсино, только посредине ветерок морщил воду, образуя как бы дорожку, похожую на полоску жатого шелка, а вдали виднелись сквозь вечернюю дымку две хорошенькие круглые горки. Невозможно было отчетливо разглядеть, что они находятся по обе стороны реки, но из пьесы я знал, что горки эти расположены на разных берегах, напротив друг друга. Коганоскэ и его нареченная Хинадори живут в высоких теремах, она – у горы Имояма, он – у горы Сэяма. В этой сцене сильнее, чем в других эпизодах, чувствуются сказочные мотивы, поэтому на меня, ребенка, она произвела наиболее глубокое впечатление. «А-а, так вот они, горы Имосэяма!» – подумал я, услышав слова матери, и мне показалось, будто стоит только пойти туда, и я увижу Коганоскэ и Хинадори; я погрузился в детские фантастические мечты… С тех пор я хорошо запомнил этот вид с моста, иногда он вдруг всплывал в памяти, вызывая теплое чувство. Вот почему, когда я снова приехал в Ёсино – мне было тогда уже года двадцать два, – я снова облокотился здесь о перила и, вспоминая мать, в ту пору уже покойную, долго смотрел на открывавшуюся передо мной панораму. В этом месте река вырывается из гор Ёсино на довольно обширную равнину, стремительный горный поток превращается в спокойно, плавно бегущую речку, «течет привольно средь равнины…», а вдали, выше по течению, виднеется городок Камиити с его единственной улицей – скоплением простых деревенских домов с низко нависшими крышами и мелькающими там и сям белыми оштукатуренными стенами амбаров.