Зазвонил домофон. У Леси внутри все подпрыгнуло. Она поцеловала бабушку в мокрые щеки и убежала открывать.
Затаив дыхание, Леся прислушивалась к шагам в подъезде. Вот первый этаж пройден… Вот второй… Вот третий…
Леся распахнула дверь и увидела Рому. Волосы у него были еще непривычно короткими после армии, а черты лица стали строже. Он стоял с двумя букетами цветов и бутылкой коньяка.
– Не опоздал? – спросил Рома необычно взволнованно.
Леся поняла, что сегодня в квартире не будет ни одного спокойного и здравомыслящего человека.
– Проходи, проходи!
Она взяла у него подарки, подождала, пока он разуется, потом быстро и нежно прильнула к нему.
– Леська, – протянул он, зарываясь носом в ее волосы.
– Знай, что папа боится тебя не меньше, чем ты его, – прошептала Леся Роме на ухо.
Рома рассмеялся, затем отстранился и протянул Лесе один из букетов.
– Спасибо, – сказала она и опустила нос к цветам. Их запах напомнил ей волгоградские степи, палящее солнце и бесконечные слои земли.
– Второй для твоей бабушки. Ничего, хороший?
– Замечательный, очень красивый. Бабушка любит цветы. Она с дачи постоянно привозит кучу букетов.
Леся взяла Рому за руку и повела в зал.
– Осторожно, не наступи на утят, – сказала она.
Рома тут же опустил взгляд на пол.
– Ради безопасности утят я лично готов подраться, – сказал Валерий Евгеньевич, идя навстречу Роме и протягивая ему руку. – Я очень люблю этих пушистиков, – добавил он, доверительно понизив голос.
– Пап, ну что ты хоть мелешь! – рассмеялась Леся. – Ты их постоянно предлагаешь зажарить. Ой, бабушка! У нас же курица в духовке! – и Леся убежала на кухню.
– А когда-то эта курица была цыпленком и тоже бегала по этому дому, – философски добавил Валерий Евгеньевич.
– Рома, вы не верьте этому балаболу, – сказала бабушка, подходя к гостю. – Валер, кем ты нас выставляешь! Мы куриц не разводим, потому что очень любим их есть. А если начнем разводить, привяжемся. А вот уток мы не едим.
– Звучит разумно, – отозвался Рома и протянул Лесиной бабушке букет цветов. Та сразу заахала, расчувствовалась и вышла из комнаты, чтобы никого не смущать слезами.
Рома и Валерий Евгеньевич остались наедине. Оба не знали, что сказать, оба волновались, оба любили Лесю и хотели ради нее друг с другом поладить.
– Это вам, – Рома протянул Валерию Евгеньевичу коньяк. – Надеюсь, вы такой пьете.
– Что значит «вы пьете»! Проходи, садись, вместе и по рюмашечке… Котенок, будешь?
– Пап! – возмутилась Леся, вынося из кухни большое блюдо с куриным филе и запеченными овощами.
– Все, все, ты не любишь, я помню.
Наконец все сели за стол. Бабушка почти ничего не ела, только смущенно смотрела в тарелку и изредка бросала восхищенные взгляды на внучкиного друга. Очень он ей понравился, такой высокий, красивый, вежливый.
Леся поочередно накладывала еду то папе, то Роме и прислушивалась к их разговорам с замиранием сердца. Больше всего на свете она боялась, что отец и Рома не поладят, слишком во многом они были разные. Рома вообще не пил и не любил этого, как и Леся, но сегодня, она заметила, он сделал исключение и не стал отказываться от налитой рюмки. Видимо, помнил, что Леся говорила, что отец старой закалки и для него не бывает уютных застолий без алкоголя.
– Котенок, а давай мы с тобой споем! – предложил Валерий Евгеньевич.
– Ну па, ну не надо.
– Леська у нас любит, – добавил отец, обращаясь к Роме.
– Да я заметил. На раскопках она постоянно что-нибудь напевала.
– Да? Вот молодец! Вот ты скрасила этим занудам поездку. Ой, Рома, а ты…
– Я архитектор, но тоже зануда.
– И правильно! Леська тоже иной раз как занудит, аж тошно становится. О, котенок, а ты рассказывала Роме про тот случай с МРТ?
Леся смутилась под пристальным взглядом Ромы. Они переписывались весь год, пока он был в армии, и она уверяла его, что таких приступов ипохондрии и тревоги, какой он наблюдал, у нее ни разу больше не было. Не хотелось заставлять Рому переживать, но на самом деле иногда, особенно первые пару месяцев после возвращения в Москву, она проигрывала своей ипохондрии и ходила проверяться. Так один раз она подумала, что головные боли явный признак рака мозга, и оказалась на МРТ. «Это нормально, – говорила ей психотерапевт, к которому Леся все же начала ходить, – ничего страшного. Постепенно старые привычки мышления и поведения будут ослабевать».
– Так что там с МРТ? – спросил Рома.
Отец засмеялся.
– Лесь, ну скажи, это правда смех! Что ты мне потом написала?
– Что мне не понравилось лежать в аппарате МРТ, потому что врач запретил мне петь. Там просто нельзя губами шевелить, – пояснила она.
Все за столом рассмеялись, и атмосфера стала совсем легкой.
Когда в конце вечера Леся ушла заварить чай, а потом вернулась, увидела, что бабушка дремлет прямо за столом, опустив голову на грудь, а Рома и отец о чем-то переговариваются.
– Что такое? Какие-то вы таинственные, – сказала Леся шепотом, чтобы не разбудить бабушку.
– Ничего, ничего, котенок, ты не переживай. Доставай пока тортик, нарезай, а мы с Романом отойдем.
И под изумленным взглядом Леси отец и Рома закрылись в ванной. Леся ничего не понимала, но все же сделала, как попросил отец. Когда мужчины вышли и как ни в чем не бывало сели за стол и принялись пить чай, Леся не выдержала.
– Ну что?!
– Я потом тебе скажу, Лесь, – сказал Рома и улыбнулся.
А отец добавил со всей серьезностью, на которую был способен:
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.
Леся поджала губу.
Через полчаса Рома с Лесей собрались уезжать. Их еще ждал ужин с Лесиными и Ромиными друзьями. За один вечер они решили всех перезнакомить.
Валерий Евгеньевич их провожал в коридоре. И когда они ушли, закрыл за ними дверь.
– Так о чем вы говорили с отцом? И зачем надо было запираться в ванной? – услышал он, как Леся спрашивает Рому в подъезде.
Слабо улыбнувшись, Валерий Евгеньевич вошел в зал, накрыл тещу пледом, поцеловал ее в морщинистую щеку и сказал тихо, чтобы не разбудить:
– Выросла наша с тобой девочка, выросла. Скоро будем на свадьбе гулять.