– Вячеслав? Я правильно помню? – гражданский обратился ко мне. Наверное, уже во всех службах моё фото появилось. Где и когда мы так прокололись?
– Представьтесь, пожалуйста, – попросил я собеседника, изо всех сил пытаясь сохранить лицо.
– Прошу прощения, очень непростой день выдался, из головы элементарные вещи вылетают. Бехтерев Александр Витальевич, доктор исторических наук.
– Не скажу, что приятно.
– Ваше право, молодой челвек, – такое ощущение, что Бехтерев сам волновался, даже гласные глотал. – И в Вашем праве сделать всё, чтобы наша встреча не стала ещё менее приятной.
– Вот я и жене всегда так говорю: диалог – лучшее средство для решения любых разногласий. В споре рождается истина и так далее.
– Зачем вы здесь? Нет, мы знаем, что вы тоже Китеж ищете, не утруждайтесь только выдумыванием историй. Лично Вы, Вячеслав? Для чего Вам всё это?
А и правда? Я вспомнил тот разговор на террасе у Москалёва дома. Варенье! Я ведь тогда так и не попробовал! Малиновое было? Или черничное? Нет, точно малиновое. Полная розетка. И печенье ещё. А при чём тут варенье? Что в башку-то лезет? Что за ерунда?
– Давайте, Александр Витальевич, мы как-нибудь ускорим процесс, если Вы не возражаете? – тот же наёмник, услышанный нами первым, обратился к Бехтереву. Бирюков, кажется.
Он чуть приподнял автомат, прицепленный одноточкой к разгрузу. Осталось одно движение, ну максимум полтора.
– А вы, господа, откуда такие красивые и слаженные? Страйкболисты из Москвы, небось?
– Слава! – похоже, у Ольги начали сдавать нервы. Эх, любовь моя, знала бы ты, что у меня они сдали ещё минут пять назад... – Перестань. Просто отвечай! Пожалуйста!
Никто больше и не пошевелился. Адреналин стучал в ушах, сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из горла, а руки и ноги налились таким свинцом, что я еле стоял на ногах.
Тишину разорвала вибрация телефона. Клянусь, ещё никогда тот не вибрировал так громко, я даже зубами почувствовал.
– Тихо, не дёргаемся, – это ближайший ко мне голос подал. Медленно приблизился. – Телефон где?
– В нагрудном. Достать или сам?
– Спасибо, сам.
Он протянул руку, выдернул телефон из кармана. «Доцент».
Пара движений пальцами и красноречивый взгляд мне прямо в глаза. Громкая связь.
– Слушаю.
– Слава! Слышите меня? – доцент почти кричал, резко и отрывисто, чуть ли не захлёбываясь от эмоций.
– Слышу, Пал Георгич. Что-то выяснили?
– Слава! Это надо уничтожить! Немедленно! Это нельзя, чтобы в чьи-то руки!
– Профессор, нам это сейчас немного невовремя...
– Слава, эти рисунки, они ко всему ключ! Нельзя допустить...
В кино ведь всегда как? Там злодей терпеливо даёт герою договорить. Или нетерпеливо. Или вмешивается в разговор. Или герой злодею. Короче, все тянут время.
Я сделал вид, что наклоняюсь к телефону. Глупый шаг. Слишком долго получится. Секунд пять... Бред же. Да и ладно. Я повысил голос, почти сбиваясь на крик:
– Павел Георгиевич, помните, как в песне было?
Полшага к телефону в полунаклоне.
– Шлём автограф на ракете, кубки жизни пьём сполна!
Наёмники почувствовали. Тот, что держал телефон, начал инстинктивно делать шаг назад.
– Две гранаты на жилете!
Похоже, догадливый был не только он – с другой стороны ещё один, видимо, понял, что сейчас случится, и начал разворачивать автомат.
– Для врага и для себя!
Я всем весом и изо всех сил рванул на себя гранату на груди того, что держал телефон, заорав со всей мочи:
– На шесть часов!!!
Несколько наемников – кажется, двое или трое – инстинктивно начали оборачиваться к дверям. Нитка на разгрузе затрещала, но выдержала. Кольцо со шпилькой осталось болтаться на ячейке жилета. Повезло. Я разжал пальцы, скоба отлетела в сторону.
– За стол!
Хлопнул запал. Краем глаза я видел, как Даня пнул стойку с горящей лампадой прямо в ближайшего наёмника. Ольга нырнула за каменный стол, благо ей нужно было всего лишь пригнуться.
Граната стукнулась об пол.
Я плюхнулся на задницу, лягнув свою стойку с лампадой. Та полетела в стеллаж с берестяными свитками. В ушах стучало.
Один из них пытался закрыться руками, плюхнувшись, как и я, на пол. Другой уже нацеливал автомат. Сразу двое, этот Бирюков и ещё один, ломанулись к дверям, закрывая собой Бехтерева. Что происходило с Даниной стороны, я не видел – стол полностью перекрыл мне обзор. Да и некогда было смотреть.
Свитки полыхнули огнём моментально, видать, и вправду были пересушены до невозможности, будто их ещё и порохом обсыпали. Я перебирал руками и ногами как можно дальше от гранаты. Та валялась на полу, дымя тоненькой струйкой. Наёмник, тот, что держал телефон, как-то резко побледнел, собрался и начал заваливаться вперёд, явно намереваясь закрыть собой товарищей.
И в этот момент стена церкви с Даниной стороны взорвалась, осыпаясь внутрь градом щепок, палок и брёвен. Словно в замедленном видео из пролома вылетел Дым, ударив того, что собирался пожертвовать собой ради остальных, в правую половину тела, и впечатал его в противоположную стену, вынеся заодно и её тоже. Огонь взвился по стеллажу во все стороны от такого потока воздуха, а затем граната всё-таки хлопнула.
Андрей Бирюков. 29 июля, ночь. Кижи
Хесус, Лимон, Смайл.
Теперь ещё и Липа.
Он первым сообразил, что сейчас произойдёт. И оказался единственным, кто реально был готов служить.
А сам Манул? Смог бы он поступить так же? Не факт. Хотя...
Ладно, что гадать? Сейчас у них проблемы посерьёзнее.
Мимо Андрея пронёсся сгусток чёрного дыма, ударив одного из наёмников в спину. Что-то влажно хрустнуло, руки и ноги безвольно дёрнулись, а затем начали произвольно болтаться, пока тело бедолаги, подлетев на несколько метров вперёд и вверх, не затормозилось об остатки бревенчатой стены церкви.
А Седов молодец, не растерялся. Нашёл выход из ситуации, когда всё было, казалось, под их контролем. С песней этой перегнул, правда, но какая разница? Сработало же? Сработало. И минус Липа.
Эти почему-то не трогали Андрея. Пока что. Дымные шары проносились мимо, со всех сторон раздавалась стрельба, мельтешили фонари. Подземелье заполнила какофония выстрелов и криков. Андрей перевернулся, включил подствольный фонарь, выловил взглядом один из сгустков дыма под самым потолком и направил узкий луч прямо на него, стараясь удерживать в световом пятне заметавшийся из стороны в сторону шар. Тот будто бы начал таять, истекая крупными дымными каплями, и вроде бы начал светлеть. Внезапно дым собрался, сконцентрировался и выстрелил в сторону, уносясь куда-то мимо церкви. Андрей проводил его взглядом и увидел, как к остаткам церкви подбегает Бор, вытягивая автомат в сторону развалин. Бирюков, не отдавая себе отчёта, вскинул АДС – тот лягнул его в плечо и изрыгнул короткую очередь. Пули вырвали фонтаны щепок из бревенчатой стены поверх головы Бора – в общей суматохе наёмник даже не заметил, что в него стреляют. Андрей перевёл автомат чуть ниже и собирался нажать на спуск, как краем глаза увидел сгусток дыма в метре справа от себя. Вот и всё?
Шар висел в воздухе, не атакуя и, словно бы, наблюдая за его действиями. Мелькнула мысль – шар хотел, чтобы Андрей его увидел. Он качнулся в воздухе вверх-вниз, убедился, что Андрей сфокусировался именно на нём, после чего поднялся повыше и без разгона, мгновенно набрав скорость, ударил по ряду колонн вдоль стены. Потоком воздуха со стеллажей сбило берестяные свитки, пара стеллажей даже сами опрокинулись. А заодно на пол полетели и чаши с маслом и с горящими лампадами.
Пожар взвился моментально. Огонь высветил силуэт Бора внутри развалин церкви. Тот вскинул приклад автомата и размахнулся, собираясь ударить кого-то на полу.
Сверху послышался грохот и каменный свод начал осыпаться. Пламя охватило уже все стены, становилось нестерпимо жарко. Бежать! Срочно!
– Бор! Брать живыми и на выход!
Вячеслав Седов. 29 июля, ночь. Кижи
В ушах звенело. Я помотал головой, подвигал руками и ногами, а затем сунулся к Ольге проверить, всё ли в порядке. Обошлось, она тоже пыталась подняться на ноги, мотая головой из стороны в сторону. Затем бросил взгляд на Даню, но тот лежал без движения, хоть с виду и был цел.
Дым продолжал кошмарить наёмников где-то снаружи. Пламя, на мгновение сбитое взрывом, с утроенным аппетитом принялось пожирать свитки и планомерно перекидывалось на остатки стен. Откуда-то сверху начали сыпаться горящие щепки. Точно, кровля! Бежать, бежать, бежать отсюда, как можно скорее!
Оба боковых «иконостаса» были уничтожены. Оставался ещё центральный, но это очень ненадолго, стены вспыхнули, когда я схватил Даню за ноги и потащил к выходу. Тот чем-то зацепился за лежащего на полу лицом вниз наёмника, из-под которого растекалась большая лужа крови. Ольга выскочила наружу, согнувшись в приступе кашля и шаря руками по сторонам. Даня всё никак не поддавался, я наклонился и хотел приподнять его, но в этот момент мой затылок взорвался приступом боли, в глазах вспыхнули искры. Последним, что я успел разглядеть, были стремительно надвигавшиеся на меня доски пола.
Вячеслав Седов. 29 июля, ночь. Кижи
Я очнулся уже на ходу. Меня тащили под руки сразу двое наёмников, ноги не слушались и подкашивались то и дело. Затем была какая-то лестница, я несколько раз пребольно ударился об каменные ступени, причём так, что меня это даже в чувство привело.
Сзади вместе с потоками воздуха до нас долетал грохот, какое-то шелестение, крики, перемежавшиеся матом и воплями ужаса. Кругом была пыль, дым – нормальный, обычный человеческий дым, как от печки или костра – а по стенам то и дело плясали отблески пламени.
Наконец лестница закончилась, мы выскочили в какой-то деревянный то ли сарай, что ли что-то подобное, я не успел толком разглядеть. Впереди мелькали спины Ольги и Дани, их тащили точно, как и меня. Один из наёмников отпустил меня, перехватив на бегу автомат. Другой же лишь крепче схватил меня за одежду рукой в перчатке, и бег продолжился, только теперь не вверх, а куда-то к северному берегу. Или к восточному? Башка плывёт, ещё не соображаю ничего.