– Да ты что, Кать! Такой день раз в году.
– Не хочу, Лесь, неловко. Люди работать приехали, серьезные деньги потрачены на все это, а я тут, здрасте, родилась.
Леся ничего не ответила, но себе отметку в голове сделала, что Катю нужно будет поздравить обязательно.
В таких размышлениях она задремала и проснулась от того, что захотела в туалет. Как она не любила пить на ночь именно из-за того, что приходилось плестись в биотуалет!
Стараясь не шуметь, Леся выбралась из палатки, трясясь от ночной прохлады, добежала до туалета, а затем, разобравшись со своим мочевым пузырем, выскользнула на улицу. Ей стало так хорошо и спокойно, что она подняла глаза к небу и залюбовалась огромными яркими звездами. Такими яркими они бывают только вдали от городов.
Вдруг ее внимание привлек шум. Леся огляделась. Луна светила хорошо, и Леся увидела Севу. В расстегнутой рубашке, весь какой-то взъерошенный, он выбирался из одной из палаток. Леся знала точно, что он жил в другой с Ромой. А в этой же… Леся задумалась и посчитала. Третья от кургана. Кажется, там жила Маша. И кажется, Маша жила одна.
Леся тяжело вздохнула. Ей захотелось расплакаться, и она снова подняла глаза к небу. Звезды стали расплываться.
Видимо, нравилась она Севе не так уж и сильно, если по ночам он бегал в палатку к Маше.
Леся вернулась к себе. Катя еще не спала и ворочалась. Леся, почему-то дрожа, рассказала ей об увиденном. Катя сказала ей, что в этом нет ничего такого, что в конце концов Сева ничего Лесе не обещал, что они даже не в отношениях, и Леся все это понимала, ее разум соглашался с Катей, но сердце твердило: «Так я не хочу». А как хочет, Леся не могла ответить. В ее жизни еще не случалось такого, чтобы ее сердце без задней мысли откликалось на происходящее. Даже с Ярославом.
И что особенно Лесю занимало, так это не тоска по Севе. Она не чувствовала той боли, которую чувствовала, когда Ярослав предложил ей не переходить грань дружбы. Скорее в этот раз Леся чувствовала разочарование и досаду, как ребенок, которому обещали мороженое после больницы, но обманули.
Глава 14
Утром птенец выпал из гнезда на березе и разбился. Его нашла Леся. Она пошла умываться, собиралась уже открыть воду, думая о своем, как вдруг увидела в раковине пернатое тельце с малюсеньким клювом.
Леся сделала шаг назад, немного постояла, потом снова приблизилась к умывальнику. Круглый животик остановился и не ходил вверх и вниз.
Леся поспешила обратно.
– Там птенец умер, – сказала она Севе и Роме, пьющим растворимый кофе из металлических кружек. – В раковине. Надо как-то убрать.
Парни переглянулись. Сева хотел было встать, но Леся быстро сказала:
– Ром, тебе не сложно? А то Сева еще не доел.
Рома встал, не подав виду, что его удивили Лесины слова. Они подошли к умывальнику.
– Ты что, его просто выкинешь? – спросила Леся, наблюдая, как Рома надевает садовые перчатки и поднимает тельце птенца.
– Хотел подальше отнести и под каким-нибудь деревом оставить.
– Надо похоронить. Подожди.
Леся вернулась за лопатой. Сева вопросительно на нее посмотрел.
– Мне ямку надо выкопать, – ответила Леся.
Держать мертвого птенца Леся отказалась наотрез, поэтому копала под березой сама, а Рома стоял и смотрел. Ямка получилось совсем маленькой. Рома опустил в нее трупик, и Леся, стараясь не смотреть на приоткрывшийся клюв, быстро закопала. Она думала, что у нее в голове будет много мыслей о вечном, о жизни и смерти, но все получилось так быстро, что в голове было совсем пусто. То же самое было и на похоронах мамы. Ни единого стоящего размышления она не принесла в тот день с похорон.
– Жалко его, – сказала Леся.
Птицы чирикали, ни на секунду не умолкнув.
– Жалко, а что делать, – отозвался Рома.
Леся бросила взгляд на Рому. Тот был серьезен. Леся удивилась, что он не высмеял ее желание похоронить птенца. Грубоватый по своей натуре, отец обычно всегда без лишних сентиментальностей относился к собакам, кошкам, птицам и смотрел на Лесю с удивлением и смехом каждый раз, когда она плакала из-за умершего утенка, бездомного котенка или щенка с перебитой лапой. И поэтому такое чуткое отношение Ромы к умершему птенцу, такое уважение к ее чувствам, глубоко тронули сердце Леси.
На душе у Леси было торжественно грустно. Конец июля, чириканье птиц, гомон голосов, – все это ощущалось особенно ярко, как будто этот эпизод имел какое-то особое значение. Но какое? Леся не могла сказать.
Когда они вернулись в лагерь и Леся села на обеденное бревно, Сева спросил, оглядывая их двоих:
– Ну что там у вас?
Леся подняла на него глаза.
– Что?
– Птенца похоронили?
– А, да. Очень жалко.
Воспоминания о смерти заставили ее вспомнить о жизни, и, когда все шли к курганам, готовясь провести еще один день, раскапывая горы земли, Леся тихонько потянула Рому за край футболки и знаком попросила его чуть отстать от всех. Раньше бы она обратилась к Севе, но теперь ее, как свечу, будто залили водой. Она не была обижена, наоборот, на душе было спокойно – теперь не нужно бояться, что он вдруг ее поцелует.
Рома удивленно приподнял брови и стал ждать, что Леся скажет.
– Ты извини, пожалуйста, заранее, но просто мне больше не к кому… Понимаешь, только у тебя есть машина… И в общем, мне правда неудобно, что так… Ты не обязан, конечно, но все-таки.
– Лесь, чем помочь? Я пока ничего не понимаю.
Она подняла на него глаза. Он смотрел так просто, без зла, что она набралась наглости и выпалила:
– Ты не мог бы отвезти меня в город? У Кати завтра день рождения, и я хотела купить для нее торт и свечи. Она сама стесняется говорить, а я думаю, ну кому не хочется, чтобы ему уделили внимания в такой-то день! Конечно, – затараторила Леся, – нас может не отпустить А. А., но я напомню ему, что он виноват передо мной. Я думаю, что проблем не будет. Я притворюсь, что мне срочно нужно купить таблетки, и мы уедем. Ты сможешь? Тебе не трудно?
– Без проблем. Сева тоже умеет водить. Если хочешь, я отдам ему ключи.
Леся покраснела и отвела глаза.
– Нет, не нужно. Но если тебе лень ехать два часа в одну сторону… Я понимаю, конечно… Мне очень неудобно.
– Поедем, – прервал ее лепетание Рома. – Нормально. Два часа – ерунда, я люблю водить и ездить.
– Тогда договорились? Выедем завтра утром? Все работать, а мы в город.
– Хорошо. Я думаю, что смогу подкинуть тебе хороший предлог. У нас закончился чай, кофе и почти иссякли запасы консервов.
– Так даже хорошо! Так Катя точно не подумает ничего такого, если мы уедем.
Александр Александрович отпустил Рому и Лесю легко. После того случая с розыгрышем он старался не смотреть на Лесю и лишний раз не общаться с ней, поэтому, когда она вошла к нему в рабочую палатку, А. А. даже не дослушал ее до конца и почти сразу сказал, что он не ее начальник, что она гостья в этой экспедиции и может ехать, куда захочет. Тогда Леся попросила его перед всеми дать им с Ромой поручение, которое послужило бы предлогом. На это он тоже кивнул, не поднимая взгляда от своих записей.
Леся волновалась, что, погруженный в свои переживания о сокровище, А. А. просто-напросто забудет о ее просьбе, но нет, за завтраком на следующий день он громко сказал, что запасы еды истощились и кому-то нужно съездить в город, чтобы купить все необходимое. Леся с удовольствием выбросила руку вверх, чтобы никто не успел ее опередить. Довольная тем, что ее план удался, она запрыгнула в машину к Роме. В ней было страшно душно, как в бане. Сиденье обжигало обнаженные ноги. Когда Рома включил кондиционер, Леся облегченно вздохнула.
– Ну что, поехали? – улыбнулся Рома, приспустив на нос солнцезащитные очки и глядя на Лесю.
Первые полчаса Леся трещала без умолку. Она чувствовала себя виноватой из-за того, что по ее прихоти Рома тратит столько времени, и считала себя обязанной хотя бы легким и веселым разговором скрашивать их поездку. Но через полчаса Леся выдохлась. Она мало спала ночью, волновалась из-за того, что весь день должна будет провести в компании парня, который ей нравился, и сейчас глаза ее начали слипаться, но спать она себе не позволяла.
– Вот бы сейчас кофейку бахнуть, – сказала она, зевая.
– Я могу остановиться у ближайшей заправки. Там и перекусим что-нибудь.
– Давай! А мы с папой всегда так делаем. Это наша любимая традиция. Если куда-то едем, всегда заезжаем на заправку, берем кофе и хот-дог. Папа у меня вообще-то старается следить за питанием, ходит в зал еще постоянно, но хот-дог с кофе на заправке для нас – святое. Бывает, что мы даже специально из дома выезжаем на час раньше, чтобы перед его работой и моим институтом успеть перекусить. Бабушка нас ругает, говорит, что лучше бы мы дома полезно питались. А как… Дело же не в еде, дело же в нас с папой, в заправке… Ну не знаю, это просто важно, и все.
– Ты постоянно про папу с удовольствием рассказываешь, как я заметил.
– Ну а зачем мне говорить про него плохо? Он у меня самый лучший. Всегда меня защищал. Однажды знаешь, что было! Это ужас! Одна девочка в школе пожаловалась, что я ее задираю. А я никогда в жизни! Я со всеми дружила всегда. Не знаю, почему она решила такое сказать, завидовала, наверно… Не знаю! Но в общем, завуч так орала на меня! Эта девочка вроде была ее племянницей. Завуч говорила, что мое место на улице под мостом, что я идиотка, что из меня никогда ничего не получится. И тут вдруг влетает папа. Его, видимо, вызвали, но разбор полетов решили устроить, не дожидаясь. Завуч так орала, что он все слышал еще в коридоре. Он тогда наорал на нее. С матами даже, кажется. Сказал, что, если еще раз она что-то такое мне скажет, он ее уничтожит. Он прямо по слогам сказал, я запомнила: у – ни – что – жу. Папа тогда еще в суде работал, и завуч испугалась. Я тогда так им гордилась. Помню, мы уходили из кабинета, а я обернулась и посмотрела так хитро и самодовольно на ту девочку, которая меня подставила: типа, вот, смотри, завидуй. Ну суки они обе, короче, – простодушно закончила Леся.