Двое гражданских забрали пластиковые контейнеры, подставив взамен новые. У ног Бора двое других вертикально держали странную конструкцию, более всего напоминавшую древнюю композитную плиту – слой чёрного угля, ткань, слой чего-то, отдалённо напоминающего слюду. И так несколько раз. В торце плиты находились несколько отверстий, куда умники аккуратно начали вливать кровь Бора.
– Следующий контейнер! – Бехтерев, наклонившись, оценил объем набравшейся крови и отдал команду. В свете факелов и лампад... Не для слабонервных зрелище, ему только балахона с колпаком не хватает. Белого.
Бор почти затих. Я хотел было поинтересоваться у Бехтерева, на кой мы ему сдались, если уж он нашёл себе подопытного, но, заметив взгляд Бирюкова, вовремя прикусил язык. По всему выходило, будто бы профессор впал чуть ли не в транс. Религия религией, а наука тоже вон каких фанатиков воспитывает. Жуть!
Мне показалось, или в церкви как будто потемнело?
– Плиту!
Бесшумно, словно призраки, четверо подхватили плиту, пропитанную кровью Бора, и не спеша водрузили на столбики по краям стола. «Типичный журнальный столик, чо». Почему в такие моменты в голове постоянно какая-то ерунда?
Стоило плите лишь коснуться последнего столбика, в ушах, медленно нарастая, начал отстукивать пульс. Да ладно?! Разве это так работает?
Всё помещение внутри церквушки словно погрузилось во тьму. Нет, лампады и факелы горели с той же силой, я видел, что огоньки пламени плясали так же, как и раньше, но вот света они как будто не давали. То ли он увязал в тягучем воздухе, рассеиваясь по пути, то ли тьма становилась настолько смолисто-липкой, что просто пожирала свет... Не знаю.
Пламя не освещало уже вообще ничего, лишь обозначало место, будто красный фонарь на антенне многоэтажки посреди города. А от тела Бора начал исходить свет. Иссиня-белый, чистый, насколько это только возможно, поток света начал подниматься от груди распятого, упираясь в слоёную плиту прямо над ним. Световой поток всё усиливался, на стенах появились тени от лампад и от их пламени. Разве такое возможно вообще?
Внезапно световой поток прервался. Пламя вспыхнуло с новой силой, оранжевым подсветив всё внутреннее убранство церкви. А над верхней плитой формировался непроглядно-чёрный дымный шар, набирая объем из точки размером меньше спичечной головки.
Стук в ушах уже занимал всё пространство внутри черепа. Он напоминал то, что я слышал и ощущал до этого, но только ритм был рваным, то ускоряясь, то замедляясь, то почти стихая, то беря настолько бешеный темп, что мне казалось – ещё чуть-чуть, и голова моя просто взорвётся, не выдержав сумасшедшего набора ударов.
Шар, похоже, закончил формироваться, приняв размеры баскетбольного мяча. Приподнялся в воздухе, немного покачался над плитой и подплыл к Бехтереву. Тот неотрывно смотрел на него:
– Добро пожаловать в новый мир, Олег Романович!
Шар закачался, будто кивая, затем чуть откатился назад к дверям, вращаясь вокруг своей оси. Он так пространство сканирует или что? А затем прямо с места, без разгона, сразу взяв скорость, за которой даже глазом было не уследить, понёсся вперёд.
Вячеслав Седов. 29 июля, утро. Дружинное озеро
Мы стояли всё там же, не в силах пошевелиться. Бехтерева впечатало в центральный иконостас, расплескав кровавые ошмётки по древним фрескам.
Первым сообразил Бирюков, он плашмя упал на дощатый пол и потянул за собой Ольгу, которая стояла посередине между нами. Та попыталась схватиться за меня, в итоге я просто расслабил колени. Они подогнулись, и я плюхнулся на пол. Саднящая челюсть пребольно налетела на руку, которую я успел подставить, чтобы хоть как-то смягчить падение. В глазах снова заплясали искры, а церковь взорвалась криками и топотом. Все, кроме нас, бросились к выходу, лишь один из наёмников завалился набок, наставив на нашу троицу автомат и что-то крича.
В дверях была давка. Казалось бы, всего дюжина человек, но они все одновременно пытались выбраться из этой деревянной камеры для смертников. Мы даже не слышали, что орал нам упавший.
Самое время повторить трюк с гранатой, разве нет? Я перевернулся на спину, судорожно дёргаясь и крича что-то невпопад, вторя гомонящей толпе, и нашаривая в этот момент в кармане рубчатый металлический корпус. Рука подцепила скобу, я потянул на себя, и граната выскользнула из кармана прямо мне в руку.
К счастью, нижняя половина моего тела была скрыта от глаз упавшего каменным столом. Я поймал взгляд Бирюкова и бросил ему гранату поверх свернувшейся на полу калачиком Ольги. Вот так и лежи, родная, не шевелись и не вставай!
Бирюков одной рукой схватил гранату на лету. Отработанным движением быстро дёрнул кольцо, и в этот момент те из наших соперников, кто ещё оставался в церкви, как-то разом стихли и отшатнулись от дверей. Бирюков сжимал в руке гранату, крепко прижимая предохранительную скобу пальцами. А в церковь вплыли Дымы.
Чёрные шары неспешно, медленнее человеческого шага, проследовали к каменному столу, на котором всё ещё покоилось тело Бора. А потом от стройного ряда отделился один, хаотично вращающийся – не иначе как сам Бор? Вернее, то, что недавно было им.
Дым-Бор завис над столом, как будто силясь разглядеть своё тело под слоёной плитой. Другие Дымы выстроились вокруг, их не меньше десятка было таких, висящих в паре метров над полом.
А затем они начали менять форму, вытягиваясь, точь-в-точь, как я видел на реке. Всего через мгновение над нами парили дымящиеся силуэты в балахонах, в то время как Дым-Бор поднимался к потолку метр за метром. Я повернул голову в сторону своих спутников.
Огромные глаза Ольги, казалось, стали ещё больше, то ли от ужаса, то ли просто заворожённые происходящим. За ней неподвижно застыло побледневшее лицо Бирюкова, совершенно недвижимое, словно выжидающее развязки на пределе нервов и сил. Дым-Бор продолжал подниматься и, наконец, замер почти под самым потолком, вращаясь вокруг себя подобно выпущенному ядру. Как будто собирался с силами.
Бирюков сообразил раньше всех. Он буквально схватил, сграбастал Ольгу за одежду и потянул в сторону от стола. Та, как и несколько секунд назад, ухватилась за меня, и я, быстро-быстро перебирая ногами, начал отталкиваться от пола, скользя на заднице подальше от стола и поближе к стене. Что-то кольнуло меня в руку, я машинально подобрал, зажав в кулаке. Кольцо со шпилькой, а в ладонь мне впился усик этой самой шпильки, видимо.
Дым-Бор продолжал вращаться, всё набирая скорость. В ушах слилась такая какофония звуков, басов, пульсаций на уровне инфразвука и ультразвука, что даже глазам стало больно. Я крепко зажмурился буквально на секунду, но это не помогло.
И вдруг шар резко остановился, а через долю секунды ударил вертикально вниз, подобно всё тому же пушечному ядру.
Слоёная плита, тело Бора, замотанное в тряпки, каменный стол под ним, контейнеры с кровью, пол под всем этим безобразием – всё это в мгновение ока смешалось в сплошную кашу, а затем ударило по сторонам, брызнув осколками и щепками по стенам и людям. Я успел лишь наполовину отвернуть голову, да чуть податься к Ольге, намереваясь закрыть её от безумного крошева, но это было слишком медленно. И молясь про себя, чтобы Бирюков не разжал руку.
По стенам словно дробью прошло, изрешетив буквально всё, оставив лишь пару лампад мерцать по углам. Тех, кто не успел упасть, осыпало таким градом осколков, что смерть их была мгновенной и безболезненной. А вот тем, кто мельтешил на полу, повезло куда меньше.
Люди орали. Орали истошно, жутким криком предсмертной агонии, захлёбываясь и всхлипывая, жадно хватая воздух для нового крика и вновь заходясь в нём, заполняя всё пространство вокруг безумным воплем. И это было страшно по-настоящему. Изрешечённые тела, отсечённые конечности, бесформенные лица, больше напоминавшие порванные резиновые маски. Если бы не темнота, не тёмная пелена перед глазами, меня бы вывернуло от того количества крови, что единовременно оказалось вне тел его носителей... Впрочем, меня и так вывернет, как пить дать, просто от одного запаха. И не только крови.
Прошла ещё секунда, и оказалось, что пелена – это не пелена. Три ближайших к нам Дыма просто сдвинулись в сторону, на полу образовалась целая стенка из опавших осколков, ошмётков и щепок. Нас опять закрыли от беды. Симбионты, блин. Веномы на минималках.
Я кинулся проверять, всё ли хорошо с Ольгой, но та, похоже, была в полном порядке, намереваясь точно так же убедиться, что и я цел и невредим. А что Бирюков?
Ладонь моя скользнула по доскам на чём-то мокром. Кровь! Откуда она среди нас троих? Точно, Бирюков ранен! Длинный тонкий обломок бревна или доски проткнул голень нашего союзника. Ну хотя бы сама нога на месте! Я перевернулся к нему, чтобы как-то помочь.
В дверной проём ударил луч света, а следом влетела автоматная очередь. Сначала одна, затем ещё и ещё. Стреляли с нескольких точек, стреляли прямо сквозь деревянные стены, не давая даже головы поднять. Я потащил Ольгу к дальней стене, куда уже дополз Бирюков, оставив на полу кровавый след. В его руках появился автомат, по пути подхваченный у одного из наёмников, причём прицельная планка торчала набок – тоже осколками посекло, не иначе.
Дымы развернулись в воздухе, если про шар можно так сказать. Они явно старались избегать совсем уж прямого контакта с лучами света, хотя вряд ли простой фонарик мог бы нанести им сколь-либо значительный ущерб.
Что-то влетело в открытые двери снаружи.
Продолговатый цилиндр покатился по полу, выпуская с торца тоненькую струйку дыма. Бирюков заорал, разворачиваясь к стене:
– Вспышка!
Я навалился на Ольгу, закрывая её невесть от чего, и зажмурился из всех сил.
Резкий удар по ушам, такой, что в голове зазвенело, перекрывая привычный уже пульсирующий стук.
Ослепительный свет, даже сквозь закрытые веки, даже отвернувшись к стене.
Пронзительный свист, хруст и треск дерева. Откуда-то сверху посыпались обломки брёвен и куски кровли – Дымы выскочили из церкви, оставив огромные дыры в потолке и стенах. А обстрел лишь усилился: противникам стало проще, церквушка за секунду приобрела куда более прозрачный вид.