ДЕНЬ ПЕЧАЛИ
Что в имени тебе моем?
. . . . . . . . . . . .
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я.
Мерно посвистывали лопасти, гудели двигатели. Из низких облаков валил снег. Видимость была маловата. Отвратительная была видимость. Только и видно было, словно через бронестекло, в синеватых тонах, резко контрастную заснеженную тайгу прямо под собой, да еще немного по сторонам. Дальше все тонуло в снежной круговерти. В этой мути глаза и руки быстро уставали.
— Коля, возьми-ка штурвал, — сказал Виктор второму пилоту и, слегка расслабившись, откинулся на спинку кресла.
Сзади моментально посунулся Куц, бортмеханик.
— Что там еще новенького, командир? В Большом мире?
— Не знаю, Макс, — Виктор развел руками. — Я ведь больше нигде не был. Только на встрече одноклассников…
— Ну и как? — настырный был парень Куц. Иногда даже слишком.
— Нормально, — неохотно проронил Виктор, и Куц, наконец, отстал.
Но вопрос его уже заставил память действовать, и, как по заказу, слышимые только для Виктора, в кабине сквозь шум винта и двигателей зазвучали голоса:
— …говорю: ерунда, все равно когда-то надо начинать…
— Не, старик, не надо: у моей «Лады»…
— …сидим. В «храп» сперва, потом в «кинга» начали. Не поверишь: семь сотен спустил за пять часов…
— …в деревне. Отличная дача…
— Петька в Грецию укатил.
— Везет же!..
Постепенно и сама кабина как бы растворилась, уступив место большой комнате с разоренным праздничным столом посередине. Застолье давно кончилось, распавшись на несколько групп, полностью занятых обсуждением своих животрепещущих вопросов. Компания эта Виктора не интересовала. Их ценности и цели были ему хорошо известны. Да и не изменились ничуть с тех давних пор. «Достать — выгадать — устроиться», «квартира — зарплата — дача», «выпивка — футбол (рыбалка) — бабы» — как и десять лет назад, разговоры их крутились около одного и того же. Виктор уже и презирать-то их давно перестал, воспринимал с брезгливой усталостью. Впрочем, дела до них ему не было. Единственная причина, по которой он здесь появился, — Аля Скворцова, она же в девичестве Самохина, — сидела рядом с ним у забытой всеми искусственной новогодней елки, и, судя по всему, интересовал ее сейчас Виктор Легин собственной персоной. Обоюдное, так сказать, любопытство…
Десять лет прошло с момента выпуска. Кто кем стал? Кто чего добился? Аля рассказывала о себе. Библиотекарь. Окончила институт культуры. Замужем за бывшим одноклассником. Детей двое. Все как у всех. Счастлива ли? Что ответить?.. Самая обычная жизнь. Особенно если сравнить с Виктором: командир отряда вертолетов на Дальнем Востоке, впереди перспектива роста. Работа интереснейшая, отличные друзья, природа вокруг красивейшая!.. Виктор рассказывал так увлеченно и подробно, что Аля даже почувствовала во рту вкус никогда ею не пробованного тайменя. Когда его едят сырым, только что выловленным, чуть присыпав солью.
— А ты женат? — спросила Аля, не очень стараясь скрыть заинтересованность: все-таки когда-то он был к ней неравнодушен, а женщины таких вещей не забывают. Даже замужние.
Виктор улыбнулся.
— Женат, — он кивнул, — и дочка есть. Пять лет.
— А звать как? — Аля смотрела на него как-то по-особенному. Должно быть от того, что осознала наконец прожитые годы и то, что сидящий рядом с ней летчик с узким костистым лицом, женатый, имеющий дочь пяти лет, — бывший ее одноклассник.
— Так же, как жену — Леной, — Виктор снова улыбнулся чему-то про себя. — Олешкой зовем… Ох и шустрая она у нас! Домой войти не успею — уже тут как тут. Если летом — сразу на ноге повиснет — так с ней в комнату и иду. Зимой, правда, на унты цепляться не даю.
Они бы еще долго так разговаривали, но тут Алин муж в припадке пьяного благодушия полез к Виктору засвидетельствовать свое почтение и уважение и начал делать всякие заманчивые предложения, что-то касательно прибавочной стоимости, и неизвестно, чем бы все это кончилось, но Аля увела Виктора танцевать, как-то обратив разговор в шутку.
И последнее, что вспомнил Виктор, прежде чем опять оказаться в кабине вертолета — это как они с Алей медленно кружились в танце и разговаривали. Куда медленней и грустней, чем раньше, потому что танцевать вместе им последний раз довелось в школе, и веселья им это не прибавляло…
— Слушай, — спросила уже напоследок, когда все расходились, Аля. — А я тебе в школе действительно нравилась?
Виктор, в который уже раз за этот вечер, улыбнулся с заметной долей грусти и сказал:
— …Да. И не только нравилась. Теперь-то уж можно сказать: я в тебя был по уши влюблен. И очень долго…
…Снова мерно посвистывали винты и был снегопад за стеклами.
— Ну что, Коля, давай сменимся?
— Командир, — это опять Куц. — А шубку, что Елене Федоровне привезли, вы где брали? А то моя все меня пилит, что такую не привез…
— В Иркутске, с рук… — отозвался Легин, не отрываясь от управления.
Передали ухудшение погоды.
— Надо же, — удивился Куц, состроив соответствующую физиономию. — Куда уж хуже-то? Вроде больше некуда…
Николай негромко чертыхнулся.
— Коля, — позвал его командир. — Запроси точку — как у них там? Скажи, что через полчасика будем.
Невольно все кинули взгляд на указатель скорости. На приборе четко стояло 180, но вертолет едва полз над тайгой против ветра.
— Только бы Столбы обойти, — негромко проронил Легин, вглядываясь в снежную муть за остеклением.
— Не! Они левее должны остаться… — встрял вездесущий Куц.
Командир невнятно хмыкнул, но ничего не сказал. Снегопад усилился. Пришлось еще снизиться, и теперь деревья проплывали, казалось, под самыми ногами. Болтанка увеличилась. То ли у земли ветер дул сильнее, то ли просто пурга прибавила силы.
— На точке метет, командир, — доложил Николай. — Боятся, что не прилетим…
— Ничего, — отозвался Виктор сквозь зубы. — Пусть не боятся: нам больше деваться некуда. Прилетим.
С крыш капало. Солнце светило изо всех сил, и блеск его слепил глаза, отражаясь на корке обтаявшего снега. Это было перед 8 Марта, и двери магазинов не знали покоя. На остановке у ЦУМа Аля столкнулась с какой-то женщиной и, извиняясь, узнала в ней сестру Легина, Надю. Только потому и узнала, что не так давно виделась с Виктором. Слово за слово, они разговорились. Надя выглядела очень уставшей, осунувшейся.
— Что с вами? — спросила Аля, уже собираясь кончать разговор и еще надеясь спросить, где сейчас Виктор.
Надя помрачнела еще больше.
— Витя… — сказала она как-то неохотно. — Погиб. Недавно…
Аля ошеломленно смотрела на нее.
— Как? — только и смогла она спросить.
— Под машину попал… — голос Нади зазвучал, как натянутая струна. Глаза нехорошо заблестели. Справившись с собой, она произнесла: — Извините… Я просто это так переживаю… Недавно все случилось. В феврале. В гололед. Похороны были на по-за той неделе…
Аля все так же ошеломленно слушала ее.
— Так он у нас в городе под машину попал? — спросила она наконец.
— Да, — кивнула Надя.
— Но он же говорил, что первого улетит… — растерянно произнесла Аля, словно это могло что-либо изменить.
— Улетит? — Надя удивленно посмотрела на нее. — Он никуда не собирался лететь. А вы откуда знаете?
Настала очередь удивляться Але.
— Мы виделись под Новый год. Весь наш класс. Витя же специально прилетал для этого с Дальнего Востока…
Она замолчала, озадаченная странной реакцией Витиной сестры: лицо ее скривилось, из глаз закапали слезы. Надя затрясла головой, прижав варежку к глазам и что-то невнятно бормоча сквозь всхлипывания.
— Ну что вы, право же… — подавленно заговорила Аля, чувствуя, как у самой в горле встает комок. — Ну не надо… Ах я дура!
— Да нет… — произнесла наконец внятно Надя, слегка успокаиваясь и судорожно всхлипывая. — Нет же… Извините… Я не знала… Ну зачем? Зачем он…
— Ну простите меня, простите, — настаивала Аля, сама готовая зареветь. — Я не думала, что сделаю вам так больно…
— Да нет же! — сказала Надя почти с отчаянием. — Вы тут ни при чем! Это он все! Он! Зачем он это сделал? Зачем явился к вам туда на встречу? Ну что теперь будет? Ой, господи!
— Да что же такое случилось? — спросила вконец сбитая с толку Аля. — Что?
Надя отдышалась, успокоилась и, глядя на Алю бесконечно измученными, несчастными глазами, сказала устало:
— Да он вам все наврал… Он вам сказал, что летчик и работает на Дальнем Востоке, да? Да? (Аля растерянно кивнула.) Он наврал все. Он никуда из нашего города не уезжал. И работает… Извините, работал электриком на аэродроме…
Аля не нашлась, что сказать.
Они еще немного постояли вместе, потом взаимно извинились, попрощались и разошлись.
Непривычно сильно после зимы светило солнце, резко, истошно орали воробьи, пахло весной, нагретым камнем, мокрым снегом…
…пахло весной, нагретым камнем и мокрым снегом. И еще — оглушающе, всеохватно — керосином.
…Столбы, тупо подумал Виктор, стараясь упереться руками в штурвал. Столбы, только бы их обойти…
Тревога швырнула его… куда? Он не знал еще, где верх, где низ, но уже вспомнил, что он командир, и что он отвечает… И тут же боль, как непробиваемая стена, накрыла с ног до головы, едва снова не ввергнув в беспамятство. И так же неожиданно боль куда-то улетучилась, истекла, как воздух из пробитой камеры. Но вместе с болью исчезло и ощущение тела, невозможно стало пошевелиться. Столбы, в отчаянии повторил Легин, но уже как-то отрешенно, столбы… Нашли-таки. Вот тебе, Куц, и левее… Ребята: Колька, Макс… Почему тепло? Керосин… Пожар? Что с машиной?.. Или действительно весна? Снег тает… Мысли путались, сознание ускользало, мелькнуло в голове: в феврале — весна; это крышка… Вдруг, как из магнитофона, четко и ясно донеслось: