– Ну ты чего? – нетерпеливо заерзал он.
– Тормози, говорю! – девушка постаралась напустить на себя строгий вид. С ним по-другому нельзя. А не то насытится юным телом, выпьет досуха и побежит на другой двор, соседским девкам под юбки заглядывать.
Они лежали на крытом грубыми досками сеновале на краю деревни Лумиваара. Сеновал принадлежал дядьке Тайми – Ивану, и сейчас он отсыпался после заботливо поднесенной любимой племянницей бутылки ядреного карельского самогона. Бабушка Окку настаивала его на травах, и в деревне говорили, что он лечебный. Насчет полезных свойств Тайми сказать не могла, но то, что дядька предпочтет заготовке дров употребление колдовского зелья и что после бутылки на ногах не устоит, – знала. А значит, никто не помешает им с Никитой насладиться объятиями на сеновале…
Осень выдалась на редкость теплой для северных широт, и ребята ловили последние солнечные деньки. Сухая трава впивалась в кожу, но они этого не замечали. Завтра все будет чесаться от колкого сена, но это будет завтра, которое так далеко, словно несуществующая заморская страна. А сейчас есть только эта теплая осень, лучи солнца на лице и крепкие мозолистые руки Никиты.
Еще в детстве Тайми спрашивала маму – почему у нее такое имя? Мама объясняла малютке, что здесь, в Карелии, смешались две крови – русская и финская. Перемешались быт, имена, традиции. Так и жили рядом Иваны, Лены, Никиты, Хилкки, Сияны, Хелви. И Тайми. Втайне она гордилась своим именем, считая его вкупе с полной грудью неоспоримым преимуществом перед другими деревенскими девчонками.
Их поселок назывался Лумиваара, что означало «снежная сопка». Соседняя деревня и вовсе называлась Рассвет. Тайми не знала, кому пришло в голову его так назвать в этом холодном северном краю. Она любила тайгу, любила деревню, но последнее время что-то отчаянно звало ее уехать отсюда. Словно нельзя было здесь оставаться, вот только Тайми никак не могла понять – почему?
Сеновал был старый, отовсюду доносились скрипы, и почему-то именно сейчас они показались Тайми тревожными.
– Слышишь?
– Что?
– Скрипит.
Никита прислушался и сделал страшные глаза:
– Это Тонтту.
– Да ну тебя!
Парень засмеялся, а Тайми отмахнулась от него охапкой сена.
Считалось, что Тонтту рождался из обрядового последнего снопа, который хранили в овине. Гадая об урожае, подходили к овину и прислушивались: если слышен скрип – урожай в следующем году будет хорошим. И вроде пугаться нечего, но все же Тонтту – дух, кто знает, что его может обидеть?
Свежий ветер ворвался на сеновал и растрепал волосы Тайми. В небе стремительно пронеслась пара летучих мышей. Из недалекой тайги донеслось глухое уханье филина. Несмотря на разгоряченную кровь и объятия парня, девушка поежилась.
– Знаешь, к чему филин кричит? – загадочно ухмыльнулся Никита и сделал большие глаза: – К смерти!
– Да ну тебя, дурак! – обиженно сказала Тайми и прикрыла валяющимся рядом сарафаном грудь. – Только сказки рассказывать и можешь!
– Я еще кое-что могу, – придвигаясь ближе к телу девушки, заговорщически произнес Никита.
– И что же? – фыркнула девушка. – Пока я от тебя, кроме слов, ничего не видала.
– Ты про подарки, что ли? – сконфузился Никита.
– Сам догадайся! – отвернулась девушка.
– Тайми, ну я же говорил – поеду в город на заработки и куплю тебе новое платье! – жарко зашептал Никита, придвигаясь еще ближе, сжимая тонкую талию в крепких руках. Тайми вновь ощутила горячий ток крови и мурашки по телу от жаркого дыхания парня, но заставила себя сбросить его руки. – Но без платья ты еще краше!
– Да не нужны мне твои платья!
– А что же тебе нужно? – растерялся Никита. Тайми повернулась к нему, все так же прикрывая грудь, и заглянула ему в глаза.
– Ты меня любишь?
От неожиданности Никита даже слегка подался назад.
– Ну чего ты так сразу-то…
– Сразу? – вспылила девушка. – Ты меня который раз на сеновал тащишь? Я тебе что, девка продажная, что ли? Да им хоть платят! А я хочу, чтобы меня любили, замуж хочу, детей рожать! Мне уже девятнадцать, а я все в девках хожу! Любка вон в прошлом году замуж выскочила!
Она отвернулась и уткнулась лицом в острые коленки.
– Ну Тайми… – неуверенно начала Никита. – Ну чего ты…
– Да ничего! – всхлипнула девушка. – Ленку тоже небось на сеновал водил?
– Ленку-то? Да она ж косая! На фига мне Ленка эта?
– Да, а я слышала, девки говорили, как вы за ручку ходили! – всхлипнула Тайми.
– Кто говорил? – напрягся Никита.
– Любка говорила!
– Да брешет твоя Любка! – горячо сказал Никита. – Она назло тебе… ревнует, потому что знает, что я…
– Что – ты?
Никита замолчал. Тайми повернулась к нему и уставилась заплаканными глазами, пытаясь поймать смущенный взгляд парня.
– Что – ты? – спросила она с нажимом.
Никита теребил сухую травинку, не решаясь поднять глаза.
– Ну! – Тайми вцепилась в его руку. – Скажи мне!
Никита поднял глаза, вдруг ставшие очень нежными.
– Люблю я тебя, дуреха…
Тайми кинулась в объятия парня, повалив его на сено.
Спустя полчаса они вновь лежали рядом, остывая, и Тайми водила сухой травинкой по волосатой груди Никиты. Тот достал смятую пачку сигарет и закурил.
– Смотри сеновал не спали! – ткнула она его в бок. – А то нам ох влетит от дядьки Ивана!
– Угу, – буркнул парень, перевернулся на спину и выпустил кольцо дыма в потолок. Сквозь неплотно пригнанные доски просвечивало солнце, и в его лучах сизый дым выглядел как облака.
– Увезешь меня отсюда? – тихо спросила Тайми. Никита тяжело вздохнул.
– А ты хочешь уехать?
Тайми как-то грустно кивнула.
– Как только работу в городе найду – увезу.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Тайми улыбнулась. Вновь подул ветер и принес с собой новые запахи. Тайми потянула воздух.
– Чуешь? Запах странный. Как будто сено спрело!
– Ну, может, и спрело. Дядька Иван-то поленился, видать, вилами поворошить.
Запах становился все сильнее, и Тайми поморщилась. Точно спрело. Странно, подумала Тайми. Дядька Иван хоть и любил выпить, но мужик хозяйственный. У него всегда и сено вовремя убрано, и дырки в заборе заделаны. Однако ж не уследил в этот раз! Нужно будет сказать дядьке, а то, раз сено начало преть, так все сгнить может. А без сена коровы зиму не протянут, и тогда… Только надо будет придумать историю о том, что Тайми делала на сеновале.
Никита затянулся сигаретой, но тут же с отвращением выкинул ее далеко в сторону и сплюнул.
– Ты чего? – удивилась Тайми.
– Гадость какая? – скривился парень. – Как будто не табак, а коты нассали!
Он хотел сказать еще что-то, но не успел, потому что увидел, как Тайми вдруг схватилась за горло. Ее глаза выпучились, в груди стало нестерпимо горячо, словно весь воздух разом выкачали из легких. Девушка открыла рот, хватая воздух вдруг пересохшими губами.
Никита хотел спросить, что случилось, но его скрутил приступ сильнейшего кашля. Парень упал на сено, схватясь за горло, сквозь которое, казалось, пытались выскочить обожженные легкие. Два разгоряченных голых тела вновь извивались рядом на сене, но теперь это не было танцем любви. А солнце все так же освещало их сквозь щели в деревянных досках.
Через несколько минут оба были мертвы.
2006 год, 25 сентября
Петрозаводск
Еще подходя к квартире, Анна услышала за дверью смех Лены. Это было удивительно – девочка редко улыбалась, а уж смех Смолина и вовсе от нее не слышала. Может, это потому, что Лена ей не доверяет, спросила Анна саму себя и тут же ощутила укол ревности. Что, она такая злюка, что с ней даже улыбнуться нельзя?
Смолина открыла дверь ключом и вошла в прихожую. Городской телефон стоял на тумбочке у двери, и Лена только что беззаботно по нему болтала. Но при виде Анны она тут же посерьезнела, бросила невидимому собеседнику «Я перезвоню» и повесила трубку.
– Привет!
– Привет.
– Как дела?
– Нормально.
Ленка тут же напустила на себя скучающий вид и скрылась в своей комнате. Смолина через силу проглотила это. Нужно было держать себя в руках и хотя бы внешне делать вид, что они нормальная семья.
Анна не стала долго задерживаться в квартире – они договорились попить кофе со Светой и обсудить ситуацию. Через полчаса Смолина уже была в кафе. Конечно, Света опаздывала – как всегда. Когда она приехала, Анна заказывала уже второй латте.
– Она с кем-то говорила по телефону, смеялась, такая счастливая, – с ходу начала Смолина. – Но как только я вошла – сразу посерьезнела и бросила трубку. Как будто маску надела.
– Ань, она подросток, у нее свои дела, – развела руками Света. – Она вернулась домой, это уже знак того, что она тебе доверяет.
– Или что просто не хочет возвращаться в детский дом, – хмуро парировала Анна. – В квартире-то все жить приятнее, даже с такой чокнутой бабой, как я.
– Ты не чокнутая, – улыбнулась Света. – Ты просто особенная.
– Ты всегда сглаживаешь углы.
– А ты всегда их срезаешь по максимально крутой траектории, – парировала Света. – Ты такая? Ок. Прими себя.
– Как можно принять себя такой? – не поняла Анна.
– Так ты уже такая есть! Остается только признаться себе в этом. Что мешает тебе быть собой?
– Уголовный кодекс, – хмуро ответила Смолина.
– Надеюсь, ты никого не собралась убивать? – пошутила Света, но Анна только вздохнула в ответ.
– С удовольствием бы убила того, кто создал эту дьявольскую игру! Она не идет у меня из головы! Как думаешь, что диск с игрой делал у Лисинцевой?
– Хороший вопрос.
– Знаешь, что самое интересное? Я подробно осмотрела ее квартиру. У нее нет компьютера.
– Тогда зачем ей диск?
– Может, это не ее? В квартире бывал еще кто-то. Мужчина. Я нашла одеколон, шампунь, одежду. Все дорогое, качественное, явно кто-то не бедный. «Северное сияние» обычно бандиты и бизнесмены покупают.