— Андрей остановился в лесу и отпустил меня.
Все вокруг недоверчиво молчали. Ольга оглядела их, слизывая с губ розовую помаду, потом встрепенулась, чтобы что-то сказать, и поникла.
— Ну, — поощрительно проговорил белобрысый.
— Что?
— Что хочешь сказать?
— Ничего. Просто я подумала…
— И что же?
— Может, он уехал? Совсем. Он говорил что-то такое тому леснику.
— Да? Точно? В показаниях такое есть? Странно.
Женя глядела то на одного, то на другого, начиная что-то понимать.
— Ладно, девочки, расписывайтесь и выметывайтесь. Они оставили адрес временного проживания? Тогда говорите и катитесь. Да, а ты забрала свои документы?
— Он не отдал.
— Кто? Козлов?
— А Козлов, это таксист?
— А таксист тут каким боком?
— Ну… документы у него…
— Они в милиции. Мы их передали в РОВД по месту.
— Это как? — привстала Женя. — А мы же ходили сегодня к этому таксисту. Вот прикол.
— Так. Это как же?
— Оля дала объявление в газете. А он ответил, сказал, что деньги нужно привезти по такому-то адресу. Мы отвезли, а он сказал, что надо еще.
— Да развел он вас по полной схеме. А вы, девочки, прям как в лесу. В милицию не могли обратиться? Или деньги лишние?
— Не лишние и не могли! — резко отрезала Женя. — Мы же здесь на птичьих правах. А она без документов. Милиция! Какая может быть милиция в наше время.
— Российская, — обрезал белобрысый и полез в карман за мобильником. Набрав номер и выпрямив спину, мужчина стал ждать.
— Да? Чепуров говорит. Приветствую. Слушай, ты где? На службе? Вот что, службист, тут заморочка одна. Документы… — он замялся.
— Дягиной, — подсказала догадливая Женя.
— Да, Дягиной, у тебя? По делу Коренева. Добро. Сейчас она к тебе заскочит, давай без бюрократизма. Все, добро. Вот так, девахи, теперь катитесь в 131 отделение. Гуд бай.
— Может быть, и мне поехать? Все равно планировали, — спросил один из парней, не отводя взгляда от Жени.
— Валяй. Подбросишь их, — сказал белобрысый и скорчил при этом рожу. — Назад можешь не возвращаться.
— Спасибо. Встретимся завтра. Пока.
— До завтра.
Андрей сел в постели. Действуя одной рукой, он сдвинул на лице бинты, освобождая глаза, посмотрел вокруг, привыкая к дневному свету и поднялся с койки. Видел он ничуть не хуже. Покачиваясь и едва передвигаясь на слабых ногах, он прошел коридором до хирургического отделения. Тут, в 5 палате лежал его брат. У медперсонала был обед, а у больных — тихий час. Андрей прислонился спиной к стене, отдыхая. Боль при дыхании была сильной. Андрей прикусил губы, стараясь перебороть ее, и тут же вскинул голову. В конце пустынного коридора открылась и закрылась дверь с цифрой 5, блеснувшей на свету. Человек небольшого роста в длинном больничном халате огляделся по сторонам и крадучись пошел навстречу Андрею. Это был Олег, и Андрей онемел от неожиданности, впиваясь глазами в его лицо. Брат его похудел, осунулся, в лице появилось что-то злое и затравленное. Больничный вылинявший халат он набросил на плечи и придерживал одной рукой на груди. Равнодушно скользнув взглядом по застывшему у стены человеку, он остановился у двери с буквой М. Стоя так, он снова огляделся, повернулся лицом к двери, достал что-то из кармана, огляделся внимательнее. Как-то неуверенно открыл туалет, переступая порог. Андрей, как мог, быстро пошел за ним, потому что успел разглядеть предмет, который мальчик сжимал в руке — это было лезвие бритвы.
Андрей не успел, дверь захлопнулась, и металлически звякнул о скобу крючок. До боли стиснув зубы, Андрей ударил плечом в тонкие доски. К счастью, крючок не вошел в скобу, а застрял в самом начале — ведь нелегко действовать одной рукой, да еще в которой зажата опасная бритва.
Боль пронзила плечо и все тело Андрея, в глазах потемнело, и он, почти ничего не видя, ввалился в туалет, все-таки сумев прикрыть за собой дверь.
Олег вздрогнул, халат свалился, и он остался в одной длинной больничной рубашке с болтающимся рукавом. Превозмогая себя, Андрей оторвался от стены и шагнул к нему.
— Вы что? — отступил к раковине Олег. — Вы что?
Андрей молча взял его за единственную руку и дернул к себе. Как он не был бессилен, рука сопротивлялась еще меньше, и, почувствовав это, он забинтованными пальцами левой руки вырвал из слабых пальцев подростка лезвие.
— Зачем? Что вам надо? Вы же никто!
— Я твой брат.
— По Адаму?
Олег не узнавал голоса брата. Он качал головой, растягивая губы в жалкой насмешке, и смотрел в скрытое бинтами лицо широко открытыми глазами.
— Нет, нет… не бывает… не может…
— Я — Андрей.
— Неправда, Андрей никогда ко мне не придет. Я все знаю, мне сказали.
— Я пришел.
— Его ищут.
— Я попал в аварию и обжог лицо, теперь у меня другой паспорт. Я — Виктор Дягин.
— Нет!
— Да.
— Как зовут нашу соседку?
— Глиста.
— А учительницу? Мою классную?
— Инфузория.
— А физика? Так его звали только мы с тобой.
— Циркуль.
— Какой девочке я подарил цветы к 8 марта?
— Ленке Скворцовой.
— Андрей!
— Витя. Витя, запомни.
— Пусть. Ты же не бросишь меня, не оставишь.
— Нет. Мы будем вместе, всегда вместе, только молчи.
— Да, — кивал головой Олег, все еще не веря, и с силой прижимался к груди Андрея.
Тот еле стоял, обнимая исхудавшие плечи брата и почти что повиснув на нем.
— Все, все, теперь иди, иди. Я буду рядом. Мы больше не расстанемся.
Олег снова посмотрел на него, стараясь рассмотреть полускрытые в бинтах глаза.
— Иди, — Андрей отступил назад.
Олег только качал головой.
— Я боюсь, Андрей.
— Я Витя, Витя, не забывай.
— Да, да, не забуду.
Наконец он ушел, оглядываясь и спотыкаясь, а Андрей, шагнув к перегородке и бросив в унитаз бритву, сел на него, как на стул. Как он жалел сейчас, что у него нет сигарет. Всего его трясло, и это было не от слабости.
Вот он собрался с силами и медленно, по стенке, добрался до своей койки, ничего не видя вокруг из-за тьмы, застилающей глаза. Упав на постель, он так и остался в этом неудобном положении, медленно отключаясь, и ему казалось, что лодка, качаясь, уносит его в черное небытие. Дурнота обволакивала его все сильнее.
Постепенно состояние бессознательности сменилось у него крепким сном. Он не шевелился и не слышал, как к нему в палату вошел Олег, как он одной рукой пытался перевернуть его и, не сумев, без сил опустился рядом на койку и так и остался сидеть возле него, боясь потерять снова.
К счастью, это была ведомственная МСЧ, обслуживающая простых рабочих, и персонал ее получал так мало, что не считал необходимым уделять больным много времени. Обход здесь делали только утром, поэтому никто не обратил внимание на однорукого мальчика, дремавшего, скорчившись, в ногах у брата.
На следующий день в двенадцатом часу в больницу вернулась Ольга. Было уже жарко, из-за влажного воздуха намного жарче, чем в Фергане. И кожа от солнца краснела тут совсем иначе. Вся распаренная, поднялась Ольга на второй этаж и пошла по коридору. Она плохо спала ночью и чувствовала себя разбитой. Тоска по дому, матери и ребенку, нервное напряжение и желание покоя и стабильности в жизни вымотали ее. Тяжело ступая, словно неся на себе груз, вошла она в палату.
— Я все доложу врачу, — кричала, стоя к ней спиной, медсестра.
— Пошла на хрен, — злобно ответил Олег.
— Что!
— Что слышала! — с подростковым упрямством выкрикнул мальчик.
— Ах… — медсестра, толстая и неповоротливая, потерянно огляделась, увидела Ольгу и, бросив ей: — Нет, ты слышала! — быстро вышла в коридор, шаркая шлепанцами.
— Корова долбанная, — уже тихо и нервно проговорил Олег, бледный и мокрый от пота.
— Затухни, — обрезал его Андрей. — Поднимайся и мотай к себе.
— Но…Ан…
— Шш. Закройся. Привет, Оля. Видала, как расходился? Ты что, братишка, меня подставить хочешь?
— Я?… нет… Я…
— Давай, поднимайся и топай к себе. Я же сказал, мы больше не расстанемся.
— Слово?
— Железно.
Олег встал, хотел что-то сказать, но губы его дрогнули, и он торопливо выскочил вон, обхватив себя за плечи единственной рукой. В коридоре он столкнулся с врачом, отшатнулся от него и проскочил мимо.
В больнице все знали историю мальчика, и те, у кого еще не атрофировалась жалость, сочувствовали ему. Хирург-травматолог, хоть и проработал в больнице 10 лет, еще не разучился ощущать чужую боль своей кожей. Посмотрев вслед мальчику, он вздохнул и вошел в палату.
Больной и его жена сидели на кровати, тесно прижавшись. Увидев его, они резко отпрянули, и врач подумал, что они целовались. Но он был не прав: Ольга и Андрей шептались, склонившись друг к другу, и именно поэтому у Ольги застыл на лице испуг, а Андрей слишком поспешно откинулся на подушку и закрыл глаза.
— Ты почему снял с глаз повязку, — сердито спросил врач. — Если хочешь ослепнуть, сразу скажи, мы не будем переводить на тебя лекарство и время. Мы вообще не обязаны лечить тебя.
— Я плачу вам, — сразу сел Андрей.
— Хочешь, я сейчас распоряжусь, и тебе вернут деньги и выкинут отсюда пинком за нарушение режима? Что ты устраиваешь сборище в реанимационной палате. Слишком уж ты быстро очухался. И уже начал хамить. Чтоб больше рта не раскрывал в присутствии медперсонала. Я тебя предупредил. Так что если вдруг это повторится, обижайся потом только на себя.
Андрей дернулся было, чтобы ответить, но Ольга предупредительно сжала его кисть, свободную от бинтов. Врач, словно не заметив этого, наклонился над ним, рассматривая бинты.
— На перевязку пойдешь сам, раз уж такой шустрый, потом — к окулисту, возьми у медперсонала карту, я предупрежу. А после обеда тебя переведут к выздоравливающим. Все. А вы госпожа, не забудьте надеть халат, раз находитесь здесь.
Сказав это, врач вышел: высокий, худой, в длинном белом халате, из-под которого выглядывали модные джинсы-резинка и сандалии на липучках.