– Надеюсь, сейчас не выяснится, что я случайно прихватила с собой утенка. Бабушка расстроится, – сказала она и принялась рыться в рюкзаке.
– Какого утенка? – не понял Сева.
– Обычного. Бабушка разводит. Они, пока маленькие, у нас в квартире живут. Пару раз было, что я приходила в институт, а они из сумки: кря-кря. Везде проскакивают всегда. Нашла!
– Что? Утенка?
– Пряники!
Леся закрыла рюкзак, убрала его и посмотрела на Севу.
– Ты какой-то ошарашенный.
– Я еще с песни Круга в ресторане в себя не приходил.
Леся засмеялась. Они направились к месту сбора. Сева шел впереди, а Леся сзади. Она специально так устроила, иначе чувствовала бы себя неловко, если бы шла и думала, что он рассматривает ее сзади. Лучше она его. Сева был ладный, милый, хороший. Сзади у него даже немного вились волосы. И все-таки почему Ярослав так и не полюбил ее?
– А что именно вы ищете? – спросила Леся, чтобы отвлечься. Мысли снова начали подталкивать ее к хандре.
– Сокровище Пугачева.
– А-а-а, точно, да.
– Что-то знаешь об этом?
– Все песни переслушала ее.
– Кого?
– Пугачевой.
Сева обернулся и остановился так резко, что Леся налетела на него и смущенно отступила.
– Ты прикалываешься? – спросил он.
Несколько секунд Леся специально моргала нарочито невинно и усиленно, а потом прыснула от смеха. От облегчения Сева тоже рассмеялся.
– Я уж подумал…
– Ну что я, дура, по-твоему, совсем? Так, пошутила просто. А вообще я и ЕГЭ по истории сдавала, и даже «Капитанскую дочку» читала.
– То есть девочка умна, но на приколе?
– Без смеха не живем. Нам с подружкой постоянно делают замечания на парах из-за того, что мы болтаем. Но мы не специально, из нас шутки рвутся! Мы бессильны.
– В нашей компании шутить над Пугачевым святотатство. Дядя обрыскал уже все возможные места, где Пугачев мог спрятать свои сокровища во время отступления. Осталась вот последняя надежда.
– А что за сокровища-то. Вы вроде про корону говорили.
– И она, и все, что награбили, Лесь. Куча дворянских драгоценностей.
– Очень дорогая куча.
– Само собой.
– И почему твой дядя так хочет их найти?
– Целеустремленный он человек.
– Ясно-о-о-о, – протянула Леся и стала совсем не к месту напевать под нос: – А ты такой холодный, как айсберг в океане…
Когда добрались до нужного места, там уже было не протолкнуться. В пространстве между головами Леся увидела на столе штук десять поездных стаканов с чаем и сваренные яйца. Одно яйцо Александр Александрович как раз чистил и при этом спокойным, но строгим голосом говорил:
– По воспоминаниям деревенской бабы, которая лечила одного из шайки Пугачева, сокровища спрятаны в одном из курганов. Карты отступлений я сверил с местностью, так что примерно понятно, какое поле имелось в виду. Но работать нужно будет много, площадь раскопок немаленькая.
Стоящие вокруг люди кивали. Леся быстро заскучала и постаралась хотя бы встать поудобнее, но места не было, и даже прислониться было не к чему. Другие пассажиры вагона ворчали, недовольные тем, что большая компания археологов перегородила им путь.
Сева пробрался на свое место рядом с дядей, поискал в толпе Лесю и подвинулся, похлопав по небольшому островку, на котором как раз Леся могла поместиться. Мурлыкая извинения, она пробралась к Севе под пристальным взглядом Маши, приняла из его рук очищенное яйцо и с удовольствием начала есть, слушая, как археологи высказывают свои предположения о том, в каком точно кургане Пугачеву было бы удобно прятать сокровища и тем более корону, какую стратегию выбрать для раскопок, сколько недель закладывать на каждый из курганов… Леся оглядела стол. Тревога немного отступила, и проснулся аппетит. Заметив Лесин взгляд, Сева протянул ей еще одно очищенное яйцо. Леся ему улыбнулась. Еще ей очень хотелось пить. От яиц во рту стало сухо, и она бы с удовольствием выпила кофейку с сахаром, но постеснялась спросить Севу, есть ли он у него.
Когда наконец собрание закончилось и все разошлись, Александр Александрович, продолжая чистить уже десятое яйцо, посмотрел поверх очков на Лесю. Смотрел долго, ничего не говоря. Взгляд его задержался на красном Лесином маникюре, и та стыдливо убрала руки под стол. Потом Леся собралась с силами и от души улыбнулась Александру Александровичу вместо того, чтобы испугаться. Ей нестерпимо хотелось пошутить, чтобы разрядить обстановку, но она не могла ничего придумать.
– Ну как вам, Олеся, начало нашего путешествия? – спросил Александр Александрович.
– Все хорошо. Но лучше Леся.
– Где вы устроились?
Леся обернулась, ткнула пальцем в сторону своей далекой полки и сказала:
– Во-о-о-он там, сбоку.
– Сбоку? Наверно, с непривычки тяжело будет.
– Да нет, вы что, мы с папой раньше часто ездили. Он летать не любит, и мы на моря обычно гоняли на поездах. А поскольку мы с папой не только трусишки, но еще и раздолбаи немного, мы покупали билеты в последний момент. Только такие места и оставались, – Леся немного лукавила. Она решила не говорить, что потом отец обязательно просил кого-то из купе поменяться с ними за дополнительную плату. И удивительно, такие люди действительно находились. Вдруг глаза Леси засветились, она вспомнила историю, которая точно заставит рассмеяться даже Александра Александровича. Это была одна из самых неловких и смешных историй в арсенале ее обаяния. – А однажды, когда мы уже ехали назад, я отравилась. Ну, в море, знаете, иногда бывают кишечные палочки. А я вот в последний день наглоталась и вообще, смех! Было очень плохо! В туалет люди попасть не могли из-за меня. Мы как раз ехали на боковушках, а мне было так плохо, так плохо, ужас. А мест в купе не было совсем! Ну никак! И папа пошел просить проводницу уступить нам ее купе. Там хотя бы умывальник был, чтобы я могла спокойно блевать. Но это еще ничего. Так получилось, что и другой мужчина тоже хотел проводницу об этом же попросить. Мой папа и тот мужчина сцепились. Как петухи стоят, грудь вперед, хвосты распушили. А мне плохо, я по стеночке сползаю. Говорю папе, что не надо ссориться, что я нормально доеду. А папа ни в какую. И тот мужчина тоже. Начался аукцион. Один говорит: тыща, другой – две. Бедная проводница чуть с ума не сошла от сумм, которые звучали в итоге. А потом папа мой как закричит: сорок тыщ! А другому мужчине жалко стало денег, это, кажется, год две тысячи десятый был, и он ушел. И мы с папой так и ехали в том купе. Как же мне было плохо, это надо было видеть. Но зато хотя бы и другим не мешала.
Леся оглядела слушающих. Странно, обычно все хотя бы улыбаются. Ну с кем не случалась кишечная палочка? Все сразу чувствовали в Лесе родственную душу после этой истории. Александр Александрович только пожал плечами.
– Всегда приятно, когда для своего комфорта есть лишние сорок тысяч.
Лесе хотелось начать объяснять, что дело совсем не в этом, что в те годы ее папа еще не занимался бизнесом и это была их заначка на черный день и что если бы тот мужчина продолжал торговаться, то отец сдался бы, потому что больше денег у него не было и он рискнул, сделав такую ставку, и еще Леся хотела добавить, что после той поездки отец набрал столько работы из-за потраченной заначки, что Леся его не видела весь месяц, но холодная сдержанность А. А. потушила весь ее запал искренности и веселья.
– Сева, что Роман, приедет в этот раз? – спросил А. А., больше не обращая на Лесю внимания.
– Не знаю, дядь Саша. Если захочет, вырвется.
– Что значит «если»? Он есть в смете, ему назначена зэпэ. Звони ему и говори, что я его жду. Столько лет ездил и упустит момент, когда мы наконец найдем награбленное Пугачевым. Ему же самому обидно будет.
Сева кивнул.
А. А. снова замолчал и посмотрел на Лесю. Она больше не могла этого выносить, попрощалась со всеми, поблагодарила за яйца и ушла на свою полку.
Несколько минут она лежала, бездумно глядя на проносящиеся за окном поля и маленькие полуразвалившиеся домики в полупустых деревнях. В голове почему-то заворочались строки-липучки, которые она выучила еще в школе. Она проговорила сухими губами очень-очень тихо, чтобы слова тонули в шуме поезда:
– Прозрачна даль. Немного винограда.
И неизменно дует ветер свежий.
Недалеко до Смирны и Багдада,
Но трудно плыть, а звезды всюду те же.[1]
Вдруг она заметила, как ей хорошо и спокойно и что никакой ипохондрии нет и в помине. Но как только она это заметила, привыкший к страху мозг тут же предложил ей вспомнить, что уплотнение на шее так никуда и не делось и нет гарантии, что врач просто не увидел его злокачественность. По телу пробежала знакомая горячехолодная волна, Леся зажмурилась и съежилась. Ей захотелось к отцу. Он всегда мог отвлечь ее шутками. А кто ей поможет здесь, в этом поезде, где нет ни одного по-настоящему близкого человека, которому было бы не наплевать на нее? И как выдержать почти два месяца с этими чужими людьми? С каким удовольствием Леся бы сейчас позвала Алю выпить кофе и прогуляться или, может, купить новые летние босоножки, или сходить на совместный маникюр.
А утята… Как Леся по ним скучала! По этому милому кряканью по утрам, по ворчанию папы, который обычно всегда закрывал голову подушкой, только бы не слышать их, по бабушкиным оханьям и вздохам на кухне: «Господи боже мой, господи боже мой! Лесенька, иди пить чай!»
И Ярослав… Воспоминания обо всех их прогулках, кофепитиях, играх в карты проносились в голосе. И как же стыдно! Боже мой! Ну зачем она призналась! Лучше бы так и продолжили дружить. Может, если бы прошло еще побольше времени, он бы точно влюбился в нее.
Леся съежилась под белой поездной простынкой еще больше и беззвучно заплакала. С чувством большой тоски она неслась на поезде в Волгоград.
Глава 9
Леся проснулась от шума. Это археологи, переговариваясь, складывали вещи и готовились к прибытию.