Глухие удары прекратились. Мы почему-то всё ещё были живы. Я мог дышать и даже шевелиться. Попытался осмотреться и обнаружил, что могу свободно поднять голову и плечи. Вокруг не было видно ровным счётом вообще ничего.
– Павел Георгиевич! – позвал я своего спутника.
Тот ответил не сразу, но всё же ответил. Откуда-то спереди, голос его звучал глухо, словно тот обложился подушками, да ещё и рот тряпокй прикрыл.
– Слава! Мы что, живы?
– Я бы не радовался раньше времени. Фонарь есть?
– Нет, завалило.
Я зашарил рукой в том направлении, куда улетел мой. Куда бы я ни тыкал рукой, она упиралась будто бы в тину, в мох, немедленно обволакивавший пальцы и позволявший в себя погрузиться как раз на глубину этого самого пальца. Чёрт, не видно ведь ни зги.
Я наконец-то вспомнил про зажигалку. Потянувшись, нашарил в кармане прямоугольный металлический корпус, вытащил, цепляясь за ткань костяшками пальцев. Звякнула, откидываясь, металлическая крышка. Я крутанул колёсико несколько раз, и, наконец, в руке заплясал неровный язычок пламени, а в воздухе раздался запах бензина.
Свет тонул в полуметре над головой. Мы с доцентом оказались в этакой трубе – он лежал на спине в паре шагов от меня, а я, припав к полу животом, разглядывал подошвы его ботинок. С боков и сверху у нас было примерно по полметра свободного пространства. Я увидел свой фонарь в районе собственного колена, извернулся, ухватив его и вновь включил – китайский процессор отработал на ура, вырубив электронику, когда стекло упёрлось в грунт. Затем посветил себе в ноги, обнаружив, что труба наша имеет удивительно правильную форму, уходя на несколько метров назад. И стены её беспрерывно двигались, переливаясь чёрным дымом.
– Я Вам сейчас отдам фонарь. Посмотрите, что там впереди. Если свободно, то двигаемся, пока не поздно.
– Слава? Это что за...
– А это наши друзья, о которых я давеча рассказывал. Будете и дальше издеваться?
– Н-нет, нет, всё. Хватит. Верю. Давайте фонарь.
Странное ощущение не покидало. Вроде замкнутое пространство, нас только что чуть не раздавило, даже не берусь сказать, каким количеством тонн грунта... И всё равно уверенность, что всё будет хорошо. Что новый наш союзник не даст нам сгинуть вот так по-глупому, в паре шагов от цели. Наверняка ведь в паре шагов, раз дым взялся так активно нам помогать.
Профессор начал понемногу двигаться вперёд, кряхтя и оставляя ботинками неглубокие борозды на слежавшемся песчаном полу.
Наконец, свет впереди замельтешил, скользнул куда-то вверх, начал описывать круги всё выше и выше. Я прополз ещё метра три, стены исчезли, мы вновь оказались в том самом коридоре, через который пробирались за несколько десятков минут до этого.
Приняв вертикальное положение, я вновь потянулся в карман, проверяя, уцелел ли телефон – было бы обидно, потеряй мы снимки, ради которых чуть не погибли так нелепо. Если бы не наш союзник... Бр-р-р. Не хочу дальше представлять.
Телефон был цел и работал. И у доцента тоже. Я отобрал обратно фонарик, склонившись над трубой из песка, откуда мы только что вылезли. Как ещё назвать это, мне просто не приходило в голову. Я встал на четвереньки, посветил внутрь лаза – лишь ровный пол и стены полукругом. И никаких следов нашего друга.
– Спасибо, друг! – я вполголоса поблагодарил куда-то вглубь трубы нашего союзника. Москалёв не проронил ни слова, лишь многозначительно посмотрел на меня.
И снова обратный путь занял куда как меньше времени. Меньше, чем через пять минут мы оба щурились от полумрака кустарника, казавшегося нам необычайно ярким, чуть ли не ослепляющим, даже несмотря на вечер. Вот за что люблю лето средней полосы – темнеет ближе к полуночи. Свежий воздух опьянял, насыщая каждую нашу клеточку, а птицы и кузнечики издавали настолько оглушительные звуки, что даже голова кружилась.
Не выдержав, я плюхнулся на траву. Москалёв же, сохраняя интеллигентный вид, присел на рюкзак.
– Куда дальше, Павел Георгиевич? К Вам, к нам или сразу в следующую пещеру?
– Ко мне. Сначала ко мне, распечатаем снимки, и я сяду за работу.
Собрав весь инструмент, мы зашагали обратно к вершине, где нас ожидал УАЗик.
Александр Бехтерев. 27 июля, вечер. Псковская область
Около 16 часов их кортеж объединился с подкреплением, добравшимся на двух машинах прямиком из северной столицы. Они выбрали место на окраине города, где возле придорожного кафе раскинулась широченная стоянка, не иначе как на плотный поток дальнобойщиков рассчитанная. Правда, сейчас там стояла лишь одинокая фура на самом краю, окна которой изнутри были закрыты фольгированными шторками.
Бехтерев, Бор, Бирюков и ещё пара человек из новоприбывших расположились возле капота одной из машин. Андрей быстро обрисовал ситуацию новичкам, раздал указания, после чего все вновь расселись по машинам.
Памятуя про возможности их противника, Бирюков не решился отправлять кучу своих бойцов вместе с учёными. Всё равно количество там ничего не решит – зачем тогда сознательно гробить людей?
Бехтерев был явно растерян. С одной стороны, он рвался к горе – как-никак, следующий этап и очередная порция исторических артефактов. С другой стороны, он явно был не прочь наведаться к старому знакомому в расчёте на беседу. Скорее всего, не слишком приятную, но всё же.
Наконец решение было принято: Бехтерев и Бор в сопровождении ещё пары наёмников и микроавтобуса с учёными направляются на гору, а Бирюков едет к доценту и устраивает на него облаву. В случае, если Москалёва придётся где-то искать, количество человек как раз и могло сыграть решающую роль.
Наскоро перекусив горячим обедом из кафе, они погрузились обратно в машины, после чего колонна разделилась на два отряда, каждый из которых направился выполнять свои задачи.
Спустя три с половиной часа они достигли маленькой и порядком разбитой деревеньки Власково. Могли бы и раньше, но микроавтобус не выдерживал ухабистой дороги, ему приходилось часто замедляться, из-за чего путь занял почти на час больше времени, чем они рассчитывали изначально. Ну да ладно, ничего. Главное, что добрались. Вон, как раз гора впереди показалась.
– Не выйдет!
– А? – Бехтерев обернулся к Бору, опёршемуся на баранку.
– Микроавтобус не пройдёт в гору. Его только если буксиром помогать тащить. А Паджеро не вытянет, у Мерса масса больше, чем у нас.
– Значит, пойдём пешком.
– А нам точно прямо на саму гору нужно?
– Нет, не совсем. Нам нужно найти вход, а он, скорее всего, где-то на склоне в той стороне, – Бехтерев махнул рукой куда-то вправо.
– Понял. Пойду, обрадую их там.
Бор выскочил из машины, с силой захлопнув дверь, и подбежал к водительской двери Мерседеса, отчаянно жестикулируя в сторону склона и что-то объясняя сидящему внутри через опущенное стекло.
«Только бы успеть до темноты», – подумал Бехтерев. В темноте эти особенно сильны. Кажется, только в темноте они всегда и нападают. А ведь им снова нужно лезть под землю... Ничего, главный приз того стоит!
Бор вернулся. Снова схватившись за руль, он переключил коробку и направил машину по единственной дороге к вершине.
Вячеслав Седов. 27 июля, вечер. Кудеверь
С горы вниз вели две дороги – одна общепринятая, если можно её таковой называть, по которой мы поднимались к развалинам церкви на вершине, и другая, заросшая кустарником, более пологая, но предполагавшая неплохой крюк по лесу, давно заброшенная и местами подтопленная.
С привычным рычанием УАЗик подползал к спуску. Я намеревался спуститься тем же путём, что мы добирались наверх, но в последний момент решил тормознуть по малой нужде. Остановился перед изломом дороги, не глуша двигатель, дёрнул ручник и выпрыгнул из машины, намереваясь исследовать ближайшие кусты. Сделал несколько шагов в сторону, и, наверное, это нас и спасло.
К мерному холостому рыку Хантера, чуть стихшему, стоило мне отдалиться от своих спутников, добавился металлический звон чуть ли не до отсечки разгоняемого двигателя. Кто-то поднимался на вершину. Так и не приступив к реализации намеченных планов, я кинулся к спуску с горы.
По дороге, пробуксовывая и медленно, но верно карабкаясь метр за метром, полз серый Паджеро. То и дело подпрыгивая на камнях, лучами фар он так мельтешил в сумеречном кустарнике, что я даже не стал опасаться, что меня заметят. Водителю и пассажиру была гарантирована такая тряска, что они вряд ли могли разглядеть что-то, помимо нескольких метров пути прямо перед ними.
Ну вот и всё, влипли.
Хотя нет, ещё не всё. И то, что я поначалу принял за прилив адреналина, оказалось неожиданным нашим подспорьем, одарив уши и виски той самой пульсацией, не единожды испытываемой мной в эти дни.
Паджеро вгрызался протектором в грунт, время от времени подскакивая передними колёсами на здоровенных булыжниках. Машина опасно наклонялась на левый борт, водитель то резко добавлял газ, то лупил по тормозам со всей дури... Как же всё-таки хорошо, что уже наступили сумерки.
Слева от меня, прямиком через кусты, мчался сгусток чёрного дыма, уже ставший таким привычным и даже обыденным каким-то, что ли. Что примечательно – совершенно бесшумно и не потревожив ни единой ветки, ни одного листочка. Дым обтекал их, обходил со всех сторон, просачиваясь с такой скоростью, какую на ровной грунтовке развивает внедорожник. Промелькнув в нескольких метрах ниже меня, сгусток пересёк дорогу, оставаясь в сумерках незамеченным для экипажа Паджеро, и скрылся в кустарнике справа. До гостей оставалось метров сорок и пара поворотов с расселинами.
Я уже различал лица водителя и пассажира в машине, хотя прошло всего секунд десять-пятнадцать с момента, когда я подбежал к спуску. Ни тот, ни другой не смотрели по сторонам, и потому не заметили, как выше по склону сумерки сгустились тёмным пятном, быстро набирая скорость и нацеливаясь прямиком в центральную стойку внедорожника.
Сколько времени прошло с этого момента? Две секунды? Три? Даже такого короткого разгона для нашего друга оказалось вполне достаточно.