Перед воротами крестьянской избы висел щит, торжественно возвещавший, что находящийся здесь крупный рогатый скот туберкулезом не болен. Мёллер отметил это про себя. Такие вот детали всегда были хорошим предлогом для того, чтобы завязать разговор.
— Три дня назад отсюда украли велосипед, — доверительно прошептал Эберле. При этом он подмигнул так, будто речь шла о новости деликатного свойства. Но главное было в следующей фразе, которую он произнес с плохо скрываемым злорадством: — Но он ни к черту не годится: у него все время соскакивает цепь.
Именно эта деталь была для Мёллера наиболее важном.
— А что, здесь нет собаки?
— Нет.
— Странно.
Мёллер не мог себе представить крестьянский двор без собаки. Он глянул на Люкса и вдруг спохватился, что допустил промашку. Ведь там, у церкви, он забыл с помощью Люкса зафиксировать след: установить, куда он пошел дальше. Посторонние мысли, гудки, которыми сигнализировал ему о своем прибытии Эберле, желание поскорее найти приют и перекусить отвлекли его от дела. Мёллер начал злиться, потому что терпеть не мог промахов из-за собственной небрежности. Он уже решил было вернуться с Люксом к церкви, когда в дверях дома появился хозяин. Это был старый и, как тотчас же выяснилось, глуховатый человек, говоривший очень громко.
Он пригласил Мёллера и Эберле к столу, сказав, что открыл несколько банок консервированной дичи, к которой имеются и маринованные грибочки. «Все такое вкусное, пальчики оближешь!» — прокричал он. Обычно он не ест так по-королевски. Когда один, все это ни к чему, но возможность немного разгуляться в компании он упустить не хочет. Да и хорошая бутылочка найдется. Старик затолкал своих гостей в дом, а Люкс прошмыгнул у них между ног.
Они ели молча, макали хлеб в подливку жаркого, выуживали скользкие грибочки из банок. Эберле и Мёллер жестами и мимикой выражали восхищение. Так же как и старик, они дочиста вычистили корочками хлеба тарелки.
Хозяин зажег свечу, тщательно протер полотенцем рюмки и торжественно наполнил их.
— За прекрасный вечер! — громко сказал он и стоя чокнулся со своими гостями.
Затем сел, тяжело оперся локтями о стол и, хотя его никто не просил, начал рассказывать.
Его дети слышать не хотят о хозяйстве: разлетелись во все концы страны. Он всю жизнь надрывался, чтобы проложить дорогу молодым, отстроил дом от подвала до чердака, для себя с женой предусмотрел выдел, чтобы не путаться под ногами у молодых, и вот остался один со своей старухой, которая еле ползает. И поневоле спрашиваешь себя, зачем было городить весь этот огород.
— А где ваша жена?
— Она на старости лет вовсе из ума выжила! — воскликнул старик.
И поведал, что жена ездит от одной дочери к другой и нянчит внуков, один из которых всегда обязательно болен. Она нужна для того, чтобы молодые женщины могли работать сверхурочные, дополнительные смены. Всё деньги, деньги, деньги! И городской воздух. Здесь бы они были как картинки, там же чахнут на корню. Старик начинал портить настроение. Он как бы отравлял своей желчью вино.
— Все это ерунда. Здесь сколько угодно работы и сколько хочешь можно заработать.
Он поднял крышку сундука у стены, вынул и поставил на стол коробку из-под обуви.
— Откройте!
Мёллер большим пальцем сдвинул крышку коробки и увидел деньги. Пачки, скрепленные резинками. Бумажки по пятьдесят марок.
— Это сколько же тут? — Эберле одним глотком осушил свой стакан.
Он никогда в жизни не видел сразу столько денег.
— Что? — переспросил старик, прикладывая ладонь к уху.
— Сколько? — крикнул Эберле и сам испугался своего громкого голоса.
— Не знаю. Может, сто или двести.
— Что? Не может быть! — почти заревел Эберле.
— Я полагаю, он имеет в виду двести тысяч, — тихо произнес Мёллер.
У Эберле отвисла челюсть.
— Если хотите, возьмите, сколько нужно! У меня их много.
Старик пододвинул коробку сначала одному, потом другому.
Мёллер закрыл коробку крышкой.
— Я все продал: скот, машины, землю. Двор никому не нужен: ни общине, ни кооперативу. Когда-нибудь я буду покоиться здесь, а старуха уедет. К чему мне все это?
Гости молчали. Старик взял коробку и бросил ее в сундук. Затем встал, достал из стенного шкафа переливающийся перламутром аккордеон и начал играть. И довольно неплохо. Он играл шлягеры двадцатых годов. Иногда забывал ту или иную строчку и тогда начинал сначала. Он играл все громче и громче.
Старик выделил каждому по комнате, но Мёллер попросился спать на сундуке — из-за Люкса. Старик стал разглядывать пса, словно только сейчас по-настоящему его заметил.
— Продай мне его.
— Друзей не продают.
— Можешь достать мне такого же?
— Попробую.
— Я могу на тебя положиться?
Мёллер протянул ему руку. Старик пожал ее и зашаркал со своим аккордеоном восвояси.
— Доброй ночи, приятного сна!
Рано утром Мёллер выпустил Люкса и сам несколько раз обежал вокруг деревни. Затем снова лег, чтобы немного почитать. Вскоре после этого, чихая и стреляя мотором своего автобуса, Эберле отправился обкатать машину.
За стол сели поздно. Для старика хозяина это был уже второй завтрак. В своем огороде он насобирал два полных сетчатых мешка брюссельской капусты, присовокупив к этому целый окорок в качестве провизии в дорогу.
Жуя, Эберле сообщил, что велосипед он обнаружил невдалеке от Ассена, ближайшего населенного пункта. Однако оставил его на том же месте, чтобы Мёллер мог самостоятельно произвести осмотр.
Старик приложил руки к ушам, чтобы иметь возможность участвовать в разговоре. Он уже знал, что эти двое «из уголовной» и ловят преступника.
— Он годится лишь на то, чтобы вести его руками! — громко прокричал хозяин. — Я вешаю на него сумки с покупками.
— Может, его увел тот, кого мы ищем, — сказал Мёллер. — Но предположение — не доказательство.
— А если дать Люксу понюхать велосипед? — спросил Эберле.
Однако мысли Мёллера, по всему видно, были далеко. На его коленях лежала книга. Он открыл ее на какой-то странице и неожиданно начал читать:
— «Он сам погубил свое дарование тем, что неиспользовал его, тем, что предал и себя самого, и то, во что верил, тем, что пил так много, что притупилась острота восприятия, предал своей невероятной ленью и инертностью, своим жутким снобизмом и высокомерием, своей дикой предубежденностью». — Мёллер захлопнул книгу.
— Вот психоанализ многих преступлений.
Эберле с удивлением посмотрел на него.
— И все это относится к тому, кого мы ищем?
Вместо ответа Мёллер издал губами тот самый звук, который действовал на Люкса как электрический разряд. Тот вскочил и с ожиданием посмотрел на хозяина.
Эберле последовал за ними на улицу.
— Опять теплеет, — сказал он. — До того места недалеко. Я думаю, что велосипед украл не кто иной, как наш преступник с колокольни.
Эберле открыл дверцу автобуса, и Мёллер молча сел в машину. Люкс впрыгнул вслед за ним. Эберле чувствовал, что его напарник уже не тот, что вчера. Может, он раздосадован тем, что до сих пор не может доложить об успехе?
Однако все было не совсем так. Конечно, кое-что действительно занозой засело у Мёллера в душе. Откровения старика не шли у него из головы. У одного было денег столько, что он не знал, что с ними делать, а другой ради них стал преступником. К тому же еще и эта книга. Прочитанное тоже не шло из головы. А может, во всем виновата погода? Чувствовалось, что она меняется, не ясно было только, в какую сторону.
Люкс прижался к Мёллеру, втиснув голову между его колен. Мёллер гладил пса по переносице, испытывая благодарность за его поведение. У Люкса было какое-то особое чутье на то, когда он нужен.
— Хороший пес, хороший, — говорил Мёллер, а Люкс тыкался ему мордой в руки, требуя новых нежностей.
Но вдруг он поднял нос. Ну, ясно — уловил запах окорока из задней части машины.
Эберле остановил автобус, и Мёллер, еще не выходя из него, увидел в придорожном кювете велосипед. Последовала обычная процедура: надевание на Люкса шлейки с длинным поводком, обнюхивание им вещей в мешке, ботинка убийцы. Затем Мёллер подвел его прямо к седлу велосипеда. Люкс коротко тявкнул один раз. Мёллер дал ему покружиться в надежде, что след не поведет Люкса на полотно дороги.
Люкс сделал ему это одолжение и, направив свой нос на юг, медленно переступая, повел Мёллера за собой. Убийца обошел находившийся рядом Ассен. У него просматривалось явное отвращение к местным населенным пунктам. Объяснением тому могло быть лишь одно — его здесь хорошо знали. В этом Мёллер все больше убеждался. Но одновременно с этим все больше сомневался в разумности преступника. Он уже не считал его столь хладнокровным и осмотрительным, как ранее, в доме убитой вдовы.
Приблизительно через час Люкс пересек заснеженную дорогу, которая шла из леса на горе Дер Гроссе Штейнберг.
Почва здесь была, очевидно, холоднее, чем на равнине, но Люкс, наверно, накопил в своей памяти столько запахов того, за кем гнался, что даже самые малые крохи были для него следом.
Мёллер шел и удивлялся прямолинейности маршрута. У того, за кем они шли, вновь появилась цель. След четко вел на юг, несмотря на постоянные подъемы и спуски. Спустя час след снова вывел из леса на шоссе, которое тянулось к городку Вайк. Мёллер решил немного передохнуть и заодно договориться с Эберле о встрече, так как нужно было подогнать поближе автобус. Сейчас Мёллер задавал себе вопрос, зачем ему вообще нужен этот автобус. Конечно, товарищи из районного отдела действовали из самых лучших побуждений.
Эберле предложил встретиться на вокзале в Вайке. Ведь скорее всего именно туда и стремился убийца.
Эберле зашагал назад. Правда, всего лишь до лесной дороги, куда он сумел подогнать свой драндулет во время предыдущей передышки.
Около десятка дорог и два рукава одной речушки пересекали и огибали маленький город. Речка питала водой расположенную в идиллическом уголке близ вокзала купальню. Теперь, правда, дно бассейна покрывал тонкий слой льда, а вода, журча, искала обходных путей. Все это Эберле разглядел мимоходом, напряженно высматривая Мёллера с Люксом. Не может быть, чтобы они так долго шли. Эберле забеспокоился: не стряслось ли с ними беды?