Контекст проповеди Иисуса, согласно Эрману, это иудейская апокалиптика. Эрман предложил целостную реконструкцию возникновения апокалиптического мировоззрения среди евреев начиная с середины II века до н. э. Изначально бедствия богоизбранного народа (например, опустошительные походы ассирийцев, вавилонян и египтян) объяснялись израильскими пророками – Исаией, Иеремией, Амосом, Иосией – как результат неповиновения народа заповедям Божиим. Время греческого владычества над Израилем (332–167 годы до н. э.) характеризуется двумя аспектами: с одной стороны, засвидетельствован подъем религиозности среди евреев, с другой – именно в это время иудеи подвергались наиболее жестоким притеснениям.
В этой обстановке и зародился апокалиптизм. Возникла мысль, что страдание народа Божия – не кара Бога за грехи, а месть за праведность, ниспосланная злыми силами, противными Богу. <…> Еврейские апокалиптисты (не самый удачный русский перевод, более принятый термин – апокалиптики. – А. А.) считали, что Бог открыл им небесные тайны, позволяющие понять земную реальность. Коротко говоря, у них получалось следующее: по неким загадочным причинам Бог временно уступил власть в мире могущественным силам, которые выступают против него, его замыслов и его народа (чем и объясняются беды и несчастья народа Божия). Однако вскоре Бог вернет себе суверенную власть над миром, уничтожит силы зла, оправдает свой народ, снова даровав ему привилегированное положение, и установит навеки благое царство[534].
Эта идея является, согласно Эрману, базисом иудейской апокалиптики – наиболее распространенного мировоззрения евреев периода середины II века до н. э. – конца I века н. э. Апокалиптическое мировоззрение характеризуется четырьмя особенностями.
1. Дуализм. Апокалиптики верили, что в духовном мире идет противостояние двух начал: Бога и сил зла. Современную им историческую реальность они считали подчиненной силам зла, однако верили, что на смену «этому» злому и неправедному миру придет благое и справедливое Царство Божье.
2. Исторический пессимизм.
Иудейские апокалиптики утверждали, что верующие люди обречены на страдания в этом мире, и никакие человеческие действия не смогут остановить это. Силы зла будут еще более явно проявлять себя в мире, стараясь обрести полный контроль над творением Божиим[535].
3. Окончательное оправдание.
Апокалиптисты не надеялись победить зло собственными усилиями. Они считали, что это сделает Бог, причем не постепенно… а в одночасье. Внезапно придет конец: Бог вмешается в ход человеческой истории, низвергнет силы зла и установит благое Царство. Он спасет мир и оправдает как свое благое имя, так и свой народ[536].
4. Близость. Апокалиптики верили, что это вмешательство Бога в историю – Суд Божий – совершится в ближайшее время.
Эрман утверждает, что аутентичное учение Иисуса представляло собой классическую иудейскую апокалиптику. Это подтверждается всеми критериями (это контекстуально достоверно, засвидетельствовано во всех ранних источниках и несводимо к раннехристианскому вероучению[537]). Однако «самый убедительный довод»[538] в пользу апокалиптической реконструкции учения Иисуса заключается в следующем:
Мы знаем с относительной долей уверенности, с чего Иисус начал свое служение, и – с той же долей уверенности – что случилось после него. Единственное, что связывает начало и конец, это середина – то есть служение и проповедь самого Иисуса… Общественное служение Иисуса началось с его крещения Иоанном Крестителем. А кем был Иоанн Креститель? Пламенным апокалиптическим пророком. <…> Самым ранним из известных нам христианских авторов… стал Павел – а он был глубоко укоренен в апокалиптическом образе мышления. <…> Иисус начал свое служение как последователь апокалиптического пророка, а после его смерти возникли общины его восторженных приверженцев, ожидавших скорого конца. Как начало, так и конец служения Иисуса были апокалиптическими – так могла ли середина быть чем-то иным?[539]
Аутентичное учение Иисуса Эрман суммирует в нескольких предложениях:
Во всех ранних источниках Иисус предрекает пришествие Царства Божьего. Это будет реальное царство, здесь, на земле. Когда Царство придет, силы зла будут ниспровергнуты. Те, кто покаялся и следовал учению Иисуса, войдут в Царство. Суд над всеми людьми будет вершить Сын Человеческий – небесное существо, которое придет на землю. Одно лишь происхождение от израильского народа не будет считаться достаточным, чтобы заслужить оправдание на Суде. Людям необходимо внять словам Иисуса, обратиться к Богу и следовать заповедям, пока не стало слишком поздно[540].
Этическое учение Иисуса, согласно Эрману, сводилось к проповеди милосердия, справедливости и покаяния в грехах. Оно во многом напоминало учение ветхозаветных пророков. Однако Иисус не пытался установить некий новый социальный порядок, как считают Кроссан, Хорсли, Тайсен и другие исследователи. Проповедь Иисуса заключалась исключительно в возвещении грядущего Царства Божьего, установление которого положит конец существующему мироустройству.
Именно поэтому (подчеркиваю, именно поэтому), хотя Иисус и не пытался начать социальные реформы, его проповедь содержала радикальные революционные импликации. <…> Иисус побуждал Своих последователей воплощать идеалы Царства уже сейчас, ожидая пришествия Сына Человеческого. <…> Это было не первым шагом в масштабной социальной реформе общества, но лишь приготовлением для будущего века[541].
Агностик Барт Эрман, как и католический священник Джон Мейер, говорит, что историк не может утверждать или же опровергать возможность чудес. Однако поскольку повествования о чудесных событиях в жизни Иисуса занимают значительную часть евангельского материала, исследователю необходимо каким-либо образом интерпретировать эти данные. Эрман считает, что, даже если ученый воздерживается от философского/богословского вопроса о реальности того или иного чуда, описанного в Евангелиях, «можно подвергнуть некоторые элементы данного эпизода историческому анализу»[542]. Анализируя эти доступные для исторической критики элементы, Эрман приходит к выводу, что чудеса Иисуса, в первую очередь исцеления больных и бесноватых, следует интерпретировать в апокалиптическом контексте.
Реконструкция Эрмана, описанная выше, в целом похожа на работу Мейера. Однако в двух аспектах у реконструкции Эрмана есть отличия.
Во-первых, Эрман доказывает, что Иисус считал Себя Мессией, но не считал Сыном Человеческим – будущим судьей всех людей мира:
Есть более чем достаточные причины думать, что Иисус представлял себя Мессией, причем в очень узком и специфическом смысле слова. Мессия, как предполагалось, станет будущим правителем народа Израиля. Но, будучи апокалиптиком, Иисус не думал, что это будущее царство может быть установлено путем политической борьбы или военных действий как таковых. Его должен был принести Сын Человеческий, грядущий, чтобы судить все и вся, противящееся Богу[543].
Таким образом, Эрман весьма доверительно относится к евангельскому материалу, в котором описывается особая роль Иисуса в Царстве. Эрман идет далее, чем Сандерс, утверждая, что Иисус действительно считал Себя Мессией. Во времена Иисуса существовали различные воззрения на то, кем будет Мессия, начиная от воинственного и победоносного царя, заканчивая священником, научающим людей истинному знанию Закона Божьего. Иисус, вероятно, мыслил Свое мессианство иначе, поэтому в проповедях, обращенных к толпам слушателей, не заявлял о Своем статусе открыто. Но среди ближайших последователей, в кругу двенадцати учеников Иисус, согласно Эрману, более открыто давал понять, что именно Он есть Мессия – будущий владыка земного Царства Божьего. Однако Эрман – один из весьма немногих современных исследователей, которые доказывают, что речения о Сыне Человеческом как о Судье относятся не к Иисусу, а к некоему другому персонажу. Этого мнения придерживался в середине XX века Бультман, однако к концу столетия большинство авторов разделяли две позиции: либо речения о Сыне Человеческом как о Судье являются позднейшими интерполяциями раннехристианской общины, ожидающей Второго Пришествия и Страшного Суда, который должен был произвести Господь Иисус Христос; либо речения о Сыне Человеческом как о Судье восходят к Самому Иисусу и наглядно демонстрируют Его мессианское самосознание.
Эрман противостоит обеим теориям: он доказывает аутентичность этих речений, вместе с тем утверждая, что в них Иисус говорил не о Себе, а о «небесном Судье, который сойдет на землю, чтобы совершить Суд»[544]. Свою теорию Эрман основывает лишь на одном отрывке: Мк 8: 38. При этом многие исследователи считают, что более корректная интерпретация данного фрагмента не предполагает противопоставления Иисуса как Мессии и некоего иного Сына Человеческого[545].
Второй особенностью реконструкции Эрмана является его объяснение ареста и казни Иисуса. Согласно Эрману, арест Иисуса еврейской храмовой аристократией был следствием выступления Иисуса в Иерусалимском храме (здесь Эрман следует за Сандерсом). Вот в чем особенность реконструкции Эрмана: чтобы предоставить рассмотрение дела Иисуса в ведение префекта Пилата, еврейской аристократии необходимо было привести более веские аргументы, чем просто угрозы Иисуса разрушить Храм. Необходимо было преподнести деятельность Иисуса как мятеж против римлян.