Когда мы наконец спустились, Алиса уже собралась, а Даня дожёвывал наспех сделанный бутерброд, запивая минералкой. Мы заперли коттедж, погрузились в Хантер и направились обратно к монастырю – нужно было засветло получить представление, откуда нам потом на территорию обители можно влезть, куда топать и с какой стороны ждать охрану.
И снова я забыл позвонить Москалёву.
Андрей Бирюков. 25 июля, ночь. Москва
Возвращение в Москву заняло почти два часа, пилотам пришлось некоторое время кружить в подмосковном небе, ожидая разрешения на посадку.
Пока они летели, Андрей успел осмотреть раны. Удивительно, но, похоже, обошлось без переломов. Да, на боку с правой стороны наливался огромный синяк, но рёбра остались целы. Нога и плечо немилосердно болели, но, опять же, просто ушибы. Ладони были разодраны об асфальт в тот момент, когда он споткнулся, растянувшись на тротуаре, и когда это падение спасло ему жизнь. Самым неприятным было сотрясение – Андрей уже не первый раз испытывал подобное. Голова раскалывалась, его знобило, накатывала тошнота, а перелёт усилил эти ощущения, потому едва только самолёт поднялся в воздух, Бирюков заперся в туалете, склонившись над унитазом.
Опустошив желудок, Андрей воспользовался зеркалом и кое-как оттёр кровь на лице и руках. На правой скуле и на лбу, также с правой стороны, несколько глубоких ссадин и порезов непрерывно кровоточили, пришлось накладывать повязку.
Четыре таблетки обезболивающего хоть и медленно, но помогали – почти ушла боль в рёбрах, да и рука с ногой начали двигаться более-менее привычно. Вообще повезло.
В отличие от остальных. Хесус, Смайл и Лимон остались позади, в темноте, погибшие в мирное время на мирной земле. Погибшие непонятно от чего, от неизвестного, доселе невиданного врага. И вот с этим нужно разобраться.
Что это за противник такой, меняющий форму, словно дым? И способный одним ударом перевернуть внедорожник, разорвать железо и отбросить человека на несколько десятков метров?
И почему враг оставил его в покое, когда Андрей приблизился к аэропорту? Возле шлагбаума он несколько раз оборачивался, ожидая нового нападения и пытаясь в свете мерцающих фонарей разглядеть неведомого противника, однако тот больше так и не показался.
Всё это какая-то паранормальщина. Или просто бред. Голова кружилась, волнами накатывала тошнота вперемешку со слабостью, Андрей вновь припал к унитазу.
Погнали с самого начала.
Шмелёв позвонил, вызвал в Москву. Андрей прилетел из Судана, встретился с замом министра, тот поставил задачу немедленно выдвигаться в Псков и изъять некий артефакт в местном университете. Андрей подтянул своих знакомых из конторы, с кем не единожды выполнял задачи на территории бывшего СНГ, а с Хесусом они пересекались и в Северной Африке, и в Сирии. Шмелёв же обеспечил финансирование, оплатив и работу отдела аналитиков, и наружное наблюдение, и доступ к архивам от Пенсионного фонда до УМВД. И за его же счёт они были обеспечены транспортом, понятное дело, числившемся в угоне, но тем не менее. Затем, прибыв на место, они оперативно доразведали обстановку, после чего, в строгом соответствии с планом, проникли в здание, нейтрализовав охрану и изъяли некую археологическую ценность. После чего, опять же согласно плану, они ушли.
А вот дальше нонсенс. Дальше невиданный противник. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы увязать его именно с артефактом.
До сего момента и в постсоветском пространстве, и на Ближнем Востоке, и в Африке всё было просто. Если объект или цель человек – противником был человек. Если нефть – снова человек. Золото, литий, документы, кимберлит – снова и снова человек. И вот теперь, здесь, на территории родной страны, Андрей впервые взялся за что-то, представляющее некую историческую ценность, и сразу получил соперника, превосходящего на голову всё, что можно было бы ему противопоставить.
Колебаний не было. Бирюков был реалистом, прекрасно понимая, что технологий, которые позволили бы человеку организовать такое нападение, просто не существовало. Но он видел своими глазами, это было реально. Оно случилось с ним, с ними. Значит, это нужно просто принять.
Голова закружилась с новой силой, Андрей выбрался из туалета и плюхнулся в кресло, неуклюже зацепившись порванным боковым карманом штанов за пластиковый подлокотник.
Артефакт, артефакт... Бирюков протянул руку к соседнему сиденью, где покоился рюкзак, сгрёб его и запустил руку внутрь. Нашарив пластиковый мешок, в который Смайл упаковал каменную пластину, он вытащил тот наружу, извлекая пластину под свет фонарей салона.
Кусок тёмно-серого камня со светлыми прожилками был чуть больше обычного листа бумаги, имея толщину сантиметра два. Края стёрлись, сгладились, судя по всему. Кое-где камень начал выкрашиваться, разваливаясь от времени. Обратная сторона была гладкой, с глубокой трещиной почти посередине, а лицевая была испещрена угловатыми символами, отдалённо напоминавшими кириллицу. Андрей попытался сложить в слова хоть что-то, но голова закружилась так, что он чуть не выронил камень на пол.
Бирюков посидел пару минут, вцепившись в подлокотник и закрыв глаза, а затем вновь взялся за табличку.
Да, некоторые символы складывались в слова. Андрей разобрал что-то вроде «друзи твои», «град» и «Китеж». Первой мыслью было – что за чушь? Его группа погибла ради какой-то мифической выдумки? Нет, стоп. За выдумку не убивают. За мифы тоже. И, тем более, не убивают так.
Раз речь в табличке идёт о вещах мифических, значит, противник тоже непростой. Поэтому... поэтому принимаем это за новую нормальность. И думаем, как такого противника можно победить. Раз он нанёс ущерб физический, значит, он материален. Значит, и его можно достать. Чем-то или как-то.
И снова голова дала о себе знать. Ладно, Андрей решил, что вернётся к этому чуть позже. Какая-то мысль мелькнула, но тут же потерялась, растворилась в потоке головокружения, тошноты и боли.
Сначала о другом. Знают ли в конторе, с чем они могли столкнуться? Вряд ли. Наверное. Во всяком случае, аналитики могут быть в курсе. Руководство... с высокой долей вероятности. Шмелёв – наверняка знает.
В любом случае, сначала разговор со Шмелёвым. И, в любом случае, будет внутреннее расследование.
Что будет, когда УМВД обнаружит машину и тела? Расследование, на обычную аварию такое не спишешь – следов на месте нет, повреждения для ДТП нехарактерны. На одном из участков найдут тело Хесуса, поймут, что никакая авария не могла привести к такому исходу. И вот тут подключится УФСБ. А это совершенно другой уровень.
Из рюкзака раздалась электронная трель спутникового телефона. Андрей, не глядя, нашарил нужный карман, расстегнул молнию. Либо контора, либо Шмелёв.
– Слушаю, Бирюков.
– Андрей, приветствую, Шмелёв беспокоит.
Ну да, ну да, вспомнил... солнце.
– Евгений Николаевич, готов доложить.
– Подождите, потом. Пластина у Вас?
– Точно так, артефакт взяли, направляемся во Внуково, имеем потери...
– Андрей, не по телефону. Во Внуково ждёт машина, Вас встретят перед терминалом, фургон Мерседес.
– Фургон Мерседес, принял.
– И Андрей, сразу предупрежу, с сегодняшнего дня наше с Вами сотрудничество становится более плотным и приобретает постоянный характер. Надеюсь, не возражаете?
– Есть, Евгений Николаевич.
– Всё, жду.
– Отбой.
Бирюков ткнул кнопку с красным символом, сложил антенну и убрал кирпичик спутникового обратно в карман рюкзака. Затем достал блистер из аптечки, выдавил на ладонь ещё пару таблеток обезболивающего и потянулся за бутылкой минералки в подлокотнике. Сделав большой глоток, Андрей наклонился к иллюминатору – внизу впереди светилась ночными огнями Москва.
Вячеслав Седов. 26 июля, вечер. Старая Ладога
Монастырь не впечатлял. Впрочем, я уже не особо удивлялся или разочаровывался, видимо, сработали собственные завышенные ожидания и от Ладоги, и вообще от мини-путешествия в целом.
Мы подъехали со стороны трассы по ухабистой грунтовке. Я изо всех сил старался рулить аккуратнее, помня про Алису, но творение советского гения к комфорту располагало весьма условно. Радовало то, что такой дороги было всего пара сотен метров, в принципе, можно и пешком пройти. Но народная мудрость утверждает, что лучше плохо ехать, чем идти, вот мы и ехали, пусть и медленнее, чем обычно.
Периметр монастыря состоял из одноэтажных зданий, пространство между которыми было закрыто каменной оградой высотой в полтора-два человеческих роста. Большая часть зданий была отделана белой штукатуркой, чтобы сохранять видимость порядка и какой-то аккуратности, а остальное было выполнено из красного кирпича, по всей видимости, дополнительно окрашенного для пущей нарядности.
Мы объехали весь комплекс с востока вдоль Волхова и припарковались на стоянке на южной стороне. Не то чтобы монастырь был недостаточно величественен... Но как-то большего ожидаешь от памятника то ли тринадцатого, то ли четырнадцатого века. Взять тот же Печорский монастырь – масштаб был просто несравним. Да даже Крыпецкий или Спасо-Елеазаровский, да даже Никандрова пустынь – все они были куда мощнее, масштабнее и более обжитые, что ли, несмотря на расположение в самом углу нашей необъятной.
Нет, ни в коем случае я не умалял значимости или красоты Никольского монастыря, просто он был отличен от привычного мне образа. Плюс идущая реконструкция, спрятавшая в металлических заборах и строительных лесах примерно две трети всех построек на территории. Приехать бы сюда лет через пять, когда его приведут в порядок – сказка будет, а не монастырь.
Мы прошли через ворота, накрытые невысоким арочным сводом, над которым горела лампада в красном стеклянном сосуде, я забыл, как называют эти штуки. А вот дальше, стоило нам войти на территорию обители, мой взгляд приковали к себе кирпичные стены старинных храмов и построек.
Выщербленный кирпич выглядел просто великолепно, повсюду сновали люди – туристы, монахи, строители. Народу было очень много, и это за час до закрытия и с учётом полупустой стоянки.