Вместо предложенного Келером различения на historische Jesus и geschichtliche Christus, на современном этапе «Поиска…» было предложено разделить real Jesus – «реального Иисуса», то есть Иисуса из Назарета как историческое лицо, и historical Jesus – тот научно реконструированный образ Иисуса, который, с точки зрения исследователя, может претендовать на определенное соответствие с real Jesus[312]. Переосмысление предмета исследовательской программы «Поиска…» видится весьма значительным методологическим прогрессом, поскольку позволяет избежать ряда апорий, характерных для более раннего этапа (например, почему две разные реконструкции образа исторического Иисуса, претендующие на единственно верное отражение реальной истории, столь непохожи друг на друга).
Итак, перейдем к отдельным авторам.
1. Эдвард Сандерс
С именем Эдварда Периша Сандерса (Edward Parish Sanders, р. 1937) многие исследователи (например, Н. Т. Райт[313], Б. Тейтум[314] и др.) связывают начало нового периода в истории «Поиска исторического Иисуса». Исследования Сандерса полностью лишены богословской проблематики и посвящены объективно-научному рассмотрению вопросов, не выходящих за рамки компетенции историка. Работы Сандерса на фоне трудов его не менее квалифицированных современников кажутся максимально выверенными: никто из критиков не упрекнул Сандерса в имплицитном привнесении в его исследования каких-либо мировоззренческих, богословских или идеологических идей. При этом он не утверждает абсолютной истинности своей реконструкции, поэтому в его работах так часто встречаются слова «возможно», «вероятно», «как кажется» и т. п. Тем самым исследования Сандерса отмежевываются, с одной стороны, от богословия, с другой – от излишне самоуверенных проектов предшественников (например, Швейцера), считавших, что именно в их работах основные вопросы «Поиска…» получают окончательное разрешение. Сам Сандерс пишет:
Исторические реконструкции никогда не могут быть абсолютно достоверными, в случае реконструкции исторического Иисуса это ощутимо наиболее отчетливо. Несмотря на это, мы знаем основные аспекты Его служения и проповеди. Мы знаем, Кем Он был, что Он делал, чему учил и почему Он умер[315].
В целом такое видение границ научной реконструкции образа исторического Иисуса характерно не только для Сандерса, но и для большинства ученых конца XX – начала XXI века.
Основные работы Сандерса, посвященные историческому Иисусу: «Иисус и иудаизм» (1985), «Историческая фигура Иисуса» (1993). Историографы называют Сандерса «консервативным» участником „Поиска исторического Иисуса“». Реймонд Мартин пишет об этом:
Говоря «консервативный», я имею в виду не фундаменталиста или евангелика, а секулярного ученого, пришедшего в своем исследовании к традиционным результатам. Под «традиционными результатами» я понимаю такую реконструкцию образа Иисуса, которая сразу понятна любому человеку, знакомому с текстом Нового Завета, и которая ставит эсхатологическую проблематику в центр провозвестия Иисуса[316].
Сандерса можно поставить в один ряд с такими предшествовавшими ему исследователями, как Борнкам, Додд, Иеремиас и др. Однако, в отличие от предшественников, применявших в своих работах методы «критики форм» и акцентировавших внимание на учении Иисуса, Сандерс вырабатывает иную методологическую программу.
Исходной предпосылкой методологии Сандерса служит признание большей части синоптической традиции аутентичной:
Мы должны доверять информации, полученной из синоптических Евангелий, если только в ней нет явных анахронизмов и аномалий, свидетельствующих о позднейших вставках[317].
Сведения из Евангелия от Иоанна и апокрифических текстов Сандерс практически не использует. В этом его подход весьма схож с подходом Иеремиаса.
Значимым вкладом в методологию «Поиска…» со стороны Сандерса было указание на то, что за редким исключением (Фухс и Смит) ученые основывали свои реконструкции образа исторического Иисуса на анализе материала речений и поучений:
В большинстве исследований внимание концентрируется на Иисусе как учителе или проповеднике – в обоих случаях (и это главное) как на несущем некую весть. <…> В любом случае [исследователи. – А. А.] начинают с сердцевины материала речений и переходят к описанию вести Иисуса[318].
Но основывать реконструкцию на анализе речений, с точки зрения Сандерса, неэффективно по двум причинам: во-первых, даже используя критерии оценки аутентичности, ученые не могут прийти к консенсусу относительно четко ограниченного круга достоверных речений, во-вторых, образ Иисуса – учителя и проповедника не может объяснить факт Распятия, который, в свою очередь, выступил решающим фактором в возникновении христианства как такового.
Начиная реконструкцию на основании речений, ученые чаще всего приходили к образу Иисуса-проповедника, а чтобы объяснить, почему этот проповедник подвергся самой жестокой казни, необоснованно фокусировали внимание на конфликте Иисуса и Его современников-иудеев. Акцент на этом конфликте возникал и по причине излишне жесткого применения критерия несводимости: именно нехарактерное для иудаизма учение Иисуса объявлялось наиболее достоверным, и на основании этого нехарактерного учения создавался образ исторического Иисуса. Также, отмечает Сандерс, многие предшествовавшие европейские исследователи, воспитанные в традиционном христианском духе, были склонны заведомо негативно воспринимать современный Иисусу иудаизм как «формалистичную», «лицемерную», «мелочную» и «извращенную» религию. В итоге
первые поколения исследователей иногда изображали Иисуса настолько уникальным, а иудаизм – стоящим настолько ниже Его, что современный читатель не может не удивляться, как могло случиться, что Иисус вырос на еврейской почве[319].
Чтобы избежать ошибок предшественников, Сандерс доверяет следующим методологическим ориентирам. Во-первых, реконструируемый образ исторического Иисуса должен быть конгруэнтен иудаизму Его времени. Однако этот образ должен быть соотнесен с тем фактом, что впоследствии христианство не осталось внутри иудаизма, но стало самостоятельным религиозным течением[320]. Сандерс пишет:
Прежде всего, хорошая гипотеза о целях Иисуса и Его отношениях с иудаизмом должна удовлетворять тесту Клаузнера: она должна правдоподобно помещать Иисуса в рамки иудаизма и при этом объяснять, почему инициированное Им движение в конце концов порвало с иудаизмом[321].
Во-вторых, следует отказаться от теории, согласно которой реконструкцию образа исторического Иисуса необходимо выстраивать на основании несводимого материала. Даже с учетом новейших открытий «наши знания об иудаизме первого столетия очень неполны, а об интересах Церкви между 70 и 100 г. н. э. совсем скудны»[322]. И даже если выявить корпус несводимых аутентичных речений, их интерпретация все равно будет затруднительна, поскольку для этого они должны быть помещены «в осмысленный контекст, и этот контекст не создается автоматическим суммированием речений, нетипичных (насколько мы можем судить) как для иудаизма, так и для христианской Церкви»[323].
В-третьих, следует отказаться от первичной значимости материала речений, сосредоточив внимание на «фактах» – информации о жизни и деяниях Иисуса, на основании которых Сандерс и выстраивает свою реконструкцию:
Настоящее исследование основано главным образом на свидетельствующих об Иисусе фактах и лишь во вторую очередь – на речениях[324].
Наконец, современная реконструкция должна объяснять, почему Иисус был казнен. С точки зрения Сандерса, ранее исследователи не уделяли должного внимания корректному объяснению этого действительно бесспорного факта жизни Иисуса. Возможно, смерть Иисуса вообще была чистой случайностью (например, римляне ненамеренно арестовали и казнили Иисуса ради профилактики вероятного мятежа в Иерусалиме), однако для исторической работы предпочтительно исходить из наличия связи между жизнью и проповедью Иисуса и Его трагической кончиной. Сандерс пишет:
Можно себе представить, что Иисус учил одному, был убит за что-то другое, и что ученики после Воскресения сделали из Его жизни нечто третье, что никакой причинной связи между Его жизнью, Его смертью и христианским движением не существует. Это возможно, но это неудовлетворительно с исторической точки зрения. Далее, я думаю – и это намного важнее априорных предположений, – что данные говорят о наличии причинной связи[325].
Суммируя вышесказанное: согласно Сандерсу, реконструкция образа исторического Иисуса должна одновременно помещать Его в контекст иудаизма I века и демонстрировать, почему после Его смерти (и Воскресения[326]) христианство оформилось как отдельное от иудаизма течение. Чтобы провести подобную реконструкцию, необходимо основываться не на речениях (тем более – не на несводимых речениях), а на анализе нарративного материала Евангелий, из которого можно выделить некоторые достоверные факты.
Именно с анализа «практически неоспоримых фактов» (almost indisputable facts) начинаются исследования Сандерса. В обеих своих работах ученый приводит списки этих фактов, однако они несколько расходя