— Здесь у вас как будто все спокойно.
Старик поднял брови. Что, мол, еще скажешь?
— У вас всегда так было?
Старик опустил брови.
— А что, собственно, у нас должно быть?
Менкель сошел с велосипеда, погладил Бима и приблизился к старику.
— Хочешь что-нибудь конфисковать? — медленно проговорил старик. У него и впрямь не было зубов.
— Я? Нет! С чего вы взяли?
— Что-то вынюхиваешь? Иди тогда к тем, кто имеет, или к тем, кто получает. Там можно и увидеть, и услышать.
Менкель не стал изображать глубокомысленного понимания. Старик смахивал на сектанта-проповедника. Свидетели Иеговы, или как там их еще.
— Я вас не понимаю.
— Люди с повязками всегда что-нибудь конфискуют. И раньше, и сейчас. Там, где нечего взять, они шпионят.
— Нечего взять? Так ли это?
Старик снова принялся его разглядывать своими цепкими глазами. Наверняка он был здесь старожилом и не хотел быть причисленным ни к имущим, ни к беднякам. Менкель решил довериться старику, растолковать ему теорию своего шефа. Сказать, что присматривается, нет ли где в нем нужды, и так далее.
— Значит, ты не учился на полицейского?
Менкель покачал головой.
— Странная полиция, — сказал старик, — не знает даже, когда лиса таскает кур.
Менкель вопросительно посмотрел на старика.
— Так когда же лиса таскает кур?
Старик покачал головой:
— Конечно, не среди бела дня и не с рынка.
Проговорив это, он захлопнул за собой ворота. А Менкель не решился постучаться. Правильно ли он сделал?
Когда же лиса таскает кур? И что все это значит?
Менкель снова направился к холму. Как быстро человек привыкает к определенному месту! Он прилег и задумался. Бим сразу же уснул. Почему собаки так много спят? Менкель припоминал разговор со стариком. Тот, не желая сказать прямо, делал намеки. Следовало ли принимать их всерьез? Странная деревня. Снова как будто все вымерло. В каком-то кинофильме он видел деревню призраков. Там люди впали в сон, из которого они уже не могли выйти. Виной тому была муха. Дело происходило в Африке. Может, какой-нибудь солдат африканского экспедиционного корпуса затащил сюда подобное насекомое?
Менкель прогнал эту мысль. Не зная точно, в чем дело, можно бог знает что напридумывать. Но что ему еще оставалось, как только не фантазировать! Он не был знаком с деревенской жизнью. Но считал, что место крестьянина в поле. Однако его там не было. Мысль о том, что тот, возможно, остался лежать на поле брани, постепенно дополнилась выводом о том, что крестьянин, переживший военную грозу на своем дворе, должно быть, крестьянин особого рода.
Итак, к какому выводу можно прийти? Менкель продолжал размышлять, не давая мысли уклониться в сторону. И тут первое, что напрашивалось, было заключение, что хороший хозяин к этому времени уже, наверное, закончил свои дневные труды. Значит, сейчас лежит себе, сытый, на боку? Как и Менкель. С той лишь разницей, что Менкеля сытым нельзя было назвать.
А почему бы ему с Бимом не заявиться запросто к старику? Тогда по его реакции он уж как-нибудь поймет, если что-то нечисто. В прошлый раз старик хотел отделаться от него. Иди, мол, своей дорогой! У нас у самих ничего нет, еле сводим концы с концами!
Менкель сжал кулаки. Наконец-то он нашел слово, которое искал, — «крестьянская хитрость». «Значит, ты не учился на полицейского?» И он простодушно ответил: «Нет».
Конечно же, они занимаются спекуляцией. Шеф был прав. Где еще горожане могли отоварить свои деньги? И откуда брались мясо, масло, яйца, сало, мука, если не из деревни? Крупные барыги занимались лишь тем, что устанавливали связи от населенного пункта А в город Б, из Б в А.
Они знали людей, у которых имеются транспортные средства. Так это и есть «лисы»?
А простые люди, страдающие от голода, так называемые мешочники, меняющие свое постельное белье на картошку или бродящие с детьми босиком по полям и собирающие колоски, — их разве можно считать «лисами»? Они ведь не получали кур. В лучшем случае — дюжину яиц за обручальное кольцо отца, не вернувшегося с войны.
«Лисы берут то, что им требуется». Что же скрывалось за намеком старика? Шла ли речь об одной «лисе» или о нескольких? «Они не появляются среди бела дня». Тогда, значит, ночью? Почему старик не сказал, что хотел, прямо? Может, сам замешан? Вряд ли. Тогда бы он не болтал. Может, боялся «лисы»? Что ж, тогда это опасная «лиса». Опасная только для старика? Тогда почему он не попросил помощи у соседей? Или они тоже боятся?
Менкелю было ясно лишь одно: не напрасно шеф распределил их по деревням.
Итак, в определении времени появления «лисы» оставались три возможных варианта: вечерние сумерки, ночь, рассвет. Оставалось еще узнать, откуда являлась «лиса».
Нужно попытаться поговорить об этом со стариком. Но прежде основательно осмотреться. Пока что ему известен лишь один путь в город — кратчайший. Куда он ведет дальше, каковы окрестности Брухфельде, Менкелю было неведомо.
Он взялся за велосипед. Бим потянулся. Удивительно, как быстро он привык к Менкелю. Больше всего любит лежать около хозяина. Даже здесь, где для обнюхивания и вынюхивания было и время и место, он не занимался этим. Менкель неторопливо покатил к развилке дорог на возвышенности. Одна из дорог вела в низину, другая шла верхом. В низине росли деревья, и дорога терялась среди них. Не работая ногами, на свободном ходу, Менкель скатился вниз, сопровождаемый Бимом, который несся большими скачками.
Готфрид увидел придорожный щит с названием населенного пункта: Казен. И внезапно обнаружил, что куда-то запропастился Бим. Менкель оглянулся и увидел, как пес что-то лихорадочно раскапывает невдалеке от дороги. Менкель окликнул его, но Бим продолжал копать. Сердитый, Готфрид направился к нему. Бим, как ненормальный, скреб землю лапами. Менкель увидел ржавую каску и полусгнивший деревянный столбик. Солдатская могила. Менкель не заметил ее во время быстрой езды. Он молча пристегнул и ошейнику поводок.
Чем дальше отъезжал Менкель от Брухфельде, тем сильнее испытывал чувство, что там сейчас происходит нечто такое, что может оказаться для него немаловажным. Предчувствие заставило его повернуть назад. Однако прошло более двух часов, пока он увидел перед собой знакомый холм. Его пес уже тоже считал холм своей территорией. На определенные кусты он брызгал мочой, как бы помечая их печатью владельца.
Но прежде чем Менкель успел добраться до «своего» места, Бим стремглав бросился на что-то. В кусты полетел обрывок бумаги. «Сидеть!» — заорал Менкель и, бросив велосипед, устремился бегом по полю.
Бим стоял на огромном куске мяса и рвал его зубами.
— Фу! Брось! Не трогать! Фу!
До сих пор Менкель кормил Бима только сам и хотел, чтобы так и оставалось. Ему не раз приходилось слышать о попытках отравить полицейских собак. Бим оскалил зубы. Щетина на загривке встала дыбом.
Менкель точно знал, что, когда они уходили, никакого мяса здесь не было.
Надо было отнять его у Бима. Но как? Казалось, тот полон решимости яростно защищать свою добычу даже от хозяина. Стоило Менкелю сделать движение, как Бим начинал рычать сильнее. Броситься на него? Тогда Бим схватит мясо и убежит с ним.
«Ну, погоди же!» Менкель сделал вид, что примирился с победой Бима, и пошел за своим велосипедом. Бим не почувствовал подвоха. Менкель вновь приблизился к Биму на подходящее расстояние и швырнул в него велосипед. Пес отпустил мясо и отскочил в сторону. Жратва жратвой, но инстинкт самосохранения оказался сильнее. Теперь, когда мясо лежало под велосипедом, Менкель бросился на Бима и обеими руками прижал к земле. Бим сопротивлялся, но весьма слабо. А когда почувствовал, что ему не вырваться из крепкой хватки хозяина, то даже лизнул тому руку.
— Ах ты, поганый пес! Дерьмо казарменное! — Менкель прошипел это ему прямо в уши. Бим перевернулся на спину. Менкель отпустил его. Пес вытянул шею. Казалось, он нисколько не сердился. Но снова косился на велосипед и мясо.
— Фу!
Менкель надел на него поводок, привязал к велосипеду и ногой отшвырнул мясо подальше. И Бим подчинился судьбе.
Менкель разыскал остатки бумажного мешка. На некоторых клочках от руки были написаны буквы. Менкель сложил обрывки. Получилось: «Рожа».
Что это значит? Болезнь, которой болеют свиньи? Эпидемическое заболевание животных? Менкелю надо было подумать. Одно было ясно: кто-то специально положил здесь пакет. Кто-то рассчитывал, что Менкель вернется сюда. Если бы не эта надпись, то можно было бы предположить, что неизвестный доброхот пожалел оголодавшую городскую собачку. Но ведь мясо заражено рожей! В то же время, если его собаку просто хотели отправить на тот свет, то не стали бы предупреждать: дескать, я ее прикончу, приятного аппетита!
Нет! Кто-то явно обращался к нему за помощью и подбрасывал доказательство: мясо больного, заразного животного.
А Бим успел откусить и проглотить кусок! Большой?
— Ты должен это выблевать! Ясно? Давай! Иначе подохнешь!
Надо поскорей уходить. Это не быстродействующий яд. Когда Менкель уложил и закрыл мясо обрывками бумаги на багажнике, Бим вновь попытался ухватить его.
Получив пару оплеух, он обиделся. Да, это они умеют — оскорбленный вид, горькое недоумение в глазах.
Менкель решил искать свиную тушу с тремя ногами, от которой был отрезан подброшенный ему окорок. И старик должен ему в этом помочь, хочет он того или нет.
Ворота были заперты. Он стучал, тряс их. В ответ ни звука. Закрытые ворота тянулись вдоль всей улицы — и в ту и в другую стороны. Менкель поглядел на крыши. Над ними стояли столбы дыма. Верный признак человеческого жилья. Полная противоположность пустынной, безлюдной улице. Так, наверно, выглядели деревни и села во время нашествия чумы.
Насколько опасна эта самая болезнь животных? Почему здесь до сих пор никто не появился, коль скоро в деревушке свиная зараза? Что у них, эта самая рожа мозги съела? Улица, эта чертова пустая улица раздражала Менкеля. Никаких признаков сельской жизни: ни кур, ни собак, ни детей, ни коров, ни позвякивания бидонов, ни звуков затачиваемых кос. Это не покой, это безмолвие беды.