Прошёл январь, потом половина февраля. Я отвёз дочку к своей матери: мать всё же, пусть ещё ребёнком, пережила войну и умела делать хоть какие-то пищевые запасы.
В день рождения своей дочери я поехал к ней на троллейбусе. Денег у меня было ровно на один чупачупс.
Я доехал до центрального гастронома и пересел на маршрутку (маршрутка стоила тогда как-то очень дёшево, а то бы я пошёл пешком).
Мне было мучительно стыдно: я, вполне здоровый и не безрукий мужик, подарю сейчас дочери вот этот, блядь, чупачупс. Праздник-праздник. «Господи! – попросил я от всей своей небольшой души. – Господи! Не себе прошу, мне ничего не надо, вообще ничего. Сделай, пожалуйста, что-нибудь. Я даже не знаю что. Пожалуйста!»
После этого я затосковал и посмотрел в окно. Потом посмотрел на пол: между сиденьями лежали денежные бумажки. Я их подобрал: восемьдесят тенге. Сейчас это ничтожнейшая сумма – что-то около половины доллара, но тогда это были огромные и невообразимые деньги – долларов наверное двадцать.
Я очень хорошо понял, для кого выданы эти деньги, и немедленно истратил их все до копейки: купил какого-то шерстяного медведя, сникерсов, ядовитого зелёного напитка в пластмассовой бутылке и ещё чего-то из того, что продавалось тогда в коммерческих киосках.
В общем, праздник удался. Только вот зачем была нужна эта реформа, я так до сих пор и не понял.
Вялотекущее
Решил диск вдумчиво послушать, а вот хрен: куда-то исчез шнурок, присоединяющий сидюк к звуковой карте.
Полез рыться в шкаф, вместо шнурка нашёл блокнот за 95-й год и уселся его читать с целью выяснить, кого из этих людей я ещё помню. Никого не помню: Елиз. Мих., Агропром, Лена Пробст – кто такие? Никчёмные вероятно существа.
Одна только запись меня поразила: «Джавдад, Хамза 2-81». На нынешнем моём подъезде тоже написано большими буквами «Хамза». Наверное это неспроста. А может быть и нет.
Вот Хамзу с Джавдадом я вспомнил. Это были два чеченца, которые построили где-то под Джамбулом фабрику по производству мраморных унитазов по американской технологии. Я тогда сидел на фрилансе, точнее на матрасе посреди чужой пустой квартиры, ну и подписался к ним переводить для лысого-пузатого дедка Денниса из Калифорнии. Дедок обучал местные каз. кадры хитрому искусству отливки унитазов на продвинутом оборудовании. Он сильно скучал по двум харлеям, оставленным в Калифорнии, и по работе особо не надрывался. Вечор нажирался китайским пивом, спал до 11-ти, потом вдумчиво завтракал, а там и обед.
Хорошая была работа. Платили 15 баксов в день, зато гостя, ну и меня заодно, развлекали по полной: охота в заповеднике, где дедок радостно подстрелил перепуганного антилопьего детёныша, тосты, шашлыки, баньки. С девочками дедка чеченцы правда кинули, видимо решив, что это ему уже ни к чему. Он страшно обиделся. После заключительного банкета специальный шофёр доставил в чёрном БМВ моё тело с двумястами баксами в нагрудном кармане и двумя литрами популярной в то время водки кеглевич по с большим трудом указанному мной адресу.
Хорошие в общем люди чеченцы. Если конечно за базаром при общении с ними следить, это у меня всегда неважно получалось, хоть с чеченцами, хоть с кем.
Да, а вот шнурок так и не нашёл.
* * *
Да, и ещё один раз.
Я в СССР жил дохуя – почти тридцать лет. Из хорошего там были детство, отрочество, юность. Я там в первый раз в жизни поебался.
Хорошая была страна.
Я не очень о ней жалею. Но, впрочем, впрочем. Это была таки попытка, дурацкая и идиотская, сделать Общество Непотребления. Но как только людей перестали пиздить, они тут же выстроились в очередь за автомобилем жигули и югославской стенкой.
И вот тут-то всё и кончилось.
Из жизни почти приличного человека
Зарплата
Когда-то давно я был почти приличным человеком. Я носил пиджак и галстух и ежедневно, кроме субботы и воскресенья, приходил к девяти часам утра на службу. Ежемесячный мой оклад тогда составлял полторы тысячи долларов в необлагаемом налогами конверте. Те, кто помнят, знают: это было не охуеть, как много, но неплохо, тем более что дело было в Казахстане.
Помимо основной работы, на которой я ровно ничего не делал, я, пользуясь знанием английского языка, переводил на этот самый язык бесконечные уставные документы жульнических акционерных обществ, зарегистрированных на каких-то подозрительных архипелагах, и покупал на вырученные деньги автомобили бээмвэ для временно не желающих со мной ебаться барышень.
Иногда, отчаявшись этих барышень в конце концов выебать, я заказывал себе по телефону дюжину блядей для того, чтобы поговорить с ними о невозможности любви. По утрам я с тоской смотрел на стопку денег в верхнем ящике полированной стенки и понимал, что столько я не выпью.
Был ли я счастлив? Не знаю, может быть, и был, но я уже ничего про ту жизнь не помню.
Зато хорошо помню, как получил я тогда свою первую зарплату. Ой, блядь, нет, не будет никогда у меня больше такой зарплаты, сколько мне ни заплати, хоть миллион.
Я тогда вышел на улицу и купил себе телевизор. Пересчитал деньги – а их ещё пятьсот! Я этот телевизор пытался купить все четыре года, которые проработал учителем в школе. И всегда он, сука, стоил ровно в два раза больше, чем я мог скопить, независимо ни от какой инфляции и экономических реформ. Если я зарабатывал триста рублей, он стоил шестьсот, если десять тысяч – он стоил двадцать, ну и так далее. Я всё время от него отставал. А тут вдруг я вырвался вперёд и купил его таки, пидараса.
Он честно мне показывал чего-то лет пять, я даже завёл себе тарелку и по вечерам вяло зевал под канал дискавери. А потом я его бросил в съёмной квартире вместе с обгорелым креслом и тарелкой, когда уезжал однажды навсегда ранним утром в город Петербург. Ну не продавать же его, прости Господи.
Купив телевизор и отнеся его в дом, я снова вышел наружу и прошёлся по периметру коммерческих киосков. Остановившись возле каждого из них, я с удовлетворением думал, что могу купить всё, что в нём находится вместе с продавщицей. Но так ничего и не купил, кроме пары банок пива туборг с потным человеком на картинке. Возможность купить что-либо без ущерба для кого-либо совершенно лишает покупку постыдной радости. Ну вот когда я, опять же работая учителем, купил себе однажды тайком сникерс, и вместо того, чтобы отнести его в семью, с наслаждением сожрал вместе с обложкой за киоском – это было стыдно, конечно, но вкусно. А так – хоть сто их покупай, хоть двести. Нет, не хочется.
Не то чтобы я вдруг додумался до такой умной мысли, что не в деньгах счастье – оно безусловно не в деньгах. Но хоть радость-то должна быть? Когда телевизор покупал – она ещё была. А тут вдруг устал как-то, и она кончилась.
Пришёл домой, выпил пива да и спать лёг.
Ценные бумаги
В девяносто третьем году я пришёл на собеседование к главному менеджеру алма-атинского отделения компании KPMG (это я для солидности написал английскими буквами, потому что очень тогда волновался). Контора эта тогда входила в биг сикс аудиторских компаний нашей вселенной, потом их стало биг файв, а сейчас не знаю, чего там от них осталось.
Так вот этот самый главный менеджер Хью Оразко (я тогда ещё не знал, что внутри конторы русскоязычные работники зовут его не иначе как «Пидоразко») задал мне пронзительный вопрос: «What do you know about seсurities?»
А я чего знал про секьюритиз в девяносто третьем году? Да ничего я не знал и сейчас ничего знать не хочу.
Однако же, жрать-то хотелось. Я незадолго до того нехуёво наварился на строительстве унитазной фабрики в Джамбульской области на деньги чеченских магнатов – долларов, кажется, на двести, но они куда-то стремительно исчезли, так что к моменту собеседования я ничего не жрал уже дня два.
И тогда в приступе вдохновения рассказал я ему про давилонскую баржу из третьего тома Николая Носова. Ну и был мгновенно принят на работу. Занял под это дело у кого-то тысячу тенге и купил десяток яиц и бутылку водки.
Узнал потом множество ненужных английских слов: брокадилаз, андерайтинг, деривативз, фьючерз.
А потом однажды солнечным осенним днём, уволившись навсегда из другой уже конторы, прайс, кажется, вотерхаус она называлась, выкинул в мусорный бак ошейник и с облегчением забыл про всё то, что эти слова могли бы означать.
Принц персии
Когда-то очень давно, году в девяносто первом что ли, когда ещё половина вас не умела толком разговаривать и правильно пользоваться туалетной бумагой, дали мне несусветную какую-то сумму денег: тысячу долларов или около того. Можно было конечно употребить эту сумму на что-нибудь тоскливое, например заплатить за электричество за последние пять лет или купить себе зимние ботинки (тем более что была как раз зима). Но скажите: какая радость может быть человеку от зимних ботинок, кроме того, что они на натуральном меху? Никакой.
В общем, я решил сделать что-нибудь смелое и сильное и зашёл в единственный в нашем городе компьютерный магазин. Год, я ещё раз напоминаю, был девяносто первый, и никакого компьютера я до той поры в глаза не видел и вообще смутно представлял себе, что он мог бы делать.
У продажной стойки стоял молодой человек неопределённой наружности (это сейчас достаточно сказать «менеджер торгового зала», и все уже понимают, о ком идёт речь).
«Есть ли у вас компьютеры?» – спросил я его решительно. «Да! – обрадовался молодой человек. В глазах его загорелся нездоровый огонь. – А вам какой бы хотелось: эй-ти или экс-ти? Тут вот только что подвезли икс-восемьдесят шестые белой сборки». «А вот это, – сказал я тупо, – чего вы сейчас сказали: эй-ти, экс-ти – они вообще чем друг от друга отличаются?»
Огонь в глазах молодого человека медленно угас: «Да ничем особенно не отличаются – серенькие, беленькие. Да посмотрите там сами в торговом зале – может быть что-нибудь приглянётся». Тут молодой человек с сомнением посмотрел на мои старые зимние ботинки.