Девушка торопливо отперла дверцу сейфа.
Андрей, подойдя к ней сзади, внимательно разглядывал черную глухую внутренность, заполненную бумагами. Достав оттуда длинный узкий ящичек, девушка стала задумчиво перебирать карточки и, не смотря на медленные движения, пальцы ее дрожали.
— Ну, сестренка, шевелись.
— Вот.
Ольга перехватила карту и ничего в ней не поняла. Тогда бумагу взял Андрей.
— А где запись об увольнении? Где роспись? Человек два месяца не ходит на работу, и вы его не уволили?
— Нет, — начал директор. — Эти карты только для нас. Мы их оформляем по-другому, чтобы они не платили налог. Им же выгоднее.
— Какая забота.
К этому времени все отошли от сейфа, и Ольга одна осталась стоят, рассматривая взятую у Андрея карту.
— Ольга, подними ведомости, когда он в последний раз получал зарплату.
— Я сама, — шагнула вперед девушка, к щекам которой возвращался естественный цвет.
— Назад, сестренка.
Неловким движением Ольга уронила кипу бумаг, а Андрей, небрежно перехватив оружие, взглянул себе под ноги.
— Андрей! — закричала Ольга изменившимся голосом, белея под слоем косметики. — Здесь паспорт Вити, его трудовая, военный билет! Господи, все документы!
Она повернулась, трясущимися руками показывая зеленую трудовую книжку, зеленый узбекский паспорт и военный билет.
— Куда он мог без них уйти? Без документов человек — труп!
— Чушь! Вы говорите чушь! — внезапно закричал директор, тряся сразу обвисшими щеками. — Они все гастарбайтеры, нелегальные мигранты, почти бомжи! Им на все наплевать! Они скандалят, пьют и дерутся. Их уже все местные ненавидят, сколько раз милицию вызывали, чтобы разнимать. А этот ваш поругался, — директор обошел Андрея и подошел к Ольге. — Поругался и ушел. Откуда я знаю, куда. Что вы хотите? Чтобы я заявил в милицию? А он без прописки. Его посадят на поезд и ту-ту, домой отправят, в родной Казахстан.
— Узбекистан, — рассеяно поправила Ольга.
— Какая разница! И что? Мы ждем, терпим убытки и рискуем, а нам вон как платят. Ваш вот взял у меня под зарплату деньги и все, исчез, не отработал. Что же мне в суд на него заявлять?
Ольга молча смотрела на директора. Андрей переводил взгляд с одного на другого. Он в душе был согласен с ним: как и большинство россиян, он не любил приезжих.
— Хотите, я сейчас же заявлю в милицию? И убытки, кстати, тоже подсчитаю. Моральный ущерб — раз. Вы испортили телефон — два. Сотрудника вот избили.
Девушка-делопроизводитель в это время опустилась на корточки перед лежавшим охранником, всю рубашку которого заливала кровь и видя, что он зашевелился, помогала ему сесть.
— Извините, пожалуйста, — сказала Ольга и повернулась к Андрею: — Идем.
И она быстро пошла вперед, забыв о документах мужа, зажатых в ее руке. У двери она машинально переложила их в одну руку, а другой отперла замок, распахивая дверь настежь. Из-за прохладного утра она была в куртке, и металлические замки неприятно звякали на каждом шагу.
— Я из-за вас опоздал на совещание в мэрию, — кричал вслед директор. — И мне должны были позвонить.
И он осекся, словно от пришедшей в голову мысли.
Андрей усмехнулся, бросил мобильные телефоны на стол и хлопнул за собой дверью.
Ольга не слышала его. Она вышла на улицу и потерянно побрела, не чувствуя, как ее толкают прохожие. Андрей догнал ее и пошел рядом, не решаясь обнять, а только заглядывая в лицо.
— Что дальше, Оля? — спросил он наконец, обгоняя ее и заставляя остановиться. — Куда мы идем?
— Не знаю.
— Что дальше будем делать?
— Не знаю.
— Подожди.
Ольга, пытавшаяся обойти его, покорно замерла, а Андрей продолжал:
— Человек не кошка, его можно найти.
— Как? Мы здесь никто. У нас нет гражданства, нет прописки, мы беззащитны. Мы только по виду русские, а на самом деле никто. Но мы же не виноваты, что живем далеко отсюда, и что здесь жить легче. Витя мечтал заработать на машину, одеть меня. Мы оба работали. А в основном все деньги уходили на детскую одежду. Дети растут так быстро. Вместо масла — «Щедрое лето», так дешевле. Яйца только Иришке. У нас иногда и мяса не было. Еще спасибо маминой пенсии, а она у нее треть Витиной зарплаты. И Витя еще левачил, евроремонт делал с другом, — Ольга всхлипнула. — Скажи, чем мы провинились, чем? Мы же не нарочно туда уехали. Мы жили в одной стране. А знаешь, многие узбеки принимают российское гражданство. И радуются. Да за что же они нас в бродячих собак превратили?
Ольга резко отвернулась, а Андрей торопливо закурил. Он еще с детства не любил задач, которые не решались.
— Я даже в милицию не могу идти, — глухо и сдавленно продолжала Ольга. — Потому что у меня украли документы, потому что я родилась в Фергане, потому что я нищая. Что я скажу дочери, когда вернусь?
Привыкшие ко всему москвичи шли мимо и лишь мельком глядели на странную пару.
— Мы бедные, Андрей, а бедные сейчас могут стать только еще беднее. Мы не можем уехать, не можем платить за прописку, ничего не можем. Мы можем только работать на кого-то и вечно прятаться. Мы не люди, мы простые кули.
— Подожди. Витя присылал тебе деньги?
— Да, два раза.
— Ты не знаешь, сколько он получал?
— 16 тысяч.
— Да. Столько сказал и этот чер… бригадир, — Андрей оживился, швырнул окурок на землю. — А в ведомости написано — 36, и роспись. Подожди, подожди, ну-ка, пошли, вернемся.
— Нет, Андрей, мы и так натворили там. Он вызовет милицию и прав будет.
— Пошли.
— Никуда я не пойду. Я сегодня же уеду домой. Сдамся, и меня депортируют.
— А что скажешь дочери?
— Не знаю. Что мне делать? Молиться? Бог никогда не слышит таких, как я. Да пойми, сейчас и россияне вон сколько без вести пропадают. По телевизору разыскивают и никогда не находят.
— Вот кафе, пошли, зайдем и все обсудим. Документы давай положим в сумку, они еще пригодятся.
В кафе с неожиданной жадностью Андрей съел пару гамбургеров, запивая их кофе, а Ольга почти не притронулась к еде. Она сидела без всякой надежды и веры, и ей некого было больше любить.
— Идем, — уговаривал ее Андрей. — Надо все попробовать.
За то время, что они провели в кафе, Ольга успела сходить в туалет и умыться, крепко вытершись бумажной салфеткой. Она не плакала, но глаза ее покраснели, а голос охрип.
— Не бойся, — говорил Андрей. — Он в жизни не вызовет милицию. Да пойми ты, слишком легко он на меня своего бульдога натравил, да еще и с пистолетом. Просто так оружием не грозят, понимаешь?
— Ты же грозишь.
— Кому?
— Мне. Кто меня взял в заложники? За что?
— Ну, приехали. Не кричи.
Но кафе было малолюдно, и они сидели у окна.
— Дай мне денег на самолет.
— Я все деньги тебе отдам, я же обещал. Только кто тебе билет даст?
— Что же ты хочешь?
— Хочу довести дело до конца.
— Зачем это надо тебе?
— Не люблю, когда меня разводят, как лоха. И еще я там оставил свои очки.
— Пошли.
Времени после того, как они ушли из офиса строительной фирмы, прошло немного, и они рассчитывали застать ее директора на месте. Так же, как и в первый раз, не глядя на делопроизводителя, они прошли к кабинету директора, не обратив внимание на стоявшую у подъезда машину. Девушка приподнялась, желая что-то сказать, но Андрей уверенно толкнул от себя дверь. Он сделал быстрый шаг через порог и упал, сбитый с ног сильным рубящим ударом по основанию шеи. Мужчина, сбивший его, довольно хохотнул, сплюнул под ноги и смачно выругался.
— Проходи, — велел Ольге другой мужчина, показываясь в дверном проеме.
Та, застыв было на месте, переступила порог, делая шаг в сторону, чтобы не наступить на неподвижную ногу Андрея.
В кабинете, кроме директора находилось еще четверо мужчин. Одеты они были в джинсы, в футболки, в финки и рубашки с закатанными рукавами. А один даже был в майке-борцовке. Начиналась жара.
Самый молодой из них, с мускулами, напоминающими вырезку в мясном ларьке, шагнул к Андрею, лежавшему ничком, и пнул его в плечо. Тот со стоном откинулся на бок, повернулся к полу и так застыл.
— Считать до десяти не будем, — констатировал парень. — И так все понятно.
«Вот и все, — подумала Ольга обреченно. — Нашла Витю. А Иришку придется маме растить».
Мужчины тем временем все сгрудились над Андреем.
— Давайте, пацаны, вытаскиваем. Там разберемся.
— Сумка его. Брать что ли.
— Конечно.
— Тяжелая, мать его. Что там, кирпичи?
— Пистолет Дениса там, — подал голос директор.
— Дела. Этот козел прибрал его.
— Мать моя! Да это же ствол. Магазин. Калаш! Нет, другой какой-то. Вот пистолет! Склад волыны. Баксы, братаны.
Все они, включая директора, сгрудились вокруг сумки.
А тем временем Андрей сел. Выглядел он не лучшим образом: взлохмаченные пряди темно-русого парика упали ему на лоб, глаза блуждали. Но он выставил перед собой руку с пистолетом, отнятом у охранника, и поднялся, двигаясь, как лунатик. Никто даже не оглянулся. Андрей левой нетвердой рукой взвел курок и выстрелил.
Вмиг пространство вокруг сумки оказалось пустым. Пятеро парней, не готовые к нападению, просто попадали, откатываясь и прячась за мебелью.
— Бежим! — закричал Андрей, хватая сумку за ручку, стреляя еще несколько раз и выскакивая за дверь.
Ольгу он толкнул вперед себя, и на бегу еще умудрился застегнуть молнию на сумке, действуя кончиками пальцев руки, сжимающей рукоять пистолета. Двигался он еще неуверенно, спотыкался, но бежал что есть сил, дергая Ольгу то в одну сторону, то в другую. За ними по проезжей части гналась машина. Андрей потянул Ольгу через дворы. Те мужики, наверное, тоже не любили, когда их разводили. Они выскочили из машины и побежали врассыпную, мягко ударяя по асфальту подошвами сандалий и летних кроссовок. Было их трое, и один из них вернулся к машине.
Но Андрей не оглядывался. Ольга боялась попасть в непроходимый двор, а Андрей бежал, таща ее за собой, куда придется. Пистолет он спрятал за пояс, то и дело касаясь его рукой.