Менкеля поздравляли и приветствовали как героя. Воспользовавшись случаем, он упомянул об опыте, приобретенном в работе с Бимом. И шеф поручил ему возглавить обучение подразделения служебно-розыскных собак.
Еще одним результатом трудов Менкеля было то, что из Брухфельде были в спешном порядке вывезены все свиньи.
Каждый, кто сделал дезинфекцию свинарника, побелил его и сдал специальной комиссии, получал для откорма поросенка. Анита получила целую свинью и кабана — что-то вроде первой премии.
Брухфельде стал славиться свиноводством.
«Газовые» собаки
Мамаша Гроте, как звали ее в квартале, в пальто и шляпе быстро просеменила из гостиной в спальню и энергично потрясла за плечо своего мужа:
— Проснись же наконец!
— Что такое? Это ж просто садизм — так резко прерывать мирный сон человека!
По утрам Фриц Вильгельм бывал колючим.
— Что, пожар у булочника? — спросил он наконец у своей половины, которая стояла перед ним, как он привык выражаться, «подрессоренная и смазанная». В это время суток пальто на ней могло означать лишь то, что она собралась в булочную. Не в мясную лавку и не в универмаг. Туда она ходила после завтрака.
— У аннабергцев что-то случилось. Погляди!
— Разве отсюда увидишь, что у них случилось?
Фриц Вильгельм перевернулся на другой бок и демонстративно натянул одеяло до самой бороды «под Бебеля».
— Труда еще не выходила из дому. Окна закрыты и занавески плотно задернуты.
— Ну и что?
— То есть как «ну и что»? Уже сорок с лишним лет Труда каждое утро в полшестого открывает окна, и каждое утро без четверти семь мы вместе идем в булочную.
— Значит, сегодня она не пойдет.
— Ну так я тоже не пойду! Сам доставай себе свежие булочки!
Это уже было объявление войны, и Фриц Вильгельм предпочел пробудиться.
— Так почему она не пошла за булочками?
— Об этом я себя и спрашиваю все время. Погляди, может, ты что-нибудь увидишь?
Фриц Вильгельм, кряхтя, выбрался из кровати и прошаркал к окну гостиной.
— Ничего не видно.
— В том-то и дело.
— Наверно, решили подольше поспать из-за внуков.
— Вот и нет. Уже три или четыре года, точнее, с пятьдесят девятого года — я точно это помню, потому что именно тогда Фрида родила своего пятого, — то есть за все четыре раза, когда гостили внуки, Труда ни разу не забыла сходить в булочную.
— Ты что, часы по ней ставишь? — Фриц Вильгельм все еще не видел оснований для беспокойства. — Сходи к ним и постучи.
— Да я уже хотела, но боюсь.
— Что страшного в том, чтобы постучать?
— У меня какое-то предчувствие. Что-то там стряслось.
Фрицу Вильгельму стало холодно, и он принялся возиться с печкой, собираясь затопить ее.
— Надень пальто и сходи посмотри. — У жены было такое лицо, будто с ней самой случилось что-то ужасное.
— Что? Босиком? В рубашке? По сугробам? Сначала растоплю печь.
Мамаша Гроте собрала вещи мужа, принесла ботинки и разложила все так, чтобы удобнее было надевать.
— Иди, я тебе помогу.
Если Фриц Вильгельм не хотел испортить себе весь день, он должен был уступить. Такова уж была его жена: весь день, да еще и завтра, она могла вспоминать одно и то же — и все время с упреком в голосе, будто он лично ей сделал что-то плохое. Так что, вздохнув, он взял в руки носки.
— А что, если они не откроют?
— Тогда — помоги нам господь!
— Почему нам?
— Тогда мы вызовем полицию!
— Слушай, жена! Прекрати театр или я разденусь и опять лягу.
Фриц Вильгельм чувствовал раздражение. Все это казалось ему смехотворным.
— Ладно, ладно, будет тебе.
Мамаша Гроте легонько подтолкнула мужа к выходу. Около ящика для золы его взгляд упал на топор. Он прихватил его.
— Зачем тебе топор?
— Чтобы открыть, если они сами не откроют. Ведь у тебя, кажется, предчувствие?
Фриц Вильгельм вышел на улицу и поднял воротник. Мороз слепил ему теплые после сна ноздри. Снег скрипел под ногами. Сугробы, наваленные вдоль тротуаров, и проход между ними на другую сторону улицы были покрыты слоем красно-серой грязи — зимние прелести промышленного города.
В подъезде дома аннабергцев[7] — никто на улице не звал их по фамилии, потому что бывают такие места, где люди всю свою жизнь считаются приезжими, — был странный запах. Фриц Вильгельм попытался определить, чем пахнет. Для этого ему пришлось прочистить нос указательным пальцем.
Фриц Вильгельм посмотрел в сторону входной двери. Там стояла его жена, не решаясь пройти дальше. Пожалуй, она права со своим предчувствием. Фриц Вильгельм потряс дверь. Заперто. Он наклонился. Наверно, заперто изнутри. Так и есть. Ключ был вставлен в замок. Мера против грабителей. Все это он знал по своей жене. Вот уже около шестидесяти лет они живут в одном и том же доме, и ни разу еще непрошеные гости не пытались отпереть двери. Но что поделаешь с укоренившейся привычкой? И его мать тоже оставляла в двери ключ и закрывала ее еще широкой и толстой железной полосой.
Фриц Вильгельм ударил по створке двери рядом с замком.
— Что ты делаешь? — крикнула его жена, поднимая ладони к лицу.
— Разве не видишь? Можешь вызывать полицию, — сказал он.
— Ах, бог ты мой! — ужаснулась она. — Значит, что-то случилось!
Фриц Вильгельм принялся бить в дверь с такой силой, что при втором ударе она треснула. Он подставил к отверстию нос. Высморкался.
— Газ. Зови полицию.
Фриц Вильгельм просунул руку в образовавшуюся щель, нашел на ощупь ключ, даже целую связку ключей. Открыл дверь. Быстрее и проворнее, чем можно было от него ожидать, он прошел через несколько помещений и распахнул все окна. Затем в прихожей принялся искать газовый кран, но не нашел. Не обнаружил он крана ни в кухне, ни в туалете. Фриц Вильгельм вышел за порог квартиры и только теперь с удивлением отметил, что ни из квартиры напротив, ни из других квартир никто не вышел на шум.
Все, наверно, на работе. Если до сего момента он действовал почти механически, то теперь вдруг ощутил странное беспокойство. Он поспешил обратно в квартиру, в спальню. На широкой семейной кровати аннабергцев лежали старики, а между ними оба их внука. Спящие или мертвые? Фриц Вильгельм надеялся на первое. Он снял со старика одеяло и прильнул ухом к его груди. Вслушался. Ничего. И вдруг заметил на открытых частях тела светло-красные пятна.
Он прошел в кухню. Поискал газовую плиту. В квартире имелась лишь угольная плита. Она была холодная. Сбоку стояла электроплита с двумя конфорками. И ни одной газовой трубы.
Как же так? Фриц Вильгельм еще и еще раз обследовал прихожую и кухню. Ни одной газовой трубы! Так чем же тогда пахло? Он открыл дверь туалета. Ага, старая, допотопная система. Чтобы проверить себя, он вышел на площадку и понюхал воздух под дверью соседней квартиры. После чего понял: у газа из городской сети был другой запах.
— Что вы тут делаете? — резко прозвучал за его спиной звонкий голос.
Это был молодой полицейский.
— Делаю за вас вашу работу, — грубо ответил Фриц Вильгельм. — Загляните-ка внутрь и вызывайте врача.
Недоверчиво покосившись на стоявший рядом с дверью квартиры топор, молодой полицейский зашел в квартиру и через несколько мгновений вернулся.
— Ничего не трогайте.
— Без вас знаю. — Фриц Вильгельм нагнулся за топором. — Я подумал сначала, что они отравились газом.
— Так оно и есть, — ответил полицейский.
— Но дом вообще не подключен к газовой сети.
— Вы сосед?
— Можно сказать, что так. Я живу напротив.
— Побудьте немного здесь. — Молодой человек повернулся к выходу на улицу. Там стояла полицейская машина. — Вызови аварийную службу! Отравление газом! — крикнул он товарищу в машине.
Потом вернулся и постучал в соседнюю дверь. Ему никто не ответил.
— Я поднимусь наверх. Не могли бы вы последить, чтобы здесь никто не прикасался к звонку?
— Но ведь дом не подключен к газу, — с нажимом повторил Фриц Вильгельм.
— Я знаю.
Молодой полицейский зашагал вверх по лестнице.
— Но не свалился же он с неба? — крикнул ему вслед Фриц Вильгельм.
— Между небом и землей много такого, что вам и не снилось, — сказал молодой полицейский и скрылся за поворотом лестницы.
В подъезд вошел человек в гражданском с толстым саквояжем в руке. Врач. Фриц Вильгельм не отказался бы сопровождать его, но он воспринял просьбу полицейского как своего рода приказ и остался на месте. Молодой полицейский спустился вниз, качая головой.
— Они, — Фриц Вильгельм кивнул в сторону открытой двери, — единственные старики в этом доме. Все остальные жильцы, наверное, уже на работе.
— Да, если только остались в живых.
Фриц Вильгельм вдруг ощутил, что он стал свидетелем необычайного происшествия. Нет, даже более того: он сам своим быстрым вмешательством как бы вызвал это происшествие. Строго говоря, конечно, не он сам, а его жена с ее предчувствием. Но зато он действовал. Так что, пожалуй, заслуживал немного больше внимания.
Врач вышел из квартиры. С улицы донесся звук приближающейся аварийной машины. Еще один человек в гражданском вошел в подъезд и поздоровался с врачом. Это был начальник отдела уголовной полиции капитан Юссо.
— Газ?
— Официально подтверждаю отравление окисью углерода. Никаких следов насилия. На этот раз еще двое детей.
Капитан Юссо подошел вплотную к врачу:
— Что же будет дальше?
Врач ответил малопонятно:
— Сейчас у нас только январь. Так что будет еще не менее пятидесяти.
— Страшно подумать.
В дом ворвались люди из аварийной команды. Они уже знали, что делать. Фриц Вильгельм все еще стоял на площадке с топором в руках. К нему подошел капитан Юссо.
— Это вы проявили инициативу?
Фриц Вильгельм кивнул.
— Тогда я вас попрошу пока никому об этом не говорить.
Фриц Вильгельм еще раз кивнул и направился к выходу. В дверях он обернулся к Юссо.