Сейчас, увидев дочь в истерике у больницы, Валерий Евгеньевич понял, что дело серьезное и шутки кончились. Что-то по-настоящему страшное плескалось в Леськиных глазах, и даже он, всю жизнь считавший, что любые проблемы с головой лечатся банькой и водочкой, позвонил своей бывшей любовнице Анне, которая работала клиническим психологом, и обрисовал ей ситуацию. Она долго молчала, потом сказала:
– По-хорошему тебе бы привезти ее к нам в клинику. В стационар ее никто, естественно, не положит, но нужно, чтобы ее все равно осмотрел врач и подобрал подходящую терапию.
– Она не хочет. Ни в какую.
– То, что ты описываешь, в принципе корректируется и обычной психотерапией, без таблеток. Только надо, чтобы психотерапевт был грамотный, имел образование, как у меня.
– А можно без походов к врачу? Она не пойдет. Упрямая.
Анна вздохнула.
– Ну чего ты от меня хочешь тогда? Любой совет, который я тебе дам, будет некорректным, потому что я ее даже не видела в лицо, в симптомы ее не погружалась.
– Я очень боюсь за нее. Не переживу, если упущу время и потеряю дочь.
Снова молчание.
– Хорошо, это не психологический совет, а просто дружеский. Имей это в виду. Обычно со страхами и фобиями работают следующим образом: потихоньку и осторожно сталкивают человека с тем, что его пугает. Вот боится пациент кактуса, мы сначала на фотографию этого кактуса смотрим, потом я этот кактус в кабинет приношу, потом прошу пациента сесть поближе, потом еще ближе, потом подержать кактус в руках. Человек понимает, что его не убивает то, что так его пугало, и успокаивается.
– Так, и?
– Иногда человека нужно столкнуть со страхом, чтобы его отпустило. Только, умоляю, не говори ей, что у нее рак. Ты ее до истерики доведешь. Действуй иначе. Помести ее в ситуацию, в которой у нее не будет возможности бегать к врачам по любому поводу, чтобы она пожила со своими страхами без попыток что-то предпринять и увидела, что если у нее что-то болит, то не нужно сразу бежать на УЗИ или к врачу, что недомогание не равно раку. Надо, чтобы твоя дочь побыла в опасности, но в разумных пределах. Только я прошу тебя, без охоты на медведей. В разумных и подконтрольных пределах, ты понял меня? А то знаю я тебя.
– Спасибо, Ань. Я должник.
– Цветы пришли. Розы. Больше пятидесяти штук.
– Понял. Адрес тот же?
– Тот же, тот же.
– Спасибо, Ань. Правда, спасибо. Я тебе всю жизнь буду благодарен, если поможет.
Глава 6
Леся подняла утенка, который залез в ее косметичку, осторожно посадила его на пол и вернулась к макияжу. Подвела губы, уложила брови. Отошла. Покрутилась. Платье тоже сидело прекрасно. Что же на груди-то будто камень? Лесе казалось, что если она ляжет на кровать, то ее грудь впадет внутрь от этой тяжести.
Леся села к отцу в машину, чтобы поехать в ресторан, и постаралась улыбнуться под пристальным отцовским взглядом. Она боялась, что он снова заговорит о врачах. Леся и сама не знала, почему так не хотела обращаться к психиатру. В ее окружении было много тех, кто пил таблетки и им действительно становилось легче, но ей почему-то казалось, что она проиграет самой себе, если признает, что не может справиться со своими мыслями и страхами самостоятельно.
Она прекрасно помнила, когда у нее началась ипохондрия. Год назад, когда она готовилась к ЕГЭ. Все девять учебных месяцев она находилась под таким давлением репетиторов, школы и ожиданий отца, что к маю спала не больше трех часов в сутки – в остальное время готовилась. А потом отец попал в аварию. Несерьезную, но все-таки ему пришлось поваляться пару недель в больнице. Леся тогда впервые осознанно и по-взрослому ощутила, что смерть близко. Отец ведь уехал просто купить семечек и чипсов к фильму. И если все может случиться так внезапно, то, значит, решила Леся, надо попытаться проконтролировать хотя бы то, над чем мы властны – здоровье. Стресс от экзаменов, недосыпание и страх смерти наложились один на другой и улеглись в большую пирамиду, которую Леся вот уже год никак не могла разрушить.
Тут из мыслей ее выдернул голос отца.
– Я попросил Саню, – сказал он, – захватить какую-нибудь молодежь, чтобы тебе повеселее было.
– Ну па-а-а-ап!
– Котенок, клянусь, я пол не обозначал. Он и девочку может привести.
– Сводня.
– Да как такую красотку не сводить? Я вообще не понимаю, как ты по улице спокойно ходишь, тебя же замуж звать должны каждый день.
– Не зовут. Друзьями вон даже предлагают остаться.
– Слепые. Пусть протрут себе что-нибудь!
– Хватит, пап. Хватит об этом.
Некоторое время ехали молча, а потом, на светофоре, отец залез в телефон, и через минуту на весь салон заиграла песня:
Все стало вокруг голубым и зеленым,
В ручьях забурлила, запела вода.
Вся жизнь потекла по весенним законам,
Теперь от любви не уйти никуда.
– Ну па-а-а-ап! – протянула Леся, услышав последнюю строчку. – Ну ты прикалываешься, что ли?
Валерий Евгеньевич самозабвенно подпевал и не слышал Лесю. Тогда она легонько ударила его в плечо кулаком.
– Папа! Ну что ты за человек!
Отец рассмеялся.
– Сейчас мое любимое будет, котенок, не бей, умоляю, дай дослушать, – сказал он, а потом затянул: «Любовь никогда-а-а-а-а, не быва-а-а-а-ет без гру-у-у-сти, но это приятней, чем грусть без любви-и-и».
Леся намеренно закатила глаза, но на самом деле ее тянуло смеяться.
Когда машина остановилась у ресторана, отец притянул Лесю к себе и звонко поцеловал в щеку.
– Пап, ну у меня же румяна и хайлайтер!
Отец продолжал звонко целовать Лесю в щеку. Наконец она рассмеялась и крепко обняла папу.
– Котенок, – сказал он, – я тебе желаю, чтобы ты была счастливее всех на свете. Я тебя очень люблю.
– И я тебя люблю, пап.
В ресторане администратор сообщила, что их уже ожидают, и провела к столу на веранде. Вид был на пруд и лес. Красота. Свежая зеленая шапка деревьев радовала Лесин глаз.
Леся на секунду остановилась и залюбовалась, и отец аккуратно подтолкнул ее к столику.
Там уже сидел интеллигентного вида худой мужчина в очках в пиджаке, который, кажется, был на несколько размеров больше, чем нужно. Рядом с мужчиной сидела девушка с короткой стрижкой. Лесе бросились в глаза неаккуратно накрашенные губы. В некоторых местах девушка вышла за контур, и весь ее образ от этого выглядел неряшливо.
Когда Леся с отцом подошли, мужчина встал, крепко пожал Валерию Евгеньевичу руку, а затем и Лесе, сказал, что его зовут Александр Александрович, потом представил девушку – аспирантку Машу, которая работает с ним на раскопках. Маша резко поднялась и ударилась о стол. Тот дернулся. По белой скатерти пошла влажная серая трещина.
– Ой, – сдержанно сказала Маша.
Леся представила, как, наверно, неловко чувствует себя Маша, поэтому тут же пошутила какую-то ерунду, схватила салфетки, забросала лужу, подозвала официанта и помогла ему сложить скатерть.
Наконец через пять минут все спокойно расселись и сделали заказ. Леся попробовала заговорить с Машей, рассказала ей несколько своих лучших смешных историй, но та не рассмеялась. Смущенная отсутствием реакции, Леся сделала вид, что решила сделать фото капучино, которое ей только что принесли. Фото оказалось неожиданно хорошим, и Леся загрузила его в свой личный канал в «Телеграме», перед этим как обычно сказав три раза: «Вокруг меня круг». Поскольку рядом сидела Маша, говорить пришлось совсем тихо.
В «Телеграме» фото сразу лайкнули три человека. В свой канал Леся добавила только близких друзей, одноклассников и одногруппников, с которыми хорошо общалась. Тут она заметила, что на одного человека в канале стало меньше. Леся знала, кто отписался. Это было закономерно, зачем Ярославу быть в курсе ее жизни, когда у них все вот так получилось? И все-таки она проверила. Вдруг… Нет, он, да.
Леся сдулась, как воздушный шарик, и стала смотреть в окно, краем уха слыша, как шутит и сам же громко смеется над своей шуткой отец. Лесю немного мучило чувство вины, что она не пытается поддержать разговор с Машей, но ей было так грустно, что найти в себе силы еще и для светской беседы казалось невозможным. Леся заскучала по Але. Если бы та была здесь, то ей было бы легче, она бы рассказала ей о том, что Ярослав отписался от нее в «Телеграме» и что они точно больше никогда не будут общаться.
– Извините, что опоздал.
Рядом с их столом остановился высокий симпатичный молодой человек.
– А, наконец-то, – сказал Александр Александрович. – Мой племянник, Сева. Знакомься, Сева, мой друг Валерий Евгеньевич и его дочь… э, Олеся.
– Лучше Леся, – вставила она.
Валерий Евгеньевич поднялся и пожал Севе руку и указал на место рядом с Лесей.
– А я смотрю, ты серьезно отнесся к моей просьбе, – сказал он Александру Александровичу, вернувшись за стол.
– Ты сказал «молодежь». Вот я и взял молодежь двух видов, чтобы точно угодить.
– Угодил, а, Леська? – спросил папа.
Сева посмотрел на Лесю, а она покраснела до ушей и поклялась, что устроит папе дома выволочку и отныне всегда будет приносить ему только остывший чай, а не горячий, как он любит.
Леся заказала вдобавок к капучино латте и салат. В горло до сих пор ничего не лезло, но для приличия она заставила себя поесть. Когда отец и А. А., как его про себя прозвала Леся, заговорили о своем, Леся вежливо поинтересовалась у Севы, где он учится, выяснила, что он тоже историк, потом она спросила, уже у Маши и Севы, часто ли они участвуют в раскопках, и выяснила, что каждое лето, потому что так положено по учебной программе, они в ответ немного поспрашивали о Лесе, повосхищались, что она на филологическом, покивали, когда она сказала, что отдает предпочтение языкознанию, и разговаривать больше стало не о чем. Они решили послушать, о чем говорят Валерий Евгеньевич и А. А.
– …иными словами, покопавшись в архивах и еще раз перечитав все свидетельства…