— Как наш больной? — спросила я через плечо.
— Если с нами ничего не случится — привезем живым, — отозвалась Шарапова. — Вот не знала, что вы так лихо водите машину.
— Это не единственное, что вы про меня не знали.
— Да, — согласилась она. — То я узнала уже поздно.
Мне хотелось спросить, что означает ее «поздно», но впереди опять уже надоевшим воспаленным глазом мигнул «красный». И тут же за перекрестком я заметила синюю «мигалку» — конечно, машина ГАИ была тут как тут. Я было начала притормаживать, но заметила на перекрестке «зеленый» сигнал левого поворота и тогда поняла, что на «красном» стоят два встречных трамвая. Конечно, только я подкатила к перекрестку, светофоры предупредительно мигнули.
— Водитель ГАЗа шестьдесят девять! — услышала я динамик «оперативки». — Остановитесь у обочины.
— Да некогда мне стоять… — процедила я сквозь зубы.
— Больница сразу за поворотом, — сказала Шарапова.
Перекресток, как и площадь, был хорошо посыпан песком, сзади накатывался грузовик, но до него было метров тридцать… и, нарушая сразу несколько правил уличного движения, я включила для инспекции «правый поворот», как бы соглашаясь остановиться, а сама юзом развернулась на перекрестке налево и проскочила между начавшими двигаться трамваями.
Инспектор ГАИ даже поперхнулся от такой наглости, его динамик что-то проревел нам вслед.
— Направо в ворота, — сказала Шарапова. — И прямо до корпуса.
Мы въехали на территорию больницы, и мой «газик», как бы решив, что он хотя и через силу, но выполнил свои обязанности, чихнул и заглох…
К корпусу мы подкатили с молчавшим мотором.
И тут же нам в задок почти уперлись радиатором желто-синие «Жигули». Видимо, чтобы не вносить лишней паники населению больницы, водитель еще при въезде выключил синюю «мигалку».
Я выскочила из машины, открыла заднюю дверку.
— Ну что?
— Все так же.
Инспектор в черном полушубке выбрался из «Жигулей» не спеша — торопиться ему на самом деле было некуда, да и сообразил, конечно, что перед ним не какие-то пьяные угонщики, коли сами остановились у корпуса «неотложки».
Он подошел, козырнул, как положено:
— Лейтенант Тимонов… — но я перебила его.
— Товарищ инспектор, помогите! В машине тяжелораненый…
Нужно отметить, инспектор не стал терять времени на вопросы, подключился к нам с ходу, подхватил Завьялова, и втроем мы понесли его к дверям. Завьялов только глухо постанывал; правую ногу он держал полусогнутой, я не знала, что это может значить, но спрашивать Шарапову не стала.
В светлой приемной в углу за столиком сидела сестра. Увидя нас, тут же поднялась, ничего пока не спрашивая, показала на лежанку, застеленную белой простыней.
— Ножевое ранение в живот, — сказала Шарапова. — Потерял много крови.
Без лишней торопливости, но профессионально ловко сестра помогла сдернуть с Завьялова пальто. Пригляделась, пощупала пульс.
— Танечка! — крикнула она в дверь. — Каталку нам побыстрее. Снимайте с него ботинки.
— Вам нужно остаться пока здесь, — сказала я Шараповой. — Расскажете сестре. А я с товарищем инспектором поговорю. Ему тоже нужно кое-что объяснить.
— Желательно, — подтвердил инспектор.
— Да, — повернулась я уже от дверей, — в карманах у Завьялова могут быть ключи от его машины. Захватите их с собой. Я вернусь, и мы вместе дождемся заключения врача.
— А там я не нужна? — Шарапова кивнула на дверь.
— Думаю, Тобольский управится и один. Надеюсь, что пишет он не хуже, чем говорит.
Мы вышли с инспектором на крыльцо. Над дверями горела лампа, и в свете ее ярко и как-то празднично поблескивали падающие пушистые снежинки. Было тихо и мирно, и я, выключившись так сразу из напряжения последних часов, почувствовала себя вдруг ослабевшей и смертельно уставшей.
— Можно я в ваших «Жигулях» посижу? — спросила я. — А то меня что-то уже ноги плохо держат.
— Пожалуйста!
Инспектор гостеприимно открыл мне заднюю дверку кабины. За рулем сидел бравый усатый сержант-шофер, который воззрился на меня с недоумением, которое у него не убавилось после слов инспектора:
— Подождем пока здесь, Иванцов!
Он забрался на переднее сиденье и повернулся ко мне.
— Сейчас, — сказала я. — Подождите, дух переведу. — И на самом деле мне показалось, что впервые за этот вечер, с того момента, как я увидела в переулке «газик» Брагина, я впервые смогла облегченно вздохнуть. — Рация у вас, конечно, работает?
— Конечно, работает.
— Сигналы по линии вам сообщали?
— Были такие. Что машина ГАЗ шестьдесят девять прошла всю площадь Калинина на красный свет.
— Кажется, никого серьезно не зацепила?
— К счастью, не зацепили.
— Вот на счастье я и надеялась. Почему торопилась — надеюсь, теперь вы понимаете. У меня нет с собой ни водительских прав, ни каких-либо документов — не ожидала попасть в такой переплет. Я попрошу вас: сообщите вашему дежурному в ГАИ, чтобы он срочно позвонил по городскому телефону. — Я назвала номер. — Это специальный телефон.
Инспектор тут же утратил все свое добродушие и взглянул на меня уже с настороженным любопытством.
— И что сказать?
— Сообщите… сообщите, что в районе городской больницы задержана Грошева, на машине ГАЗ шестьдесят девять.
Рация у «оперативки» работала отлично, я слышала весь разговор. Естественно, не могла только разобрать, что говорил дежурному ГАИ названный мной номер, дежурный сам повторил инспектору его слова.
Инспектор повернулся ко мне.
— Спрашивают, нужна ли вам какая-то помощь?
— Нет, уже не нужна. Передайте, что водитель ГАЗа шестьдесят девять сбежал, пусть сообщат куда следует. Остальные все на месте.
Инспектор положил трубку микрофона.
— Вот только, — обратилась я к нему, — мой ГАЗ что-то заглох у подъезда.
— Сейчас посмотрим.
Инспектор выбрался из машины, открыл дверку «газика», а я тут же вспомнила, что оставила ключ в замке зажигания, чем нарушила еще одну профессиональную шоферскую заповедь. Мотор заработал, завелся, что называется, с пол-оборота.
Инспектор вернулся. Конечно, он вынул ключ зажигания и подал его мне.
— В порядке, — сказал он.
— Спасибо. Значит, отдохнул мой старичок. Вот только меня по дороге опять могут задержать. Без документов все-таки.
— А вам куда?
— К Ботаническому жилмассиву.
— Тогда не задержат. Мы в этом районе на всю ночь. За ночь вы, надеюсь, со своими делами управитесь? — чуть улыбнулся он.
У инспектора было крупное лицо — и «губки бантиком», но выражение его глаз, очевидно, могло быть и строгим, и жестким, смотря по обстоятельствам. Я видела, что он с любопытством поглядывает на меня, соображая, что это за птица залетела в его машину, и я бы с удовольствием рассказала ему все… но когда-нибудь в другой раз.
— Думаю, управлюсь, — ответила я на его улыбку, открывая дверку кабины. — Хорошо, что вы оказались тут, так вовремя для меня. Доброго вам дежурства, чтобы не было угонщиков и сбитых пешеходов. Чтобы все легковые вернулись в свои гаражи с целыми радиаторами и багажниками. До свидания.
Так не хотелось покидать уютную кабину «оперативки», я бы с удовольствием посидела здесь еще с полчасика, в обществе близких мне по профессии людей, закурила бы у водителя «Шипку», обжигая пальцы и щурясь от табачного дыма, поговорила бы с ними о дорожных делах…
Я выбралась на асфальт подъезда.
Водитель завел мотор, тихо, без шума развернулся, помигал мне на прощание синим глазком, я помахала им вслед, и красные огоньки фонарей исчезли за воротами клиники.
На пороге я увидела Шарапову.
— Бориса в операционную отвезли, — сказала она. — Будут зондировать рану. Сестра сказала — узнаем через полчаса.
— Что ж, подождем.
Мы забрались в нашу машину. Там было неуютно и холодно, а я не хотела шуметь мотором, чтобы включить обогреватель кабины. Шарапова подала мне зажигалку «Ронсон».
— Теперь она ему ни к чему, — сказала она. — А вот ключи от машины и гаража. Только гараж у него уже другой.
— Я знаю, — сказала я.
— Неделю тому назад переехал.
— Я знаю.
— Да, конечно, что же я… конечно, знаете, — она достала из кармана шубки сигареты, предложила мне. Я отказалась, щелкнула «Ронсоном», Шарапова прикурила и отодвинулась от меня. Привалилась к спинке сиденья. За окнами клиники задвигались чьи-то тени, может, это была операционная, где сейчас смотрели Завьялова. Свет из окон падал в кабину, я молча смотрела на голенькую девочку, которую Брагин наклеил на переднее стекло, и думала… о многом я думала. Шарапова кашлянула слегка. Я коротко глянула на нее, крупные слезинки поблескивали в ее глазах, она досадливо смахнула их отворотом перчатки. Где-то хлопнула дверь.
— Все из-за меня… — тихо и глухо сказала Шарапова. Она помолчала, затянулась глубоко сигаретой и повторила: — Все из-за меня!
Опять кашлянула или от дыма, или нервный спазм перехватил ей горло. Слезы потекли по щекам, она поискала в карманах шубки платок, я протянула свой, она оттолкнула его и опять вытерла лицо отворотом перчатки.
— В «Капельках» они встретились… на танцах. Я думала, пройдет, как бывало. А однажды застала Зойку у него дома. Вот тут у меня и началось… Говорить с Вадимом бесполезно, я уже знала. У него же все просто…
— Контакт двух эпидерм, — тихо уронила я, но она услышала.
— Да, контакт… говорить он мастер. Поздно я поняла, что для меня это не просто «контакт»… а бросить его… Вроде и сильная, других, где нужно, заставить сумею, а себя пересилить не могла… — Пепел сигареты упал ей на колени, она не заметила.
Я смахнула пепел рукой.
— Сгоришь.
— Та… так и сгорела… Ушла тогда от него, оставила их одних. Как до дома добралась — уже и не помнила…
Огни в клинике засветились ярче, может быть, в операционной зажгли специальную лампу.
— В «Капельки» мы ходили еще, пыталась я Зойку возле себя удержать. Только зря. Встречалась она с ним, ходила к нему… Позвала я как-то ее домой, поговорить хотела. Ну, выпили, конечно, А Зойка что — девчонка слабая, осовела, смеется только. А у меня внутри как кислотой все обожжено. Смотрю на нее: «Господи, думаю, удержи мою руку!» И тут, некстати, Генка Брагин и Поль Фоминых приехали — денег у меня перехватить. Вот в голову мне и стукнуло… Говорю, забирайте Зойку, везите к Вадиму, я тоже туда поеду. Денег им дала, ушли они с Зойкой. Спохватилась: думаю, что же я наделала?… Выскочила даже из подъезда, а они уже уехали.