Элисон проводила их из кухни в прихожую и открыла дверь.
— Никого не впускайте, — сказал Ричер.
— Не буду, — улыбнулась Элисон.
— Я серьезно, — продолжал он. — По всей видимости, этот тип обходится без применения силы — просто входит в дом. Так что вы можете быть с ним знакомы. А может, это артист своего дела с убедительным объяснением наготове. Не попадитесь на удочку.
Ричер вышел на дорожку вслед за Харпер. Они услышали, как за спиной у них захлопнулась дверь и щелкнул замок.
Сотрудник местного отделения ФБР сэкономил им два часа лета, подсказав, что можно лететь из Спокана в Чикаго, а там успеть на рейс до Вашингтона. Харпер обменяла билеты, и они сели на «боинг» до Чикаго. В этот раз им пришлось удовольствоваться эконом-классом.
— Так что вы думаете? — спросила Харпер.
— Мне не платят, чтобы я думал. До сих пор мне вообще ничего не заплатили. Я всего лишь консультант. Задавайте вопросы, а я буду отвечать.
— Я уже задала вам вопрос. Спросила, что вы думаете.
Ричер пожал плечами:
— Думаю, круг намеченных жертв достаточно широк, но если остальные восемьдесят семь поведут себя так, как Элисон Ламар, с ними ничего не должно случиться.
— Только-то? — заметила Харпер. — По-вашему, нам следует всего лишь предупредить женщин, чтобы запирались покрепче?
— Да, по-моему, предупредить следует.
— Это не поможет поймать убийцу.
— А вам его и не поймать.
— Почему?
— Потому что вы не принимаете в расчет, какой он умный.
— Еще как принимаем. Если верить психологическому портрету, он очень умен. А портреты срабатывают. У психологов бывали поразительные успехи.
— А сколько неудач? Это ведь не точная наука.
— Значит, вы считаете, что от психологического портрета никакого толку?
— Не считаю, а знаю. Он содержит два взаимоисключающих утверждения.
— Какие конкретно?
— А вот этого я не скажу. Пусть Блейк извинится за то, что угрожал Джоди, и отстранит от дела Джулию Ламар.
— С какой стати? Она его лучший психолог.
— Вот именно.
В аэропорту их встречал все тот же водитель автопарка. В Квонтико они вернулись уже в сумерках. Джулия Ламар встретила их в одиночестве: Блейк был на финансовом совещании, а Поултон взял увольнительную и ушел домой.
— Как она? — спросила Ламар.
— В порядке, — ответил Ричер.
— А какой у нее дом? Отрезан от мира?
— Отрезан, но надежен, — сказал Ричер. — Запоры, как в Форт-Ноксе.
Она кивнула. Он ждал.
— Она хочет, чтобы вы приехали, — наконец сказал он.
— Не могу. Мне добрую неделю туда добираться.
— Ваш отец при смерти.
— Отчим.
— Не важно. Она считает, что вам надо приехать.
— Не могу, — повторила Джулия Ламар. — Она все такая же? Одевается под ковбоя, загорелая, хорошенькая?
— В точку.
Она снова рассеянно кивнула:
— Не такая, как я.
Он окинул ее взглядом: дешевый черный рабочий костюм, запыленный и мятый; бледность, худоба, ожесточенность.
— Да, вы не такая, — согласился он.
— Из двух сестер я — дурнушка, — сказала Джулия и ушла.
ГПАВА 4
Утром Ричер прождал Харпер полчаса. Она отперла дверь и вошла явно в хорошем настроении — элегантная, свежая, в том же костюме, что и в день их знакомства. У нее, очевидно, имелось три костюма, и она надевала их строго по очереди.
Они пошли в кафетерий. День был воскресный, на всей территории стояла тишина. Погода улучшилась. Не потеплело, но появилось солнце. Ричер на минуту понадеялся, что это предвещает ему удачный день. Он ошибся и понял это, как только увидел Блейка, сидевшего в одиночестве за столиком у окна. Перед ним была беспорядочно навалена груда воскресных газет, причем сверху лежала «Нью-Йорк таймс». Значит, в Нью-Йорке ничего не произошло, что означало — его план еще не успел сработать.
Харпер и Ричер сели напротив Блейка. Тот выглядел старым и очень утомленным, но Ричер и не подумал его пожалеть.
— Сегодня отрабатываете досье, — распорядился Блейк.
— Как скажете, — согласился Ричер.
— Они дополнены материалами по Лоррейн Стенли. Выводами поделитесь с нами завтра за утренней трапезой. Ясно?
— Как день, — ответил Ричер.
— Есть какие-нибудь предварительные выводы, о которых мне следует знать?
— Дайте мне прочитать досье.
— Но скоро нам придется предъявить первые результаты.
— Намек понял, — пробормотал Ричер.
После завтрака Харпер отвела его в тихую комнату, уставленную столами из светлого дуба и удобными кожаными креслами. На одном из столов лежала стопа папок высотой сантиметров тридцать.
Стопа состояла из трех связок, перехваченных толстой резиновой лентой. Эми Каллен, Кэролайн Кук, Лоррейн Стенли. Три жертвы, три связки. Он сверился с часами: двадцать пять минут одиннадцатого. Поздновато.
— Вы пытались связаться с Джоди? — спросила Харпер.
— Не имело смысла. Ее там явно нет.
— Переживаете?
— Я не умею переживать из-за того, чего не могу изменить.
Наступило молчание. Ричер взял досье Каллен, стянул резинку и открыл папку. Харпер сняла куртку и села напротив. Солнце било ей в спину, просвечивая блузку насквозь.
— За работу, Ричер, — сказала она.
Напряженнейший миг. Останавливаешься у обочины. Выключаешь двигатель. Извлекаешь ключи и кладешь в карман. Натягиваешь перчатки.
Выбираешься из машины. На секунду замираешь на месте, напрягая слух. Затем внимательно оглядываешься по сторонам. Напряженнейший миг, когда нужно решить — отступить или действовать. Думай! Думай бесстрастно.
Решаешь действовать. Тихо закрываешь дверцу автомобиля. Ступаешь на подъездную дорожку. Подходишь к двери. Стучишь. Дверь открывается. Она тебя впускает и рада видеть. Поначалу немного смущается, но затем приходит в восторг. Ты с ней разговариваешь — недолго, время еще не подоспело. Ты знаешь, когда будет пора.
Пора. На миг замираешь, проверяя, все ли в порядке. И приступаешь. Объясняешь ей, что она должна во всем тебе повиноваться. Она, конечно, согласна.
Велишь провести тебя в ее ванную. Она показывает и нахваливает ванную, словно агент по продаже недвижимости. Ванна хорошая. Приказываешь ей принести краску в дом. Надзираешь за каждым ее шагом. Все дело занимает пять ходок — из дома и в дом, вниз и вверх по лестнице. Она пыхтит, задыхается. Велишь ей улыбаться.
Велишь достать что-нибудь, чем можно открыть банки. Она достает из ящика кухонного шкафа отвертку. Велишь ей снимать крышки. Она опускается на колени перед первой банкой. Подсовывает кончик отвертки под металлический фланец крышки и приподнимает. Обрабатывает всю крышку по кругу. Крышка с чавканьем отскакивает. Она переходит к другой банке.
Вынимаешь из кармана пакет для мусора. Велишь ей сунуть в пакет все, что на ней. Она кивает и улыбается. Стаскивает с себя все до нитки и роняет в пакет. Стоит нагишом. Велишь ей улыбаться.
По твоему приказу она относит пакет вниз и прислоняет к парадной двери. Потом возвращаешься с ней в ванную и велишь опорожнить банки в ванну — медленно, осторожно, одну за другой. Она делает это очень сосредоточенно. Банки тяжелые. Краска густая. Медленно течет в ванну.
Говоришь ей, что она хорошо поработала. Она улыбается в восторге от похвалы. Тогда велишь ей отнести пустые банки туда, откуда она их взяла. Но теперь она голая, ей нужно сделать так, чтобы ее не увидели. Она снова кивает. Относит банки вниз. Открываешь ей дверь.
Снова ведешь ее наверх в ванную. Отвертка по-прежнему валяется на полу. Просишь ее поднять отвертку. Велишь порезать отверткой себе лицо. Она не понимает. Объясняешь. Говоришь, что хватит и царапин. Трех или четырех. Она улыбается и кивает. Царапает отверткой левую щеку. Появляется яркая красная линия. Теперь надави сильнее, говоришь ты. Она кивает. Новый порез кровоточит. Хорошо, говоришь ты. Еще три раза. Она кивает и улыбается. Хорошая девочка, говоришь ты.
Она все еще держит отвертку. Велишь ей лезть в ванну, медленно, осторожно. Она погружает в краску сначала правую ногу, затем левую. Садится. Велишь ей лечь на спину, медленно, осторожно. Она соскальзывает в краску.
Говоришь ей, что надо сделать. Поначалу она не понимает, объясняешь еще раз. Она кивает. Ее волосы напитались краской. Она погружается глубже. Теперь на поверхности только ее лицо. Она запрокидывает голову, помогает себе пальцами. Делает так, как было сказано. Глаза у нее раскрываются от ужаса, затем она умирает.
Ждешь пять минут. Потом делаешь то единственное, чего сама она сделать для себя не может. Из-за этого на правой перчатке появляется пятно краски. Давишь ей на лоб кончиком пальца, и над ее лицом смыкается краска. Стягиваешь с правой руки перчатку, вывернув наизнанку, и, держа ее в левой руке, спускаешься вниз. Правую руку на всякий случай засовываешь в карман. Единственный миг, когда есть риск оставить отпечатки. Перчатку бросаешь в пакет с ее одеждой. Открываешь дверь. Прислушиваешься, наблюдаешь. Выносишь пакет наружу. Оборачиваешься и закрываешь за собой дверь. Идешь по подъездной дорожке к дороге. Нажимаешь на замок, крышка багажника отскакивает, кладешь пакет. Открываешь дверцу и садишься за руль. Уезжаешь.
Досье Каллен открывалось кратким описанием ее четырехлетней военной карьеры. Успешно окончив курс начальной подготовки, она получила звание сержанта и была направлена на склад в Форт-Уайз близ Чикаго. Там она управлялась с документами и отправляла грузы по всему свету. Поначалу ей это нравилось. Затем ей стали действовать на нервы грубые шутки, капитан и полковник начали приставать к ней в открытую. В конце концов грязные разговорчики, лапанье и похотливые взгляды привели ее в кабинет Ричера.
Уволившись, Каллен уехала во Флориду, прожила там год, вышла замуж, развелась — и там же погибла. Фотографии места преступления не зафиксировали никаких повреждений дверей или окон дома, никакого беспорядка в помещениях — только выложенную белым кафелем ванную и заполненную зеленой краской ванну.