– Мы из археологической экспедиции.
– В земле копаетесь, что ль?
– Да, роем курганы тут неподалеку. Нам бы, хозяйка, помыться. Можно мы вашей баней воспользуемся. Мы заплатим.
Старушка внимательно оглядела пришедших к ней ребят. Все они стояли в шортах и футболках, морщась от солнца. На плечах у них висели полотенца, как будто они идут на речку.
– Можно, отчего ж нельзя. Как не помочь? Только деньги мне не надо, куда мне их тут тратить. А вот от помощи не отказалась бы.
– Без проблем! – сказал Сева. – Чем помочь? Ребят, заходите!
Все четыре часа, пока топилась баня, студенты пропалывали грядки, срывали огурцы, собирали клубнику под довольные восклицания старушки, имя которой, как они узнали, Надежда Ивановна: «Вот какие молодцы! Вы молодые! Раз, раз и готово! А я бы неделю возилась».
Наконец работа была сделана.
В баню решили идти по четверкам. Девочек, так и быть, пропустили первыми. Леся с Катей, не стесняясь, вытянули вверх сразу две руки, чтобы и часа больше не терпеть пытку грязью. С ними вызвались идти еще две девушки: аспирантка Света и первокурсница Женя.
Оставив остальных нежиться на солнышке, девушки вошли в старый предбанник. Вокруг выключателя паук свил богатую паутину. Леся не решилась просунуть туда руку, и пришлось это делать Свете, как самой старшей.
В предбаннике была только одна узкая скамейка. Девушки сложили на нее одежду и по одной забежали в натопленную жаркую баню.
Когда Леся оказалась на верхней полке и ощутила, как от мокрого пара и жара расслабляется ее тело, с радостью вдохнула. Девушки сели рядом.
– Может, взданем? – предложила Катя.
Все лениво кивнули.
Катя подошла к печке, взяла ковшик и осторожно, держась в стороне, плеснула на печку. С шипением баню заполнил пар. Жар окутал все тело Леси, у нее на секунду перехватило дыхание. Минут пятнадцать они лежали молча, вдыхая запах деревянной бани и свежих веников из березы.
Катя снова подошла к печке с ковшиком. Плеск! И пш-ш-ш-ш-ш-ш-ш…
– Ой, девочки, – сказала Света, морщась от жара, – смотрю я на вас и завидую. Какие у вас у всех фигурки. Загляденье. Такие вы молоденькие, мягонькие, нежные.
Леся посмотрела на Свету. Она сидела, сгорбившись, неловко закрывая руками живот.
– Ты что, – сказала Катя, – я же толстая. Шестьдесят семь килограмм при росте метр шестьдесят. Иногда чувствую себя слоном в посудной лавке. Особенно рядом с вами.
– Не говори глупости, – ответила Света. – У тебя фигура, как у Венеры Ренессанса.
– Можно подумать, они худые.
– Они красивые. Все-таки красота не в худобе, а в здоровье. А у меня все тело в растяжках после родов, – Света повернулась и провела рукой по животу. – Никак не могу восстановиться. Да тут уже своими силами и не восстановишь, надо на пластику идти.
Леся повернула голову и оглядела Свету, но увидела только живот, благодаря которому смог появиться на свет целый человек. И было в этой силе жизни и могуществе человеческого тела что-то настолько завораживающее, что белые растяжки никак не могли развеять это чарующее осознание.
Потом стали париться. Леся пищала, но просила Катю не сбавлять силу.
Во время мытья Леся тщательно привела все тело в порядок, как ей нравилось, и все девушки довольные, краснощекие, расслабленные, намотав на волосы полотенца и надев чистую одежду, вышли из бани, уступив место другой четверке.
На улице их ждал вытащенный парнями обеденный стол, на котором стояли кружки и чайник с горячей водой.
– Пейте, пейте, мои хорошие, – сказала Надежда Ивановна, – чай свеженький. С мелисской, с мятой. Все свое.
Леся подошла к старушке и неловко спросила:
– А можно я немного вишни утащу с кустов? Я очень люблю ее.
Надежда Ивановна рассмеялась:
– Спрашиваешь еще! Конечно! Ешь на здоровье.
Леся забежала за дом, где ее ждали кусты вишни. Она давно их приметила, еще во время прополки. Вдруг она увидела среди веток Рому. Счастье от предвкушения сразу пропало. Она даже, наверно, ушла бы, но он заметил ее, и пришлось подойти.
– Я тебе помешаю, наверно, – сказала она.
– Не парься. Ешь. Она вкусная.
Леся встала по другую сторону куста. Первые несколько минут ей было неловко, сквозь ветви вишни она наблюдала, как Рома срывает ягодки и бросает их в рот, какой у него сосредоточенный вид, как нахмурен лоб, будто он думает о чем-то важном. А потом ее заворожило, как вышедшее из-за облаков солнце подсветило вишневый куст. Ягодная кожура стала будто прозрачной, и солнечные лучи высветили темную мякоть и косточку. Леся сорвала ягодку и бросила в рот, прижала ее языком к нёбу и почувствовала кисловато-сладкий сок. Леся поморщилась и перевела взгляд на Рому. Он смотрел на нее. Леся покраснела.
– Что? – тихо спросила она.
Рома покачал головой и продолжил есть вишню. Леся тоже вернулась к своему занятию. Но нет-нет да и натыкались их взгляды друг на друга, и каждого из них тянуло улыбнуться после такой встречи.
Глава 12
Тем временем уже почти раскопали первый курган. Чем ближе они продвигались к материку, не находя никаких признаков сокровищ Пугачева, тем раздражительнее становился Александр Александрович. Он смотрел исподлобья каждый раз, если кто-то начинал копать медленнее, чем обычно, садился передохнуть или просто разгибал спину. От такого взгляда отдыхающему становилось неловко, и он снова брался за лопату.
Когда наконец работа с первым курганом была окончена и единственной находкой стали захоронения, А. А. поджал губы, воткнул лопату в землю с такой злостью и силой, что все невольно сжались. Но он быстро взял себя в руки, велел всем завершать работу, задокументировал все, что необходимо, и ушел в лагерь.
После раскопок второго кургана, еще через две недели, реакция была такой же, но в этот раз А. А. вечером ни за что ни про что сорвался на одну из первокурсниц, Настю, когда та пожаловалась на усталость. Он при всех отчитал ее за то, что она ненастоящий историк и ненастоящий археолог, если физические неудобства так влияют на нее, и что, может, ей стоит подумать о смене факультета, потому что совершенно очевидно, что такое нежное создание никогда не принесет в науку ничего стоящего. Настя проплакала весь вечер, и все как могли старались успокоить ее. Леся лично три раза заваривала травяной чай, чтобы унять Настину истерику. В один из таких походов к чайнику и газовой плите она увидела, что под тентом на обеденном бревне сидит Рома и читает что-то на электронной книге, отмахиваясь от комаров.
– Привет, читаешь? – спросила Леся, а сама мысленно скривилась от того, как глупо прозвучал ее вопрос, ведь очевидно, что он не фильм смотрит.
Рома оторвался от книги и оглядел Лесю, а затем кивнул.
– Что там, как?
Леся пожала плечами. Чайник обычно закипал за пять минут, поэтому, чтобы не стоять в неловкой тишине, нужно было поддерживать разговор.
– Настя плачет, все никак не может успокоиться. Ты меня извини, но А. А. очень плохо поступил. Это уже совсем… И ведь понятно, что ему пар нужно было на ком-то выместить. Некрасиво.
– А как бы ты себя вела, если бы поставила на кон все и проиграла?
– И все равно он не прав.
Рома пожал плечами.
– Какое-то избиение младенцев, – пробурчала Леся, переступая с ноги на ногу.
Рома улыбнулся, услышав ее.
– На кого ты учишься? – спросил он вдруг.
– На филолога, а что?
– Да так. У тебя, кажется, чайник вскипел. Наливай, а то остынет.
Леся отключила плиту и взяла кружку. В голове у нее заворочалась строчка из песни после того, как Рома сказал «наливай». Леся и рада была бы сдержаться и промолчать, но ее любящая шансон натура рвалась наружу, поэтому, насыпая в кружку душистую мяту и мелиссу, а потом заливая их кипятком, Леся пропела под нос: «Так наливай, поговорим до зануды, до зари про мужицкие дела и про женские тела».
Она надеялась, что Рома не услышит ее, но краем глаза Леся увидела, как он поднял голову и прислушался. Около Лесиного ухо пронзительно зажужжал комар. У Леси все внутри сжалось.
– Да, это Михаил Шуфутинский, – скромно сказала она. – Папа эту песню включал, когда мы ехали в школу. Я маленькая… ну как, лет двенадцать мне было. Было так стыдно петь про женские тела при папе, но я все равно пела.
– А папа?
– А папе ни про что не стыдно. Он говорит, от жизни не сбежишь, поэтому лучше про нее шутить и петь.
Рома широко улыбнулся и долго не отводил от Леси взгляда. Она подпрыгнула, вспомнив про чай, и убежала.
При раскопках третьего кургана случилось несколько историй. В один из дней сонная и разморенная жарой Леся, ничего не подозревая, опустила лопату в землю, надавила, и вдруг!.. Из-под слоя земли выскочил череп и посмотрел на Лесю так, будто сейчас рассмеется. Леся завизжала, а потом пробормотала на всякий случай от сглаза три раза: «Вокруг меня круг».
– О, Йорик, – флегматично сказала Катя, подходя к Лесе. – И такое бывает. А как ты хотела? В земле не только сокровища закапывали, еще и людей.
Подбежали все аспиранты и Александр Александрович. Стали бережно очищать кости от земли. Через час, когда скелет уже был виден полностью, археологи еще немного поизучали его. Леся не особо понимала, что они делают.
– Пытаются понять пол и сколько было человеку, когда он умер, – прошептала ей на ухо Катя.
– А как это возможно?
– Видишь, Сан Саныч осматривает челюсть. По состоянию зубной эмали можно узнать очень много. А теперь вот он смотрит на швы черепа, а потом будет изучать состояние суставов. А пол определяют по размеру таза, у женщины он шире.
Леся затаила дыхание так, будто смотрела кульминационный момент в сериале. Наконец Александр Александрович сказал:
– Судя по всему, это женщина, умерла в возрасте примерно тридцати лет. Сева, – он повернулся к племяннику, – надо сложить ее кости в мешок и отправить на радиоуглеродный анализ.
«А если эта женщина и есть Ульяна?» – мелькнула в голове Леси мысль, но она постеснялась ее озвучить.