До Лесиного дома тоже решили идти пешком. Хоть и стоял прохладный март, но ветер уже был по-весеннему нежный. Солнце грело спины.
Они взяли кофе с собой. Леся ловила на себе взгляды Ярослава, видела, как он смотрит на ее губы, на вырез юбки, на талию, которую подчеркивает тренч. Леся еще никогда не влюблялась, но все-таки что-то во всем этом понимала. Он точно влюблен в нее. Она чувствовала и видела.
Но только когда же, когда он скажет?
С сонных берез вспорхнула стая грачей, и Леся вздрогнула.
Ну почему он молчит, почему говорит не о том?
Лесе не терпелось поцеловать Ярослава. Она знала, что этот поцелуй не будет ошибкой, что он не будет ей противен просто потому, что это Ярослав. В его глаза она так любит смотреть во время смеха, что закрыть свои, ощутив его губы на своих, было для Леси большой и счастливой девичьей мечтой.
И наконец, когда до Алиного дома оставалось идти еще минут десять, Ярослав сказал:
– Кстати, по поводу нашего дальнейшего общения.
Леся подняла глаза к небу.
– Ты не представляешь, солнце, насколько ты невероятная и насколько сильно я хочу и дальше быть в твоей жизни, общаться, шутить.
Лесино сердце забилось, к горлу подкатил ком. Счастье было таким сильным, что Лесе казалось, что если она не заплачет, то взорвется.
– Поэтому я хочу остаться в рамках дружбы. Дружба – более долговечна, чем отношения. А я правда не хочу, чтобы наше общение заканчивалось.
Как он сказал?
Леся прекрасно слышала, что сказал Ярослав, но никак не могла понять. Именно оттого, что она так сильно ему нравится, он хочет дружить, а не целовать ее?
Повисла пауза. Леся не могла себе позволить сейчас расплакаться, поэтому весело улыбнулась, перевела взгляд с неба на Ярослава, протянула ему руку для рукопожатия и сказала:
– Ну привет, друг.
Ярослав не стал долго вглядываться в лицо Леси, к ее счастью, потому что актрисой она была хорошей, но держать маску долго не умела. Он перевел взгляд на протянутую руку и с улыбкой пожал ее. Тепло его ладони заставило Лесю вновь бессмысленно повторять внутри себя: «Не понимаю… Дружба?» Смысл его слов никак не укладывался в ее голове. Все картинки, которые она рисовала, их и ее первый поцелуй, их будущие романтичные поездки на машине, просмотры фильма вместе, ее признание, которое она готова была произнести, – все это вмиг лопнуло и разлетелось, будто было одуванчиком и кто-то подул. Леся и рада была бы собрать снова, но как уже поймать все эти семена-парашютики? Только смотреть, как они летят, и плакать.
Время растянулось, как жвачка, которую долго жевали, – то есть стало тонким, рваным, вечным и безвкусным. Лесе казалось, что она вот-вот упадет на колени и разрыдается, но нужно было держаться.
«Вот последний перекресток, а там я уже у Али… Вот смех! Это комедия!»
Никогда еще Леся не была такой веселой и не шутила так остроумно, как в те десять минут, которые ей нужно было вытерпеть с Ярославом. Она готова была пожертвовать все свое чувство юмора этим минутам и даже заплатить всеми смешными моментами, которые когда-либо будут в ее жизни еще, только бы Ярослав не увидел ту глубокую тоску и ту боль, которые она испытывала.
У подъезда Леся не смогла посмотреть Ярославу в глаза, поэтому взгляд ее уткнулся в его пиджак, они обнялись на прощание.
– Я тебе завтра напишу, ты не против? – спросил Ярослав.
– Конечно, не против! А почему должна? Пока, друг! – Леся шутливо чмокнула Ярослава в щеку, а переступив порог подъезда, отпустила себя. Лицо ее скатилось так, как обычно скатывались капли дождя по стеклу – безнадежно, безвозвратно. На место натянутой улыбки пришли опущенные уголки глаз и губ, будто кто-то потянул их вниз сильной рукой.
Леся ехала на шестой этаж и бездумно смотрела на себя в зеркало. Глаза ее постепенно краснели.
«Как же так? – билась в голове только одна мысль. – Он совершает большую ошибку. Это могла быть хорошая любовь… Он не любит меня… Не любит. Не. Лю. Бит. Не любит. Не лю-ю-ю-ю-юбит. Вот и весь разговор. Не полюбил».
Когда Аля открыла дверь, Лесино лицо уже покрылось красными пятнами. Из глаз текли слезы, а из ноздрей – сопли.
– Что? Леська?
– Аль! – Леся захлебнулась слезами и слюнями и сложилась пополам прямо в подъезде. – Он предложил дружить.
Наконец горький, почти дикий плач, не сдерживаемый никакими правилами приличия и никакой гордостью, вырвался из Лесиной груди.
Ярослав сдержал слово и с тех пор действительно никак не пытался перейти черту дружбы. К Лесе он относился с теплом, продолжал звать ее в кафе и в кино и всюду за нее платил. Леся же поначалу продолжала поддерживать дружбу только по одной причине – из-за уязвленной гордости. Прекратить с ним общение – значило признать, что она расстроена, что она ждала другого развития событий, и, значит, оказаться в унизительном положении. А Леся была гордой девчонкой, как говорил отец, она не могла позволить такого. Но это поначалу. Постепенно боль и разочарование утихли, и, поскольку особо в их с Ярославом общении ничего не изменилось, Леся легко смирилась с мыслью о том, что пока что они будут дружить. А потом, кто знает… Она же хорошая девчонка, неужели в нее нельзя влюбиться?
Они сближались. Ярослав не лукавил, когда говорил, что надеется на то, что у них получится стать близкими друзьями. Он и правда постепенно впускал Лесю в свое сердце. Сидя с Лесей в машине перед ее подъездом, он в уютной темноте салона рассказывал, что в детстве его дразнили за большие уши и что его первая любовь, она же невеста, три месяца изменяла ему с другим, а он ничего не замечал.
– Ты очень расстроился, когда узнал?
– У меня в голове не укладывалось, – честно сказал Ярослав. – Просто не укладывалось, и все.
Леся поняла, какое чувство он имел в виду. То же самое было и с ней, когда он предложил остаться друзьями.
Леся тоже прониклась их дружбой. Она рассказывала ему, что ей очень важно нравиться людям и она готова на изнанку вывернуться, только бы никто не подумал о ней плохо, что на филологический она поступила только ради языка, ей нравится видеть тонкости, которых не замечают другие, нравится уметь отличать древнерусское слово от старославянского, нравится видеть связи и параллели с другими языками, а литературу она не любит.
– Я не понимаю концепцию литературы.
Ярослав смеялся.
– Нет, ну правда! Вот стихи хорошо, а большие тексты… Я что, больная, жизнь гробить на несуществующих людей. Вот еще…
Ей было стыдно говорить это, потому что все – конечно, кроме Али, – думали, что она ночами читает «Войну и мир», а не смотрит клипы Басты.
Леся боялась, что эта информация повредит ей в глазах Ярослава, но он только улыбался и смеялся, когда она говорила что-то в своем, немного сумасбродном духе.
Еще она рассказывала, что в детстве была толстой и некрасивой («Серьезно, как пончик с челочкой пажа»), что стала терять вес только в пятнадцать, когда тяжело заболела ветрянкой, и что занимается вот уже четыре года в зале, потому что боится вернуться в тот, доветрянковый вес, как она его называла.
Разговоры Леси и Ярослава по вечерам в машине становились все искреннее и теплее. Примерно так Леся и представляла их отношения: уютные, близкие, без масок. И оттого иногда, когда она выходила из машины Ярослава и оставалась одна, на нее накатывала страшная боль из-за того большого чувства, которое она вынуждена была давить и держать подальше, в самой глубине души.
Именно поэтому особенное удовольствие доставляло Лесе рассказывать Ярославу о своих свиданиях с другими. Ей хотелось, чтобы он видел, что ни капли она не хотела с ним целоваться, и что тот разговор об отношениях никак не повлиял на нее, и что есть куча других парней, которым она нравится, и что стоит ей только захотеть… Ярослав, в свою очередь, тоже иногда рассказывал Лесе о некоторых своих встречах с девушками, но в основном предпочитал молчать об этой части своей жизни.
В такой форме их дружба выдерживала уже целых три месяца.
Глава 4
– Я хорошо выгляжу? – спросила Леся подругу.
– Куколка!
– Вот и хорошо. Пусть смотрит, – сказала она, а потом на секунду задумалась. – Аль, он ведь никогда не приходил с девушками на вечеринки. Аль… – Леся почувствовала, что снова наворачиваются слезы, сурово потрясла головой, крепко взяла подругу за руку, и вместе они вышли из уборной.
Все эти три месяца Леся верила, что Ярославу просто нужно время, что он обязательно поймет, что раз им так хорошо вместе, то стоит хотя бы попробовать, хотя бы дать шанс, не рубить на корню…
Но если… Если дело не в том, что ему нужно время? Если он правда просто так и не полюбил? Нелюбовь. Такое страшное, такое холодное и бетонное слово. Его не сдвинуть, не поколдовать над ним, не полить на него водой, надеясь, что появятся ростки. Это слово мертво. В нем нет жизни, нет будущего.
Музыка вырвала Лесю из ее мыслей и, как тяжелое покрывало, накрыла их с Алей с головой, как только они вернулись в главный зал. Леся выпила бокал шампанского, и тоскливые тягостные мысли немного отступили. Даже касаться уплотнения на шее она больше не хотела. Лесей завладевало какое-то сумасшедшее бессилие. Она боялась рака, боялась потерять Ярослава. И ни на что из этого не могла повлиять.
Где же Ярослав? Ни одно лицо не было Лесе близко и знакомо. Где Ярослав? И где… та… Та, с которой он захотел начать отношения. Хотя, конечно, наверняка Леся не знала, кто эта девушка, с которой он пришел. Может, и нет у них отношений, но симпатия-то есть наверняка!
Заиграли песни «Зверей».
– Давай потанцуем? Отвлечешься, – сказала Аля.
Леся кивнула. Она сама понимала, что на боли нельзя зацикливаться, иначе – затянет, как болото.
Леся и Аля протиснулись в центр танцующей толпы. Леся посмотрела в потолок. Когда светомузыка становилась синего или желтого цвета, Леся видела небольшую трещину в потолке. «Все, что тебя касается». Интересно, кто же все-таки ему та девушка? «Все, что меня касается». Она посмотрела по сторонам – и вокруг только чужие плечи, щеки, волосы. «Ты задеваешь меня за живое». Чем она лучше? Леся держала глаза немного прикрытыми и танцевала. «Почему он выбрал ее, а не меня?» – думала Леся.