Глава 23
Брэдшоу этой ночью никак не мог уснуть. Он лежал в постели, надеясь задремать, но не мог и даже знал почему. Пытаясь всеми силами игнорировать тот факт, что чертова книга Эдриана Уиклоу находится в его доме, он все же поддавался искушению. Что, если там и правда содержится подсказка, какая-то ценная информация, которую никто не смог понять или расшифровать? Возможно, здесь нужен не психиатр или академик, а старый добрый здравый смысл. Брэдшоу игнорировал голос в своей голове, говорящий ему, что его вышестоящие, кажется, все считали, что этого-то ему и не достает.
Он сдался и выкатился из постели. Он пошел вниз по лестнице и приготовил себе кофе, взял диктофон, положил его на стол рядом со своим креслом и нажал на воспроизведение.
«Моя История», Эдриан Уиклоу
Я кричал с самого первого дня.
Я был рожден кричащим. По крайней мере, так говорила мне моя дорогая мать. Я кричал с того момента, когда они притащили меня в этот странный мир.
― Этому есть, что сказать, ― сказала ей акушерка и была в этом права, но никто не слушал. Никто не уделил мне никакого внимания. Не уделял годами.
Затем я начал убивать, и все изменилось. Внезапно, людям стало не все равно. Я убивал снова и снова. Они отчаялись поймать меня. Некоторые из них стали одержимы мной. Было приятно знать, что я занимаю все умы. Как видите, все изменилось, когда я начал забирать их детей.
Тогда они меня заметили.
«Боже правый», ― подумал Брэдшоу.
Он прослушал всего несколько слов, а уже преисполнился отвращением. Это настоящая причина убийственного разгула Эдриана Уиклоу? Он и вправду убивал детей лишь для того, чтобы общество, наконец, его заметило? Это казалось чем-то за гранью, но мозг Уиклоу работал не так, как у других людей. Это хотя бы было известно наверняка.
Все же, моя мать любила меня. Я должен оговорить это заранее на случай, если у кого-то сложилось ошибочное представление. Она была от меня без ума. Я никогда не хотел еды, одежды, игрушек или родительской ласки, даже, когда мой отец так неожиданно умер, въехав на своей машине в зад длинного грузовика. Я не помню его, почти нет. Он лишь размытое пятно, но моя мать значила для меня все. Я редко выходил из себя, но молодой человек с какого-то психологического факультета университета пытался втолковать мне много лет назад, что мои так называемые преступления могли каким-то образом быть связанными с моим взрослением. Это было впервые, когда я почувствовал отчаянное желание снова убить за почти что семь лет. Я причинил ему вред. Ему повезло, что им удалось оттащить меня прежде, чем я прикончил его. Не стоит и говорить, что больше я его не видел.
Мою мать ни в чем не стоит винить. Если мои преступления вообще являются преступлениями, в них стоит винить природу и общество. В природе каждого человека заложено стремление убивать. Цивилизация ничего не меняет. В любой собаке живет волк. Она ничего не может поделать, воя на Луну или преследуя кролика. Таким же образом, от человека нельзя ожидать, что он забудет о тысячелетнем инстинкте к убийству просто потому, что утром он одевает костюм и направляется в офис. А общество? Я виню его. Я повернулся к обществу спиной, потому что оно повернулось спиной ко мне. Я был умным мальчиком, но я не мог получить доступ к экзаменам, не вписывался в мир их вопросов и интервью. Я покинул школу без аттестата и так как я не мог вынести мысли работать с другими людьми, я стал использовать руки для починки вещей, когда все, чего я на самом деле хотел, все разрушать.
Брэдшоу вслушивался в монологи об учителях, которые были жестоки или не понимали Уиклоу, не смогли заметить его высокий интеллект. Затем последовали размышления о мальчике без друзей, которого дразнили маленькие девочки в его классе и доставали задиры, пока однажды он не воткнул в руку одного из них острый конец циркуля и не был жестоко избит, но, по крайней мере, задирать его перестали.
Прошел почти час, когда Брэдшоу достиг части, где взрослый Уиклоу начал преследовать детей.
Незамедлительно и инстинктивно, он выключил диктофон. Он не хотел этого слышать. Это не было выдуманной историей какого-нибудь писателя мрачных сказок. Это было слишком реальным.
Но как он собирается выяснить правду насчет Сьюзан, если не прослушает это?
Брэдшоу встал со своего места и пошел на кухню. Он полез в холодильник и вытащил бутылку водки, открутил крышку и налил очень щедрую порцию в стакан, а затем добавил такое же количество тоника. Он вернулся в свое кресло, отпил напитка и снова нажал на воспроизведение. Уиклоу рассказывал о Тиме Коллингсе, его первой жертве. Его голос изменился, пока он вспоминал, как преследовал Тима. Брэдшоу слышал в его голосе восторг.
Тим был одиночкой, как и я. Мне было это очевидно. Он не видел меня, ни разу, но я видел его. Я оставался вдалеке и наблюдал с расстояния. Он ни с кем не играл, кажется, вообще не имел друзей. Другие дети просто проходили мимо. Я это понимал. Я хотел, забрав его юную жизнь, придать ей значения. Тогда они его запомнят. Все в его деревне будут говорить о нем годами.
Брэдшоу слушал, пока Уиклоу описывал домашнюю жизнь Тима или, по крайней мере, какой она ему казалась. Он объяснил, как выманил Тима, подъехав на машине и спросив его имя.
― Тим, ― ответил ребенок.
― Слава Богу, я нашел тебя, Тим.
Я заставил себя казаться взволнованным и лишившимся дыхания.
― Твой отец. На работе произошел несчастный случай. Он упал, и мне нужно отвезти тебя к нему в больницу.
Он так легко на это купился. Это было чистой догадкой, что у него есть отец, и, что он работает, но, если бы он сказал мне, что у него нет отца или, что у его отца нет работы, я бы сказал ему, что спутал его с кем-то. Когда я увозил его, я задумался, говорили ли ему его родители, не подходить к незнакомцам, и о том, не промелькнула ли в его уме эта мысль, когда мы покидали его деревню.
Я отвез его в красивое тихое место.
Брэдшоу слушал следующие десять минут, не замечая ничего вокруг. Он не слышал, как ругается пьяная парочка, не слышал сирену полицейской машины, прибывшую минутой позже. Вместо этого, он полностью погрузился в воспоминания Уиклоу об убийстве его первой жертвы: как неуверенность мальчика переросла в страх, как он умолял отвезти его домой, как только понял, что этого не произойдет. Он слушал живые описания о последних отчаянных минутах жизни этого несчастного мальчика, и, когда закончил прослушивание, понял, что его трясет, а на его глазах стоят слезы.
Брэдшоу пошел в ванную комнату, включил холодную воду и опустил запястья под воду, позволяя ей струиться по местам, где бьется пульс, охлаждать его кровь, а затем набрал немного воды в ладони и плеснул на лицо. Он вернулся в свою реальность, оставив больной мир Уиклоу позади.
Он поднял взгляд и увидел в зеркале свое бледное лицо, с которого капала вода.
― Боже ж ты мой, ― воскликнул мужчина.
Глава 24
Хелен потерла глаза, прежде чем открыть следующую папку. Те, которые она уже прочла, были отложена в сторону, чтобы она знала, что они уже изучены. Брэдшоу организовал Хелен полный доступ. Он предупредил ее об огромном количестве папок и о том, что ее ждет хаотичный беспорядок. Она была к этому готова, но то, что она увидела, все равно ее шокировало.
― Иголки и стога сена, ― произнесла она себе под нос, когда вытащила еще полдюжины пыльных папок и положила их аккуратной стопкой на столе посреди крошечной комнаты. Она снова села, взяла первую папку и открыла ее.
В отличие от большинства других новая папка содержала в себе нечто интересное: карту задворок Мейден-Хилл. Любопытно, что она была нарисована от руки: аккуратно и с попыткой соблюсти масштаб. Хелен посчитала, что, должно быть, она была нарисована прилежным офицером полиции, так как на ней были области, которые обычно не отмечали на условных картах, предположительно, чтобы помочь тем, кто искал Сьюзан.
Карта начиналась там, где кончалась деревня, тут было кладбище, дороги рядом с Фермой Марша, а затем кукурузные поля, которые дети пересекали, чтобы добраться до леса и своего убежища. Группы деревьев представляли собой лесистые участки, все тропы, тропинки, ворота и турникеты тоже были отмечены. Железнодорожные пути были отмечены длинной жирной линией с поперечными линиями, обозначающими пути, приток реки был нарисован с названием меж двух линий. Карьер был большим овалом, были еще два поменьше с пометкой «гравийные ямы ― затопленные». На карте было каждое здание на ферме и все заброшенные здания старой фабрики, расположенной не так далеко, с пометкой: «Фабрика Холливелла ― заброшена с тысяча девятьсот шестьдесят первого года».
Эта детализированная карта помогла Хелен понять проблему, с которой встретились люди, ищущие Сьюзан. Когда она впервые услышала об исчезновении, она предположила, что кто-то увез Сьюзан в какое-то другое место: иначе ее тело нашли бы быстро. Теперь она поняла, с чем встретилась полиция: Мейден-Хилл сам по себе не был большим, но окружающая сельская местность была обширной и полной мест, где тело можно так и не найти.
***
― Значит, вы выслушали мою историю? ― с надеждой спросил Уиклоу.
― Да.
Они снова сидели друг против друга, те же самые охранники приглядывали за Уиклоу. Брэдшоу испытывал сильный дискомфорт, сидя рядом с этим человеком. Ему пришлось подавить сильное желание покинуть комнату и никогда не возвращаться.
― Что вы подумали?
― Вы не хотите знать, о чем я подумал, ― сказал ему Брэдшоу.
― О, но я хочу. Мне нужно знать, что я доверяюсь верному человеку. Я хочу быть уверен, что вручаю ценный дар тому, кто его достоин, а не просто какому-то отбывающему службу тупице.
― Ценный дар? ― спросил Брэдшоу. ― Вы имеете в виду тела детей, которых вы убили?
― И все, что с этим идет, детектив. Если я скажу вам, где они, ― его глаза блеснули, и он почти что пропел последние четыре слова, ― это сделает вас знаменитым.