Прочие возражения более частного характера в той или иной форме сводятся к двум обозначенным выше положениям.
Подытоживая рассмотрение работ Джеральда Даунинга и Бёртона Мэка, отметим следующие характерные особенности их исследований:
1) Иисус жил в эллинизированной Нижней Галилее;
2) аутентичное учение Иисуса сохранилось исключительно в первой редакции Q, остальные материалы (как канонические, так и апокрифические) являются продуктом позднейшей богословской работы раннехристианских общин;
3) аутентичное учение Иисуса по форме и по содержанию чрезвычайно сходно с народным кинизмом, из чего следует, что Иисус был галилейским киником;
4) учение Иисуса-киника было неапокалиптическим, целью Его деятельности был подрыв социальных, политических и религиозных устоев;
5) Иисус не считал Себя Мессией, Он не основывал религиозной группы;
6) смерть Иисуса была либо чистой случайностью (Мэк), либо следствием реакции властей на контркультурную деятельность Иисуса (Даунинг).
9. Герд Тайсен и Ричард Хорсли
Герд Тайсен (Gerd Theißen, р. 1941) – сотрудник Гейдельбергского университета, участник «Поиска исторического Иисуса», специалист по раннему христианству. Основные работы Тайсена об историческом Иисусе: «Социология раннего палестинского христианства» (1978), «Первые последователи Иисуса: социологический анализ раннего христианства» (1978), «Исторический Иисус: комплексное исследование» (1998, в соавторстве с Аннет Мерц), «Поиск правдоподобного Иисуса: проблема критериев» (2002, в соавторстве с Дагмар Уинтер). Также он является автором романа об Иисусе «Тень Галилеянина»[575], в котором результаты научных изысканий ученого воплощены в художественной форме.
Ричард Хорсли (Richard A. Horsley) – ушедший на пенсию преподаватель религиоведения в Массачусетском университете. Основные работы Хорсли об историческом Иисусе: «Бандиты, пророки, мессии: народные движения времен Иисуса» (1985, в соавторстве с Джоном Хансоном), «Иисус и спираль насилия: народное еврейское сопротивление в Палестине под властью Рима» (1987), «Иисус и Империя: Царство Божье и новый мировой беспорядок» (2002), «Иисус в контексте: власть, люди и реализация» (2008), «Иисус и власть имущие: конфликт, завет и утешение для обездоленных» (2010).
И хотя реконструкции Тайсена и Хорсли несколько отличаются друг от друга, все же оба автора придерживаются некоторого общего взгляда на исторического Иисуса. В своих исследованиях они активно используют наработки социологии религии и религиоведения в целом. Тайсен, помимо работ об Иисусе и раннем христианстве, написал ряд исследований об общих проблемах религиоведения и философии религии.
Оба автора занимают промежуточную позицию между такими исследователями, как Швейцер, Сандерс, Эрман, с одной стороны, и Борг, Мэк, Даунинг, с другой. Тайсен и Хорсли доказывают, что аутентичное учение Иисуса было одновременно и апокалиптичным, и направленным на социально-политические проблемы.
Оба автора утверждают, что корректная реконструкция образа исторического Иисуса должна соотноситься с социальной реальностью Его времени. Естественно, вопрос о контексте жизни Иисуса подробно изучался участниками «Поиска…» начиная с XIX века, однако большинство исследований (включая современные) «находились под влиянием европейских мировоззренческих предпосылок об индивидуализме и отделении религии от политико-экономических вопросов»[576]. Богословская ангажированность некоторых участников «Поиска…» приводила к искажению и упрощению различных реалий. Например, Хорсли утверждает, что с учетом современных данных более невозможно говорить об «иудаизме» времен Иисуса. Верования различных еврейских групп подчас настолько отличались друг от друга, что следует говорить о разных «иудаизмах»[577] (Judaisms) I века н. э.
Тайсен также указывает, что социальные проблемы Палестины времен Иисуса должны быть не просто «фоном» (background), но «контекстом» (context) реконструкции, то есть исследователь должен показать, как Иисус вписывался в социальный микрокосм Палестины[578]. При этом необходимо понимать, что ко времени начала проповеди Иисуса еврейское общество находилось в глубоком политическом, экономическом и религиозном кризисе – римская оккупация подорвала общественные устои Израиля, социальные конфликты возникали на всех уровнях: внутри семей, внутри общин, между сельскими жителями и горожанами, между власть имущими (храмовая аристократия/иродиане/римские начальники), между различными религиозными группами. Специфические особенности римской политики в отношении Израиля порождали то, что Хорсли назвал «спиралью насилия»: жесткая римская политика (structural violence) в отношении евреев приводила к социальным волнениям, которые вызывали еще большее ужесточение мер в отношении жителей Палестины, что в свою очередь вылилось в полноценное антиримское восстание, закончившееся кровавой расправой с бунтовщиками и окончательным разрушением израильского общества[579].
Оба автора доверительно относятся к информации синоптической традиции. Хорсли доказывает это с точки зрения социологии:
Речения и деяния исторического Иисуса могли быть запомнены, лишь если они имели некую ценность для кого-то. Ценность обосновывается общностью исторического контекста жизни Иисуса и тех людей, которые вспоминали о Нем. Евангелия отражают эту общность[580].
Об этом же заявляет и Тайсен:
Поскольку Иисус не оставил после Себя никаких письменных документов, сохранение устной традиции о Нем было возможно при условии некоторой социальной общности интересов и проблем у Иисуса и Его последователей[581].
Тайсен возражает против любых реконструкций, основанных на использовании критерия несводимости, поскольку в таких реконструкциях Иисус заведомо вырывается из контекста, что приводит к некорректным выводам. Тайсен предлагает свой критерий для оценки аутентичности – критерий исторического правдоподобия (Plausibilitätskriterium, Criterion of Historical Plausibility): аутентичным считается тот материал, который «с одной стороны, вписывается в контекст иудаизма, с другой – позволяет объяснить появление раннего христианства»[582]. Выявленный материал также может быть оценен критериями множественных свидетельств и согласованности.
Оба автора отвергают релевантность апокрифических текстов для своих реконструкций.
Несмотря на общие методологические установки, реконструкции Тайсена и Хорсли несколько отличаются друг от друга. Однако они сходятся в ключевом положении: проповедь Иисуса, возвещая пришествие Царства Божьего, была направлена на актуальные для еврейского общества социальные, политические и экономические проблемы.
В отличие от Кроссана и других участников «Семинара по Иисусу», Тайсен и Хорсли не отвергают аутентичность апокалиптических речений. Они утверждают, что Иисус действительно учил о скором пришествии земного Царства Божьего, в котором власть нечестивых правителей будет свергнута и в мире воцарится справедливость, обещанная еще ветхозаветными пророками. Аутентичность апокалиптического учения Иисуса подтверждается тем, что оно согласуется с историческим контекстом эсхатологических чаяний евреев I века, а также объясняет деяния Иисуса (Его чудотворения являются знаком приближения Царства, призыв двенадцати учеников символизирует восстановление двенадцати колен Израиля и т. д.).
Однако в отличие от других авторов, придерживающихся мнения об апокалиптическом центре провозвестия Иисуса (Вайс, Швейцер, Сандерс, Эрман и др.), Тайсен и Хорсли доказывают, что апокалиптическое учение Иисуса имело социальные импликации.
Хорсли напоминает, что еще в 1950‐е годы Амос Уилдер доказывал, что метафоры апокалиптических текстов следует интерпретировать как «эсхатологическое картины, имеющие историческое значение»[583]. Но из‐за господства идей Бультмана эта теория не получила должного внимания со стороны научного сообщества. Хорсли развивает идею Уилдера:
Под властью эллинистических правителей еврейские авторы-диссиденты создали апокалиптическую литературу, в которой Бог представлялся как Владыка мира. Бог, руководя историческим процессом, в конце совершит Суд над императорами-тиранами, а также над еврейскими священниками, вошедшими с ними в союз. <…> Народ израильский вновь обретет независимость, вероятно находясь под прямым владычеством Бога[584].
Хорсли не соглашается с Кроссаном и Мэком в оценке апокалиптики как отчужденной тоски по грядущему миру. <…> Космические образы не являются оторванными от истории, но драматически отображают социальную реальность и индивидуальные жизни. <…> Апокалиптический символизм становится зашифрованным сообщением о современной реальности, кодом, требующим дешифровки[585].
Тайсен указывает и на социально-политические импликации в апокалиптическом учении Иисуса. Отвергая распространенную среди простого народа «политику физического насилия», Иисус использует «политическую стратегию символов»[586] (political strategy of symbols). Изгнание Иисусом демонов демонстрировало, что Царство Божье уже наступает. Двенадцать учеников символизировали восстановление двенадцати колен Израиля: обновленного народа, который будет жить в Царстве Божьем, когда власть римлян и еврейских коллаборационистов-саддукеев будет свергнута. Тайсен не соглашается с Сандерсом