«Привет, Переслегин! — писала Анастасия. — Ты знаешь, я тобой горжусь. Ты первопроходец, могучий мужик и тэдэ. Мама передает тебе привет. Она тебя очень хорошо помнит и ставит всем нашим в пример. А я скромно и потихоньку вспахиваю ниву практической химии полимеров. Слыхал ведь: вода-полимер, воздух-полимер, почва-полимер? Была в командировке на Венере. Короче, вместо замуж выходить, мусолю биочипов и ломаю пробирки. Да, у меня хобби. Собираю космический фольклор. Жду от тебя самых свежих частушек и припевок про гамма-мезоны и Аэлиточку кудрявую, которая милого увела. Ну, все, больше никаких новостей. Чмок! Анастасия».
Под почти реальный звук этого «чмока» я и уснул.
— Расскажи поподробней про ваши знаменитые водородные гейзеры, — попросила Анастасия.
Коричневый шелк, духи, крошечные серьги, поблескивающие в ушах, — все это было недоступно для мгновенной адаптации после комбинезонов одинаково удобного фасона. Я среагировал не сразу.
— Или ты считаешь, что лучше один раз увидеть, чем сто раз… и тэдэ? Видеозапись нам показывали. Что-то вроде летящего на всех парах локомотива из старой кинохроники.
— Скорее, это похоже на консервный нож, — ответил я. — Струя газа несется по равнине, пластинки базальтов летят, как клочья жести от консервной банки. И еще похоже на молнию. Летит тоненький зигзаг, а из трещины, что змеится за ним следом, под разными углами свищут струи водорода. И… Э-э, в общем, зрелище красивое.
— Понятно, — засмеялась она. — Ты уже поэтизируешь ваше Великое Лихо. Кошмары не снятся?
— Ты еще и психоаналитик?
— В твоих остроумных мозгах я копаться не собираюсь. Мы прилетели сюда специально для того, чтобы избавить вас от гейзеров.
— Прогнозировать их появление? Это дело безнадежное. Мы что-то нарушили в здешних структурах почвы, изменился баланс внутренних микронапряжений. Трещинка — и струя пошла вверх. Состав коры на здешних равнинах почти везде одинаков, и выброс газов возможен где угодно — хоть вот под окном твоей лаборатории. А металлический водород планетного ядра будет газовать еще три-четыре миллиарда лет. Так что можешь переквалифицироваться в психоаналитики. Задатки есть.
— Мы не собираемся ничего прогнозировать, — с нежной убедительностью перебила Анастасия (а в ее голосе звучало: первопроходец! медведь компьютеризированный!). — Мы просто перекроем водороду выход наружу.
— Полимеризация? — догадался я и заерзал в кресле. — Нет уж. Это вы будете делать через мой труп. Планета должна дышать, бурлить и вообще жить своей собственной жизнью по природой данным законам. Полимеризовать ее газовое ядро — это все равно, что окунуть человека с головой в бак с клеем.
— У тебя тоже есть задатки, — сообщила Анастасия. — Зришь в корень. Но при таком подходе на Меркурий не стали бы посылать ученых. Выдали бы вам оборудование, технологию, и — полный вперед, Леонид Переслегин!
— Что же придумала твоя светлая голова?
Сидя в кресле, Анастасия вытянула ноги и с удовольствием поболтала ими в воздухе.
— Раньше при проходке шахтных стволов или линий метрополитена работам мешало просачивание грунтовых вод. И воду просто-напросто замораживали. Ледяная рубашка в несколько метров толщиной служила щитом против подземных наводнений. Заметь: всего в несколько метров. Замораживать грунтовые воды на всей планете никто и не собирался.
— Локальная полимеризация?
— Да. Рубашка полимерного водорода под районами, обжитыми людьми. Только вот «локальная», как ты выразился, а точнее — пространственно заданная полимеризация оказалась такой проблемой, что… В общем, знай я заранее обо всех сложностях, которые нам предстояли, я бы предпочла откачивать водород ручной помпой.
— Какая ты вумная! — закричал я. — Мисс Лавиния, сегодня же вечером мы единодушно изберем тебя «мисс Котловиной Калорис»!
— Мисс Котловина? Мерси.
Анастасия встала, подошла к консольному выносу одного из своих агрегатов и взяла стоявший там снимок.
— Вот, — сказала она, предлагая мне прийти в восторг от нерезкого изображения какого-то оплывшего пузыря, набитого спиральками и шариками. — Это он подсказал путь решения проблемы. В смежной лаборатории этому вирусу привили способность соединяться со своими собратьями по принципу вольвокса. Размер этого «виро-вольвокса» ограничен генетически. И мы решили поискать способ запечатлевать, оттискивать генокод в любых полимерных цепочках молекул.
Анастасия ждала моей реакции. Ее лицо было очень близко.
Молекулярные цепочки… Молекулы ДНК и РНК, носители наследственных признаков — тоже полимеры… Любой полимер можно сделать носителем генетической информации.
А значит, полимеры могут выращивать сами из себя все, что угодно. Генная инженерия уже сейчас способна кодировать практически любые наследственные признаки. Если капнуть «генополимерной водой» в океан, то он не превратится весь в хлопья чего-то полиэтиленово-синтетического, просто на волнах закачается новый остров — с известными размерами и формой, с заданной «осадкой». Можно выращивать гавани и пирсы с волноломами. Строительные конструкции и детали машин будут возникать, как по мановению, без помощи резцов, прессов и отливочных форм.
— Какая ты вумная, — слабым голосом повторил я. — Это ж надо. А я с тобой в одном классе когда-то…
Если б я переступил с ноги на ногу, мы бы ткнулись друг в друга подбородками. Школьные друзья, школьные друзья.
— Замуж тебе пора выходить! — в отчаянии закричал я. — И чем скорее… Может, это у тебя пройдет!
Анастасия засмеялась.
Контейнеровоз полз по песку медленно, на первой скорости. Широкие траки осторожно ложились на мягкое. Иногда только в коробке кабины резонировал скрежет — под гусеницу попадали выходы рудных жил.
Голова Вотинова чуть покачивалась в шлеме, глаза были полузакрыты, губы сложены бантиком и вытянуты, как для поцелуя, — наверняка слушает что-то блюзовое. Я научился определять по лицам, у кого какая музыка звучит «под кумполом», как выразился Коленька Голубчиков.
— Здесь! — бодро сказал Вотинов, очнувшись и потягиваясь на сиденье.
Я остановил контейнеровоз. Чернота барханчиков, тускло-медные отсветы песков. А вот и хлопья щелочных осадков. Бугорки, заиндевевшие соляными кристалликами. И тоненькая, почти незаметная в пятне прожекторного света трещинка. Дальше, к близкому горизонту, она заметно расширялась. А потом расползалась в канаву, в овраг, в каньон — там фонтаны газа развеяли тысячи тонн породы.
Мы остановились возле того места, где «консервный нож» вдруг почему-то прекратил свою работу, гейзер иссяк и полет трещинки-молнии прекратился.
— Бросьте сомневаться! — прозвучал в шлемофоне голос Анастасии. — Если газ внезапно вырвется, мы тут же подадим в скважину полимерную затравку. И наступит полный штиль.
Мы с Вотиновым выбрались из кабины наружу. Покидая машины, ребята собирались возле нас. Подошла и мисс Лавиния.
— Походку и под скафандром не спрячешь, — свистящим шепотом передал по моему личному диапазону Солар.
Анастасия покачивалась с пятки на носок, уперев руки в пояс своих доспехов.
— Подведем шланг к самой скважине, компьютер при первом же скачке давления подаст капельку поливодорода. Ну же! Решайтесь, первопроходцы!
— Наука! — вздохнул Коленька Голубчиков. Подумал и добавил: — Не потянет.
— Что не потянет? — быстро спросила Анастасия и повернулась на каблуках к Коленьке. — Вы боитесь, что ли? Вы, вы — лично?
Должно быть, после этого Коленька взглянул на Анастасию более внимательно. Но тень на стекле шлема не пропустила никаких эмоций.
— Тогда садитесь на свои самосвалы, — Анастасия обозлилась, — и откатывайтесь куда-нибудь подальше. Я одна буду бурить. Покажите только, как это делается.
— Ага, — с готовностью отозвался Голубчиков, но таким тоном, что ребята не удержали смешки. Минуту назад им и в голову не пришло бы, что они смогут посмеяться над мисс Лавинией.
— Мы уж сами пробурим все, что надо, везде, где надо, — сообщил ей Голубчиков. — А вы, девушка, отойдите.
Умница Анастасия посмеялась вместе со всеми и отошла к контейнеровозам. Обижаться не стала, тем более что добилась своего.
Мы сгрузили с платформ буровой комплекс, подвели куда следовало шланг. Работа началась. Мы не сразу и сообразили, что произошло, когда в стеклах шлемов качнулось звездное небо, а из скважины выхлестнуло рыхлую прядь спутанного волокна.
— Готово!
Реакция у Анастасии была мгновенной, и пока мы приходили в себя, она уже шла к буровой, отстегнув от рукава скафандра универсалку и подвинчивая на ней регулятор плазменного резака.
Вторым по скорости реакции оказался Голубчиков. Он сорвался с места и, увязая в песке, запрыгал за Анастасией. Из резака вылетел тонкий голубой язычок. Анастасия уже взялась за прядку рыхлого волокна, когда Коленька схватился рукой прямо за плазменную насадку универсалки.
— Водород!
Только тогда с места дернулись все остальные.
Анастасия повернулась, наклонив голову, проследила, как Голубчиков, зажав под мышкой ладонь, присел на корточки, а потом завалился на бок.
— Просто жуть какая-то, дикость и… и нелепость!
В дивных глазах Анастасии стояли слезы. Она щипала кончик носа и шмыгала. А я не умею успокаивать людей. Не умею, и все! Может, мне надо было обнять ее за плечи — пусть бы шмыгала у меня на груди. Но я не умею.
— Я же не виновата, что он бросился меня спасать? — она искала оправдания, заглядывая мне в глаза. — Что я, дура какая-нибудь, бросаться с плазменной горелкой наобум? Не надо было меня спасать, не взрывается поливодород, не взрывается!
— Ты не переживай так, — произнес я деревянным тоном официальных соболезнований. — Главное, он жив.
— Ему двадцать шесть лет, — Анастасия плаксиво распустила губы, — а ему руку отрежут.
— Не отрежут. Самое большее — два-три пальца ампутируют.
— Успокоил! Тебе бы три пальца ампутировать! Ой, боже мой! Какая я дура! Ну почему я такая дура, а?