Китеж?
Те просто не хотят, чтобы люди вмешивались в ход истории?
А как же генетика? Космонавтика? Искусственный интеллект? Или это естественный ход истории? А то, во что влезают сейчас они, его нарушает?
Что же, город реален? И что-то там есть? Что-то, что может повлиять буквально на всё, на всю человеческую жизнь. На всю историю. Понятно, что это не материальное. Деньги или ресурсы так не охраняют.
Знания?
Технологии?
Могли древние владеть чем-то, что сейчас повлияло бы на человечество? Теоретически. Достаточно пирамиды вспомнить. Хотя нет, технология обработки камня в век бетона, полимеров и синтетики... Нереально. Математические расчёты для строительства? Так сейчас гораздо более сложные инженерные задачи решаются. Тоже мимо.
Что может повлиять на весь мир? На всё человечество? На развитие цивилизации?
Доказательство существования Бога, разве что. Или души, рая и ада. Вечный двигатель. Философский камень. Бессмертие.
Сзади послышались шаги. Липа. Бирюков обернулся.
– Андрей!
Он молча смотрел на Липу, ожидая, что тот скажет дальше.
– А ты уверен?.. Ну... Что мы во всей этой истории... – Липа описал рукой полукруг. – что мы на правильной стороне истории?
Вот те раз. Липе понадобилось на одну встречу с теми меньше, чем Андрею. Сообразительный парень, хороший боец. Все бы такие в отряде были.
От монастыря послышались голоса. Бехтерев в сопровождении Бора вышли на стоянку и направились в сторону Бирюкова.
– Присмотрись к Бехтереву, – Андрей ответил вполголоса, чтобы не услышали приближающиеся к ним соратники. – И с Бором аккуратно, глаз не спускай, не то что-то.
Приближался рассвет…
Александр Бехтерев. 27 июля, ночь. Старая Ладога
Бехтерев задумчиво смотрел в темноту монастырского двора, переваривая увиденное и пытаясь соотнести всё это с очередной порцией знаний, выуженных им в подземелье. Сзади послышались шаги. Он повернул голову – Бор. Неприятный тип, но туповатый и амбициозный. А что если?..
Бехтерев тяжело вздохнул. Бор отчего-то считал, что профессору сейчас очень необходима компания.
– Александр Витальевич! Вас не затруднит объясниться?
Бехтерев даже оборачиваться не стал.
– Олег... Романович, кажется?
– Так точно!
– Так вот, Олег Романович. То, чем мы занимаемся, представляет собой невероятно ценный... Давайте назовём это экспериментом? Невероятно ценный эксперимент. И для науки, и для страны, и для всего человечества. Понимаете?
– Понимаю. Фотографирование надписей на стенках важно для всего мира. Продолжайте.
– Да. И награда здесь получится слишком уж высокой. Это не нашего с Вами уровня дело. Да даже министрам такие вещи знать не положено!
Бор присвистнул.
– Александр Витальевич? О чём всё-таки речь?
– Олег Романович! Я такие вещи даже Вашему командиру рассказывать не вправе.
Бартенев умолк на несколько секунд, переваривая услышанное.
– Но ведь... Вы же видите сами – он недееспособен. Контуженный, короче. Его же в Пскове неслабо башкой приложило.
– И что из того?
– Он не командир уже! – Бор украдкой оглянулся по сторонам и наклонился к Бехтереву, сбиваясь на быстрый шёпот. – Бирюков не способен трезво и адекватно оценивать ситуацию!
– И что же нам делать тогда? Как же мы будем действовать без командира?
Бехтерев смотрел, как Бор ломается, стесняясь произнести вслух то, что уже давным-давно захватило его мысли.
– Олег Романович! А разве не Вы старший по званию после Бирюкова?
– Так точно! Я!
– Выходит, Вам и командование принимать, случись что с действующим командиром?
– Так точно!
Теперь уже Бехтерев наклонился к Бору, зашептав тому на ухо:
– Нельзя, чтобы информация пошла куда-то, кроме нас с Вами и Шмелёва! Вы даже не представляете, насколько опасной может быть вся эта игра! И насколько огромным может оказаться вознаграждение того, кто... Впрочем, неважно.
– Профессор, о чём Вы?
Бехтерев сделал вид, что замялся, продолжив после паузы.
– Вы же видели своими глазами всё. Скажите, это было похоже на выстрел? Как вы назвали? Эр-Пэ-Гэ?
– Не очень. Знаете, я глазам своим не поверил сначала. А ведь эта штука преследовала нас и на выходе. И потом, когда мы уже наружу выбрались, её ведь Манул с Липой видели тоже.
– Та-а-ак! И что это, по-вашему, было?
Бехтерев вытащил из кармана телефон, открыл галерею и ткнул в одно из последних фото, снятых там, снизу. Благо некоторые догадки на основе вполне реальных фактов у него уже имелись, да и вероятность того, что наёмник разберёт хотя бы слово на древнерусском была ничтожно мала.
– Вам кратко или как?
Бор ещё раз быстро огляделся.
– Давайте кратко, а там посмотрим.
– Ну хорошо. Если кратко – легенда о Китеже отнюдь не просто легенда. Китеж существовал, мы это уже знаем со стопроцентной уверенностью. Но главное – не сам город, не то, что он ушёл под воду. Главное в том, что древние знали, как сделать человека бессмертным. И знали, как наделить человека сверхъестественными способностями. И тот, кто доберётся первым до этих технологий древних, получит главный приз.
Бехтерев многозначительно замолчал. Бор несколько секунд переваривал услышанное.
– Погодите. То есть на нас что, человек напал? Вы это хотите сказать?
Бехтерев ещё раз открыл снимок.
– Здесь об этом прямо говорится. Да Вы и сами всё видели. Теперь понимаете, какая ставка на кону? И почему нельзя, чтобы об этом узнал кто-то посторонний?
Бор хищно облизнулся.
– Теперь понимаю. Но ведь... Кто первый встал – того и тапки?
– В каком смысле, молодой человек?
– Если научная экспедиция найдёт технологию... Профессор, Вы ведь не молодеете. Да и я тоже. Разве не заманчивая перспектива?
– Думаю, мы найдём общий язык, – Бехтерев посмотрел поверх очков и улыбнулся.
Вячеслав Седов. 27 июля, вечер. Кудеверь
Кудеверь, как и раньше, встретила нас буйством зелени, неугомонным щебетом птиц всех мастей и шелестом листвы под жарким июльским солнцем. Впрочем, в этот раз нас интересовали не те места, что мы посещали до этого. Наш доцент, то и дело сверяясь с картой и навигатором, вёл нас в точку в семи с половиной километрах севернее. Путь наш преграждали несколько речушек и пара озёр с болотами, поэтому мне пришлось сделать изрядный крюк к востоку, превративший «табличные» семь вёрст в шестнадцать с лишним километров.
Самым забавным оказалось то, что в этих местах я уже бывал ранее, несколько лет назад, в бытность увлечения фотографией. Точка на карте оказалась горой Лобно, насколько это можно было назвать горой, разумеется, при высоте чуть более трёхсот метров от уровня моря. И, кстати, ещё тогда я натыкался на руины какой-то церкви на вершине этой горы, показавшиеся мне относительно современными. Я тогда посчитал, что им лет двести от силы, хотя о возможности строительства новой церкви поверх более древней я не подумал.
Уютный, но очень пыльный просёлок петлял мимо огромных дубов, пыль взмывала в воздух, рисуя промеж листвы яркие трассы оранжевых солнечных лучей. Мимо машины деловито сновали всякие крылато-полосатые разных размеров, а стрёкот кузнечиков, как порой казалось, способен был заглушить даже звук мотора.
Спутников моих летняя идиллия тоже разморила. Ольга откинулась на сиденье, закинув руки за головой, и лениво поглядывала по сторонам умиротворенным взглядом. Доцент расположился на заднем сиденье, буквально распластавшись по нему, то опуская взгляд на карту рядом с собой, то на навигатор в руке и периодически одобрительно то хмыкал, то кивал головой.
Машина то и дело влетала в какую-нибудь яму или же подскакивала на кочке, и тогда из багажника доносилось звонкое бряцание – после вчерашнего совещания тот был забит шанцевым инструментом чуть ли не до отвала. После обеда, когда мы собирались, я закинул туда пару лопат, пару топоров, лом и кувалду, а Москалёв, когда мы заехали за ним, добавил к этому ещё один лом, кувалду и самую натуральную кирку, какие я только в фильмах видел. Видать, доцент наш и в самом деле не только в кабинетах штаны просиживал. Ещё он норовил взять с собой лампу, летучую мышь, но я быстро объяснил ему, что на дворе уже не семидесятые, и выдал один из мощных поисковых фонарей, способных бить пучком света аж на полкилометра. Откуда у меня это всё? А вы покатайтесь по глубинке, вопросы сами отпадут.
Просёлок привёл нас в деревню Власково, которая ничем не отличалась от сотен других деревень на просторах средней полосы – где-то крепкие домики, где-то полусгнившие развалины. Покосившиеся и поросшие мхом заборы соседствовали со спутниковыми тарелками и пластиковыми окнами. Недоумение вызывало лишь одно – почему в такой глуши до сих пор кто-то живёт?
Впрочем, понятно, почему. В одном из дворов нам повстречался Рейндж Ровер с номерами Ленобласти. А на самом выезде из деревни мы встретили Порше Каррера с московскими номерами. Дачники, стало быть. Ну ладно, Рейндж, но Каррера-то как сюда добралась по местным ухабам? Вот вам и чудеса наяву.
Мы миновали крайний участок, дубы расступились, словно по команде, и машина выскочила на небольшое поле буквально в сотни полторы метров в длину и ширину. А за полем внезапно – именно внезапно, поскольку увидеть это из деревни мешали всё те же дубы и кустарники – предстала гора Лобно.
Да, назвать горой это можно было лишь с усмешкой, но для области, целиком состоящей из озёр, болот и лесов, эти вот триста метров к небу производили ярчайшее впечатление сродни, например, Башне Дьявола из инопланетянина, даром, что место считалось святым. Я это зрелище наблюдал уже во второй раз, а мои спутники, похоже, в первый. По крайней мере, Ольга точно в первый. И всё равно после лесных равнин зрелище немного захватывало дух.
Гора густо поросла смешанным лесом. Мы подъехали с северной стороны, и здесь было вдоволь елей и сосен, вразнобой перемешавшихся с дубами, орешником, берёзами, рябиной и даже клёнами. И кустарник, мама дорогая! Кустарник заполонил собой всё. Я и не припомнил такого буйства природы в прошлый свой визит.