— У них негры! — нехорошо осклабился Пивнев.
— Да нет, Фима, — улыбнулся остывший внезапно подполковник. — Ты это зря про негров… нема буде негрив!
— Негры будут в Африке, в лесах… — подал голос Янгазов. — Как и здесь. Правда, здесь больше ишаков…
— А ты кем предпочитаешь быть, — панибратски подтолкнув локтем Рудольфа, спросил Крохаль, — негром или ишаком?
— Ни тем, ни другим. Я в глубине тайги осную новую человеческую популяцию, на здоровой основе, разумеется!
— Если на этой, — кивнул подполковник на Раису, — то не выйдет — заруби себе на носу! На этой «основе» эту самую популяцию осную я!
— Это я сразу понял, Георгий Васильевич!
— Соображаешь… Кем работал?
— Референтом, доклады, вопросы там разные… На любой вопрос — любой ответ, я лицо штатское — цивильное.
— Штатское, говоришь, цивильное… а я, стало быть, военное… Я, стало быть, хунта, а ты «на любой вопрос — любой ответ»… а мы с тобой эту самую популяцию… эк ведь интересно-то как вырисовывается… — Подполковник, полуукрывшись плащ-палаткой с Рудольфом, с каждой фразой становился задумчивей и сосредоточенней.
— Ну-ка потише чуток! — добродушно прикрикнул он на Раису, которую утешал Юрий Николаевич на заднем сиденье «жигуленка». Зажатый в угол Алеша, с пиджаком Константина Аристарховича на голове, побледневший и осунувшийся, поминутно смотрел во все окна машины.
— Фима, ты как с начальником БП?
— Начбоем-то, что ли? Нормально… А?..
Но в это время раздался шум мотора, затрещали кусты, и на поляну выкатился новенький БТР.
— Ну, давайте-ка рассаживаться да сматываться отсюда! Я беру вас всех к себе. В Краснокаменногорске, я думаю, делать уже нечего…
— Как это нечего! — опять принялась рыдать Раиса. — У меня там все!!!
— Дура набитая! — рявкнул вдруг Рудольф. — Здесь у тебя все… с собой! — И, зло захохотав, добавил: — Omnia mea mecum porto!
— Что это ты сказал, Рудольф? А? Профессор?
— Я не профессор…
— Неважно, что он сказал?! — подполковник снова сосредоточился.
— Он сказал: «Все свое ношу с собой», — так говорили греческие философы… — как-то тупо ответил Юрий Николаевич.
— Мерзавец!
— Мама!
— Ну дает интеллигенция, — перемигнулись подполковник с капитанами.
— Кстати, почему грек, а по-латыни? А, Рудик?..
— Рабом он у них, видимо, был, — выручил Лоскутова Константин Аристархович.
— Ну, все, хватит! МНР, лезь в БТР… с Раисой Пахомовной, пожалуй.
— Поедем через Горшки, там грязновато, но «жигуленка» протащим, — поддержал подполковника Коля. — Не бросать же машину!
— Соображаешь!
— Собирайтесь! — кивнув на привал, бросил Пивнев.
— Стоп! А если радиация? — остановил Раису Константин Аристархович.
— Соображает! Как там? Алик, Иван? А?
— Нормально! Жесткое — за горизонтом, километров 150, горный рельеф, ветер «Север», «Северо-запад!» Встречный! — наперебой ответили капитаны.
Все бросились к вещам и через минуту разложили все по машинам.
— Только поедем мы не через Горшки, а через Валежную! — решительно сказал Лоскутов.
— Это что еще за фокусы?! Штатские?! Вы, кажется…
— Ничего мне не кажется, в Валежной бензин! Последний, может быть!
— Ох-ха?! Ну, штатские! Ну, соображают! Капитаны! А? Берем в компанию — решительно берем! Коля, на грунтовку! Ходу!
И только машины вышли на лесную дорогу, как по верхушкам деревьев ударила упругая волна воздуха. Посыпались сучья, затем пронесся ураган, повалив несколько нетолстых деревьев, которые успешно раздвигал БТР, а за ним с трудом продирался «жигуленок».
Хлестнула еще волна горячего воздуха, вспыхнуло несколько вершин. А полоса леса, отделяющая реку от пахотной земли, еще не была пройдена. БТР ловко чистил дорогу «жигулю», а тот не менее ловко объезжал завалы.
Наконец дорога пошла влево, и машина выскочила из горящего леса. В низине БТР, ехавший напрямик, забуксовал в грязи, и Рудольф, виртуозно пройдя одним колесом по бревну, а другим по гребню колеи, выскочил вперед.
Началась гонка по расхлестанной дороге. Прикрывающий машины с юга от взрывной волны лес осыпал их искрами и головешками…
К сельской бензоколонке первым подлетел автомобиль, за ним БТР. Свет тускло мигавшей лампочки на конторке и лучи автомобильных фар осветили трехколесный замызганный мотороллер, в кузове которого лежала бочка с вставленным в нее шлангом, и человека, бешено толкающего ногой педаль стартера.
— Бензин есть? — крикнул Лоскутов, выходя из-за руля.
Ответа не последовало. Человек метнулся к бочке, выдернул шланг, бросив его на землю, и, подтолкнув кузов мотороллера, завел его наконец и затарахтел по дороге, в объезд лежащего справа села. Насос бензоколонки продолжал стучать, тонкая струйка бензина лилась из пистолета. Рудольф и Николай, выбравшиеся к этому времени из люка, заглянули внутрь конторки и замерли на месте. Возле стола в луже крови лежала заправщица с разрубленной топором головой.
Первым опомнился Николай:
— Стой здесь, я доложу! Догоним!
Через несколько секунд БТР рванулся за беглецом. Мощная фара, установленная специально для охоты, шарила во все стороны ярким лучом и, наконец, уперлась в грязное движущееся пятно мотороллера. Через несколько минут погони все было кончено; БТР легонько тюкнул трехколесный грузовичок в левый задний угол, и тот оказался в кювете. Водитель некоторое время лежал неподвижно, затем судорожно вскочил, выбрался из канавы, но было уже поздно — огромная лапа Пивнева ухватила убегавшего за ворот промасленного ватника и швырнула на землю. Подбежали остальные военные.
— Это он! Это он! — выкрикнул Николай.
— Тихо! — рявкнул старший.
— Чаво?
— Что «чаво»? Я «тихо» говорю!
— А-а, «тихо», а я думал «Тихон» — Тихон я… — равнодушно пояснил пойманный, сидя на земле.
— Вставай! Там твоя работа?
— Где «там»?
— На колонке! Голубь мой сизокрылый. На колонке… — и скрюченные пальцы подполковника впились в горло Тихона.
— Пусти — задушишь… — захрипел он.
— Не задушу, а пристрелю, как собаку, не сходя с места.
И снова Тихон оказался на земле.
— Не имеешь права — трибунал нужон! Али постановление, чтобы так, «на месте». Да и, я погляжу, резону нет тебе, начальник, просто так меня стрелить, по нонешним-то временам, конешно. А война, она все спишет! Аль нет?
Все оторопели от такой наглости.
— И этот соображает! От-то свалилось на мою голову сообразительных!
— Тут засоображаешь, когда стволом в пуп тычут.
— И то… Ладно! Берем и тебя. Фима, окрути-ка его чем ни на есть!
— Да нет ничего подходящего, товарищ подполковник…
— А это! — ткнул тот в поясной ремень Тихона.
— Короток, широк!
— Уметь надо! «Короток», — гляди!
Крохаль, отстегнув ремень, просунул петлю ремня в пряжку и растянул ременную самозатягивающую удавку.
— Руки назад и вместе! — затянул.
— Учись, сгодится!
— Ну, ловок ты, начальник! Не пошевелишь!
— Я те пошевелю! Пошли в БТР.
— Нэ БТР, а Ноев ковчег! Всякой твари…
— Но, но, Алик! По паре только вас с капитаном… у Раечки пары нет — МНР ей не пара!
— О! Ясно! — понимающе улыбнулся Янгазов.
На колонке Лоскутов не терял времени. Убедившись, что женщина мертва, и брезгливо отодвинув ногой валяющийся на полу топорик, он осмотрел пульт. Работающий от собственного движка-генератора, бензонасос все продолжал стучать, свет везде горел, и Рудольф, пожав плечами, пошел к машине.
В стороне на обочине дороги бился в судорожной рвоте на руках Константина Аристарховича Алеша, про которого все начисто забыли, а он, выбравшись из машины, ухитрился заглянуть в конторку.
Рудольф подогнал машину, сунул пистолет в бак, достал из багажника запасные канистры.
Подъехал БТР.
— Ну, скоро ты? — спросил Николай.
— Я-то хоть сейчас, а тебе не надо?
От БТРа послышалось уже привычное «Соображает…», а Николай ответил обоим: «Не во что!»
Через минуту на землю выпрыгнули Пивнев и Николай. Рудольф выключил насос колонки.
— Тиша говорит, девяносто третий прямо в бочках под навесом. Пошли, посмотрим — не лишнее, — прогудел Пивнев.
— Что за Тиша? Этот, что ли? Во дают — «Тиша»!
Бочек оказалось много — шесть штук поставили на верх БТРа, предварительно развернув башню пулеметами назад. Нашли обрывок тонкого троса, восьмерками примотали к пулеметам и рымам на броне. Одну неполную поставили на верхний багажник «жигуленка».
— Спрятать бы куда остальные, товарищ подполковник? — нагнулся к люку Николай.
— Тиша сейчас покажет! — замурлыкало громом из железного нутра.
И в самом деле, из распахнувшегося люка вылез Тихон, потирая затекшие запястья.
— Силен начальник! Эка сдавил… Пошли, что ль, покатаем добро — есть тут старая землянка. Не запирается, да кто возьмет? Вон, — кивнул он на село, — пожар тушат.
— А ты что не тушишь? — ехидно спросил Рудик.
— У меня, милок, железо и бетон! Авось и не загорит! Сам я, видишь, «сгорел»! — его мутные белёсые глаза вдруг испытующе остро глянули на Лоскутова.
Вчетвером быстро перекатили десятка два бочек в землянку, и расторопный Тихон, сняв с пожарного щита лопату, начал быстро забрасывать вход.
— Ладно, брось, может, вернемся быстро… хотя, пока валяй. Пойду посмотрю, что ты там натворил…
Через несколько минут Ефим вернулся с обтертым топориком в руках и мрачно прогудел:
— Кончай, пошли!..
Тихон опасливо покосился на топор, но как-то подобрался, встряхнулся и первым вразвалку зашагал к БТРу, куда садились офицеры, тоже заходившие посмотреть в конторку.
— Прапорщик! — Пивнев вытянулся от непривычного обращения. — Ты мне за него головой отвечаешь!
— Есть головой, товарищ подполковник!
Все снова расселись по местам. Взревели моторы, и тяжело осевшие машины осторожно поползли в ночь, мимо горящей деревни, оставив сзади неубранный труп.
Мотострелковый полк был расквартирован за сто пятьдесят километров от областного центра Краснокаменногорска, в небольшом городке Устькосинске, на территории бывшего механического техникума с сельскохозяйственным уклоном, который был преобразован в институт и переведен в областной центр. До революции и до начала тридцатых годов здесь была большая пересыльная тюрьма, а затем МТС, во времена которой большой пустырь к востоку от центральной усадьбы был застроен крытыми парками под тракторы и комбайны. Для техникума же выстроили большой учебный корпус, а «централ» переделали в удобное общежитие — предмет неиссякаемых острот студентов. В здании канцелярии тюрьмы часть старых помещений была замурована и не использовалась. Так, комната директора техникума на втором этаже оказалась со вторым выходом в какой-то коридор, отгороженный капитальной стеной от длинного и высокого зала, входы в который были на первом этаже. Этот потайной рукав шел параллельно коридору второго этажа и кончался же